Марина Серова - Рога изобилия

Внезапно все прекратилось. Некоторое время я боялась сдвинуться с места. Потом решила, что все-таки надо посмотреть, с чего это вдруг наступила такая тишина.

Осторожно ступая, держа наготове оружие, я медленно стала двигаться по направлению к комнате Григорьева. Ничего. Может, затаились и ждут меня?

Движением ноги я сняла с себя кроссовку, быстро нагнулась, подняла ее и запустила в комнату. Но выстрела в ответ не было и вообще ничто не нарушило тишины. Ушли, что ли?

Заглянув в комнату и включив свет, я убедилась в правильности своего умозаключения. Окно было распахнуто настежь. Убежали, значит.

Я вернулась в коридор. Там уже горел свет. Григорьев стоял на лестнице и смотрел на меня.

— Где Кирилл? — спросила я.

— Я его не видел.

Я выбежала во двор, включив перед этим свет на улице и у ворот. Машина так и стояла с той стороны. Значит, Кирилл не смог заехать на участок.

Я кинулась к машине. Парень сидел на земле, прислонившись спиной к машине, и держался за голову.

— Все болит? — обрадовалась я, увидев его живым.

— Угу. Мне кто-то еще раз заехал. Так что я тут полежал маленько, а теперь вот думаю, вставать или уж на месте остаться, чтобы не напороться на новый удар.

Я помогла ему подняться и даже обняла, пребывая в пылу охватившего меня волнения. Кирилл смотрел на меня странными глазами, полными удивления и немого вопроса.

— Идем в дом, — я оглянулась по сторонам, но никого не увидела.

Передав Кирилла Григорьеву, я вернулась к машине и завела ее во двор. Потом закрыла ворота и, убедившись, что вокруг царит тишина, пошла к дому.

— Он в порядке, — сообщил, подбежав ко мне, Андрей. — Что произошло? Я пошел покурить в беседку, а потом шум и стрельбу услышал.

— Тебя не было в доме?

— Я на звезды смотрел, — абсолютно серьезно ответил Григорьев. — О тебе думал.

Тут он посмотрел на меня, и я увидела, что его глаза начали постепенно расширяться. С чего бы это вдруг?

— Тебе повезло, — сказала я и почувствовала, что куда-то медленно проваливаюсь.

Глава 9

Я открыла глаза. Рядом со мной сидел Григорьев и держал за руку. Больше никого не было. За окном светало.

— Тебя чуточку ранили в предплечье. Сейчас мой знакомый доктор придет. Милицию мы решили не вызывать, — тихо сказал Андрей. — Ты лежи, не поднимайся. Я жгут тебе наложил. Кровь уже остановилась.

— Я так рада, что ты жив, — губы мои пересохли, и мне было трудно говорить. — Дай попить.

Избавившись от ужасающей сухости во рту, я задала вопрос:

— Кирилл как? Я ведь тоже к его голове руку приложила.

— Он мне рассказал, — улыбнулся Андрей. — Ничего, жить будет.

— Все-таки хорошо, что ты такой романтичный, — сказала я, пытаясь встать. — Если бы ты не пошел на улицу смотреть на звезды…

— Да, наверху полный атас. Попортили мне мебель.

— Они хорошо стреляли, со знанием дела.

— Да ты лежи, — Григорьев удержал меня, нагнулся и поцеловал в щеку. — Если бы не ты, не знаю, как все могло получиться.

— Если бы я не уехала, то эту перестрелку можно было предотвратить.

— Если бы знать, где упадешь, то не только соломку, и матрас подстелить можно. Разве все предугадаешь? Не волнуйся.

— У меня ведь мелькнула мысль, что меня выманивают. Но тетя — мое слабое место, — объяснения мне самой показались довольно глупыми, но что еще я могла сказать?

Когда Григорьев вышел, я бестолково уставилась в потолок и принялась анализировать сложившуюся ситуацию.

Что же мы имеем? От своего намерения убить Григорьева его противники не отказались. На самом деле просто выжидали более удобного момента. Причем сами этот момент и создали, убрав меня с дороги. Значит, противники знают, что я — это я и чем я могу быть опасна. Но тогда почему тот парень в нашей квартире так несерьезно ко мне отнесся?

Какая-то белиберда получается. Вряд ли можно сказать, что действовали профессионалы, организация покушения какая-то странная и явно поверхностная. Было бы разумнее и гораздо проще всех нас здесь хорошенько накрыть, и дело с концом.

Предположим, лишние трупы им ни к чему. Эту версию доказывает и тот факт, что не стали убивать Кирилла. Значит, им нужен только Григорьев. Это предположение меня более или менее устроило.

Пришел Григорьев и принес мне воды.

— Ты как чувствуешь себя?

