Сергей Лукницкий - Есть много способов убить поэта
Я позволю себе в этих коротких записках юриста напомнить, что основополагающим элементом Советского государства, рожденного революцией, явился коммунистический миф о том, что, будучи авангардом пролетариата, большевики возглавили народное восстание, которое выражало волю не только самих большевиков, но и всего русского народа. В действительности же Октябрьская революция была не чем иным, как государственным переворотом, совершенным революционным меньшинством, свергнувшим умирающее Временное правительство, которое пришло на смену монархии. Ни Ленин, ни его последователи так и не смогли признать этой реальности.
Ленин и не предполагал, что новое большевистское правительство (Совет народных комиссаров) столкнется с такой огромной проблемой, как внутренняя и внешняя оппозиция. Очень скоро он приходит к необходимости создать "специальный аппарат" для решения этой проблемы. Убежденные в уникальности и исключительной правильности марксистского учения, большевистские лидеры рассматривали любую оппозицию независимо от ее социальных корней, как контрреволюцию.
Уже 20 декабря 1917 года Ф. Дзержинский, обращаясь к Совнаркому заявил: "Не думайте, что я ищу формы революционной справедливости. Нам не нужна сейчас справедливость, идет война лицом к лицу, война до конца, жизнь или смерть. Я предлагаю, я требую органа для революционного сведения счетов с контрреволюцией".
Советский народ исподволь готовили к детективному жанру. Готовили вплоть до августовского путча 1991 года, когда под нажимом международной общественности, СССР включил статью 34 в "Декларацию прав и свобод человека и гражданина", гласящую: "Неустранимые сомнения в виновности лица толкуются в пользу обвиняемого".
Дай Бог, чтобы не повторилось средневековье. Со слов А.Солженицына: "Вот вспоминает о 1921 годе Е.Дояренко: лубянская приемная арестантов. Никто не знает своей вины. Первый вопрос Ягоды: "итак, за что вы сюда попали?" то есть, сам скажи, помоги накручивать! И ночные допросы были главными в 1921 году. И тогда же наставлялись автомобильные фары в лицо. И использовалось амосовское отопление для подачи в камеру то холодного, то вонючего воздуха".
УКАЗАНИЕ
30 сентября 1991 года в день Веры, Надежды, Любови и матери их Софьи состоялось заседание Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда РСФСР. Председательствовал на нем П.Луканов, а его сотоварищами были О. Полетаев и К. Гаврилин.
"Коллегия Верховного суда РСФСР рассмотрела протест Генерального прокурора СССР (см. "Юридическая газета", No 10, 1991) на постановление (его, как мы знаем, не было - авт.) Президиума Петроградской губернской чрезвычайной комиссии от 24 августа 1921 года, которым
Гумилев Николай Степанович, 1886 года рождения, русский, член коллегии издательства "Всемирная литература", председатель Петроградского Всероссийского союза поэтов без указания Закона (выделено и подчеркнуто мной - авт.) подвергнут высшей мере наказания - расстрелу".
Так, спустя семьдесят лет один месяц и восемь дней тоже, видимо, "без указания закона", начала торжествовать правда: дело Н.С. Гумилева стало впервые предметом рассмотрения суда. Настораживала лишь ссылка на "постановление", ибо такового не существовало.
Как мы видим в деле много неточностей, но полагаю одна из главных правовых, это то, что убийство назвали расстрелом.
Поскольку сообщение о казни давала сама ЧК, опровержения в установленном порядке в газету не поступило, а в материалах дела свидетельства о смерти Гумилева не содержится, я продолжаю считать Гумилева убиенным.
В связи с этим стоит, пожалуй, еще раз обратиться к 104-му листу дела Н.С. Гумилева, где содержится выписка из протокола заседания Президиума Петроградского Губчека. Там было написано: "Гумилев Николай Степанович, 35 лет, бывший дворянин, филолог, член коллегии издательства "Всемирная литература", участник Петроградской боевой контрреволюционной организации, активно содействовал составлению прокламаций контрреволюционного содержания, обещал связать с организацией в момент восстания интеллигентов, кадровых офицеров, которые примут активное участие в восстании, получил от организации деньги на технические надобности".
И чуть правее сделана приписка: "Приговорить к высшей мере наказания расстрелу".
Никакого "постановления", мало-мальски коллегиального решения не было. Оказывается, протокольная запись стала вполне достаточной, чтобы безоговорочно решить судьбу одного из крупнейших русских поэтов.