— Нормально. Подумаешь, крови немного потеряла.

— Пуля царапнула только. Заживет, — пообещал Андрей.

— Это хорошо, что вы милицию не вызвали.

— Да, мы подумали, что особенно сейчас лишние проблемы нам ни к чему.

Приехал знакомый доктор Григорьева, осмотрел мою рану, сделал укол и пообещал, что скоро буду руками махать, как прежде.

После этого мы смогли наконец сесть и подумать. Правда, несколько мешало то, что Любовь Ивановна все причитала и вытирала платком глаза.

— Как же так? В собственном доме покоя нет. И как таких сволочей земля носит?

Я молчала. Хорошо, что не убили никого. Но вообще я давно перестала переживать по поводу того, что приходится лишать людей жизни. Поначалу бывало не по себе, а потом я поняла, что в моей работе этого не избежать. Хотя свыкалась я с этой мыслью долго, очень-очень долго. Успокаивалась тем, что люди, которые оказывались у меня на мушке, вовсе не были святыми, на их совести висело немало смертей.

Чувствовала я себя сейчас гораздо лучше, но аппетита совсем не было. Насильственно влив в себя кружку молока, я решила пройти еще раз по участку и посмотреть, все ли спокойно. К тому же сил уже не было сидеть тут и слушать стенания милой Любови Ивановны.

Григорьев посмотрел на меня понимающе и ничего не сказал.

Небо было хмурым, но облака вроде бы не собирались проливать на землю живительную влагу. А мне почему-то жутко захотелось настоящего ливня. Как сейчас помню кусочек своего детства: я стою у раскрытого окна, а за ним — проливной дождь. Запах его ни с чем не спутаешь. Это запах мокрого асфальта, прибитой пыли, грозы. Вспугнутые дождем прохожие прячутся по магазинам и подъездам. У меня всегда поднимается настроение и перед дождем, и во время него.

Задумавшись, я не заметила, как оказалась возле конюшни. Меня потянуло зайти внутрь, побыть немного среди красивых и умных животных, хотя и не стоило надолго оставлять Григорьева одного. Я вошла, и лошади сразу прислушались к новым звукам, прекратив пофыркивать и всхрапывать, как будто перестали между собой переговариваться на своем, понятном только для них, языке. Они вытягивали шеи, шевелили мягкими губами и кивали мордами, словно приветствуя меня.

Я подошла к одному стойлу и погладила жеребца по замшевому боку. Он потянулся губами к моей руке, ожидая, видимо, угощения. Жалко, что у меня с собой ничего нет.

Вошел Марат.

— Ты как? — спросила я у него. — Все нормально?

— А что со мной сделается, — пожал он плечами.

— Понятно.

— Только вот уехать мне надо, — Марат отвернулся и делал вид, что поправляет что-то на стене. — Я уже давно Андрею говорил. Мне родителей надо навестить.

— Конечно. Тебе не надо оправдываться передо мной, — искренне сказала я. — Надо, значит, поезжай.

— Вот и Григорьев так говорит. Будет нового конюха искать.

Марат взял ведро и вышел. А я окинула конюшню взглядом и произнесла в пространство:

— Ну вот, остались вы теперь без присмотра. Придется привыкать к новому конюху, ничего не поделаешь.

Я подошла к одному стойлу. Рыжая кобыла согласно кивнула мне головой. Глаза у нее были такими умными, как будто она поняла каждое мое слово. Или это на самом деле так? Сколько раз я поражалась, какими умными и понятливыми могут быть домашние животные. Смотришь на них иногда и дивишься, сколько всего они могут совершить по просьбе или приказу хозяина.

Гулко стукнула входная дверь, и в конюшню влетел порыв ветра. Разом стало сумрачно. Надо возвращаться в дом, а то сейчас пойдет долгожданный дождь. Да и не пристало так надолго оставлять клиента без надзора.

Предплечье заныло вдруг сильнее. Я попрощалась с лошадьми, погладив каждую из них по умной морде и сказав ласковые слова, хорошенько прикрыла дверь и пошла назад, подгоняемая ветром. Но не успела я сделать и нескольких шагов, как с неба начали падать крупные капли дождя. Потом он стал еще сильнее и превратился в сплошной ливень.

Я остановилась и подняла лицо к небу. Так приятно было ощущать на своей коже прохладные тяжелые капли, что я решила немного поблаженствовать, сделать себе такой подарок. Ветер трепал мои волосы, пока они еще не намокли, но через считанные секунды они легли на шею и лицо прядями, а потом и одежда прилипла к телу. Вода щекотливо стекала по лицу, попадая за шиворот, от чего захотелось рассмеяться и, раскинув руки, стремительно побежать, подставив лицо под прохладные струйки.