Через три дня после "этого" (авт.), 27 августа 1921 года, Николая Степановича Гумилева расстреляли.
В списке обреченных, опубликованном в No 181 "Петроградской правды" тех дней, Н.С. Гумилев был тридцатым. И, конечно, не последним.
Чужой судьбой, чужой жизнью распоряжаться легче - лишь бы свою сиюминутную репутацию или, как бы еще сказали, "реноме" спасти, утвердить. Но главная ущербность - это сиюминутность, даже если она прикрывается громкими фразами. Сиюминутность всегда от слабости, а не от силы и убежденности. Кто забывает это, того самого забывают. В 1964 году незадолго до смерти А.Ахматовой руководителям ЦГАЛИ пришло в голову "облагородить" свою организацию. Отныне архив ЦГАЛИ украшает фотография А.Ахматовой с надписью: "Милым Цгалийцам на память об Ахматовой"...
Но ничто не исчезает бесследно. Рано или поздно справедливость вырывается из мглы забвения. К счастью ныне здравствующих, и ради будущих обрело свое достойное место в истории имя гражданина России Николая Степановича Гумилева.
Итак, снова: "Постановление Президиума Петроградской губернской чрезвычайной комиссии от 24 августа 1921 года в отношении Гумилева Николая Степановича отменить и дело производством прекратить за отсутствием состава преступления." В.Руднев "Протест /от 20.09.1991 г./ по делу Николая Гумилева", "Известия", No 226, от 21 сентября 1991 года.
Вот и все. И произошло это, как уже было говорено, в день Веры. Может быть, веры в справедливость, в истину, в добро. В то, что к делу Гумилева еще вернутся когда-нибудь, когда окажется, что реабилитировать его надо было не с формулировкой отсутствия в его поступках и жизни "состава преступления", а за "отсутствием события преступления", а то и вследствие "изменения обстановки".
Но не изменится ли обстановка еще раз, не окажутся ли поэты опять виновниками грядущих политических событий?
В 1968 году Прокуратура СССР по ходатайству П.Н.Лукницкого может быть и хотела бы взяться за пересмотр дела, да не решилась.
Смутили строки: ...когда вокруг свищут пули, и волны ломают борта, Я учу их как не бояться, не бояться и делать, что надо...
или такие: Я конквистадор в панцире железном...
или такие: Я пропастям и бурям вечный брат...
Сегодня обстановка изменилась. Разрешено "учиться не бояться, и делать что надо", и даже спонсировать конквистадоров...
А как только стало разрешено, и Союз писателей, и Фонд культуры, и Прокуратура, и КГБ, и Союз юристов поспешили Гумилева тоже всеподданейше полюбить, и поставили в "деле" долгожданную точку.
ПОГОСТ
Ушла Советская власть, так и не реабилитировав Гумилева. Некоторые ее противники, рядящиеся сегодня в одежды демократии стараются искупить содеянное. И к ним уместно применить формулу Ф.Ницше из "Антихристианина": "Я возражаю против того, чтобы вносить фанатика в тип искупителя". (Сб. "Сумерки Богов", Политиздат, 1989 г., стр. 49).
Остались непохороненные тела и память.
Газета "Революционное дело" сообщила о подробностях расстрела. "Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской железной дороги. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму, и по яме была открыта стрельба. На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей".
Станция узнана позднее, - Бернгардовка. Место расстрела установлено А.А.Ахматовой и П.Н.Лукницким. В книге Веры Лукницкой "Николай Гумилев" дается фотография предполагаемого места расстрела. Эту фотографию сделали мы с мамой.
В 1988 году мы с ней, по традиции, отправились, как всегда на машине ежеполугодный визит в Ленинград, навестить близких на Серафимовсвом и Пискаревском. Как-то само собой решили потом проехать к месту гибели Гумилева, что возле села Бернгардовка, разыскать его, если повезет сфотографировать.
Доехали быстро, папочкой составленный план местности (о нем уже упоминалось) был подробен и ясен. Когда до искомой сосны оставалось метров сто пятьдесят-двести, дорогу нам перегородил характерный забор с проломанной колючей проволокой, свидетельство того, что мы попали на территорию воинской части.
Не успели мы сориентироваться, как ни из чего явилась фигурка прапорщика. Но провидение, как говаривал веселый и бородатый Жюль Верн, приходит к людям тогда, когда исчерпаны все возможности. И точно, судя по цвету петлиц прапорщика, мы оказались на территории части МВД. Это было особенно приятно и своевременно, поскольку как раз в это время, я служил в этом ведомстве.
