Анатолий Ромов - Бесспорной версии нет
Каждый, кто хотел бы узнать всю подноготную о Баграте Элизбаровиче, наверняка всю эту подноготную уже знал. Кроме того, по "Жемчугу" гуляло несколько визитных карточек Чубиева.
На четвертый день, с трудом открыв глаза в четверть второго, Иванов подумал: может быть, хватит? Задача, которую он себе поставил, выполнена.
Вскочив, принял душ. Оделся, подошел к двери, взялся за ручку — но почти тут же пришлось нагнуться. Поднял лежавший под дверью бумажный квадратик, развернул: "Уважаемый Б.Э.! Вас срочно просил позвонить в Москву Леонид Георгиевич".
Леонид Георгиевич… То есть Прохоров. Записка — сигнал сочинцев.
Спустившись в холл, зашел в будку междугородного телефона-автомата. Набрал номер Прохорова. Через секунду в трубке щелкнуло.
— Слушает Прохоров.
— Леня, это Борис. Я в Сочи. Что, какие-то новости?
— Еще минут двадцать, и я уехал бы во Внуково. Вчера позвонили из Гудауты. Кудюм там.
— Вот те на… И как он себя чувствует?
— Вроде в спокойном состоянии. Гудаутцы взяли у него паспорт, якобы для проверки. Так что деться ему некуда. Короче, у меня уже билет на самолет. Я вылетаю. Ну и… хотел бы увидеть тебя.
— Ты летишь до Адлера?
— До Адлера. Рейс десять пятьдесят два.
— Отлично. Давай так: в адлеровском аэропорту тебя встретят. А я сяду в машину чуть позже. Скажем, у Гантиади.
Ираклию и Шестопалову Иванов объяснил, что срочно вылетает в Москву. Потом по телефону-автомату позвонил в сочинское УВД и попросил дежурного выслать машину для встречи Прохорова. Предупредил: вместе с Прохоровым эта машина должна подождать его в Гантиади.
Через три часа он уже сидел рядом с Прохоровым в синей "Волге", направляясь в Гудауту.
В Гудауту они приехали около восьми часов вечера. Здраво рассудив, что разговор с Нижарадзе-Кудюмом лучше отложить до утра, остаток дня оба решили посвятить уточнению связанных с Кудюмом обстоятельств. Только выяснив их, можно было выработать тактику завтрашнего допроса.
Ожидавший их начальник Гудаутского отделения внутренних дел, моложавый майор, хоть и был готов к разговору, ничего нового о Кудюме сообщить не смог. По его сведениям, Кудюм, вернувшийся после отбытия наказания к семье в Гудауту, бывал здесь крайне редко. На все вопросы участкового всегда отвечал одно: ездил к родственникам. Родственники у него были в Тбилиси, Пицунде и Лазаревском. Но где в действительности бывал во время своих отлучек, пока не установлено. Выдвинутая было версия, что на "гастроли" он выезжает в Псковскую и Новгородскую области, в дальнейшем не подтвердилась. Что касается паспорта, Кудюм уверял всех в Гудаутском ОВД, от участкового до начальника отделения, что действительно потерял паспорт в поезде. То же самое он сказал и вчера, когда паспорт у него под видом проверки был изъят. Вообще же, по словам начальника ОВД, этим фактом, изъятием у него паспорта, Нижарадзе остался крайне недоволен. Он уверял, что ему опять якобы нужно ехать к родственникам, сначала в Тбилиси, потом в Пицунду.
В комнате для приезжих Иванов и Прохоров перед сном все еще раз обсудили. Конечно, было бы хорошо, чтобы на первых порах Кудюм о приезде сюда хорошо знакомого ему Иванова не подозревал. В этом случае, если бы он начал темнить, Иванов, внезапно подключившись к допросу, мог бы использовать фактор неожиданности. Тем не менее решили: все же лучше будет, если Иванов просто посидит за столом. Молча. Делая вид, что не помнит Кудюма. Такое поведение должно дать двойное преимущество: во-первых, Кудюм, столкнувшись с непонятным ему поведением Иванова, наверняка будет нервничать; во-вторых, Иванов, разместившись в стороне, сможет наблюдать, как он будет реагировать на подготовленные заранее вопросы.
23. Допрос
Утром Прохоров и Иванов вошли в комнату, отведенную для разговора в Гудаутском ОВД.
Кудюм явился точно к десяти:
— Можно?
Прохоров ответил:
— Пожалуйста, заходите. И дайте повестку, я отмечу.
Кудюм протянул повестку и уселся на единственный свободный стул.
Иванов отметил: за время, прошедшее с их последней встречи лет семь назад, он почти не изменился. Сухопарый, разболтанный, небрежно одетый. Выглядел на свой возраст — что-то около тридцати двух лет. Заметив, что Кудюм на него покосился, зевнул, прикрыв рот рукой. Ясно, Кудюм его узнал. И сейчас лихорадочно пытается понять, зачем он здесь.
Прохоров, почувствовав, что почва для допроса готова, начал задавать вопросы. Работал он, как отметил про себя Иванов, по высшему классу. Говорил спокойно, мягко, почти дружелюбно, но при этом непрерывно расставлял скрытые ловушки. Очень скоро эти ловушки начали срабатывать. Тем не менее, хотя метод действовал безотказно, ответа на главный вопрос — на самом ли деле Кудюм потерял паспорт или кому-то его передал или продал? — Прохоров получить не мог. Довольно скоро стало ясно: Кудюм врет. Паспорта он не терял, но сказать правду боится. На это твердо указывало то, что, даже окончательно запутавшись, Кудюм все-таки стоял на своем — паспорт потерял в поезде.
Наконец Прохоров выложил главный козырь:
— Гурам Джансугович, вы знаете, что вашим паспортом воспользовался особо опасный преступник?
— Не знаю никакого опасного преступника.
— Совершивший ряд тяжелых преступлений, в том числе убийство. Причем убийство работника милиции.
— Ничего я не знаю.
— Значит, теперь знаете. Хотите сказать что-то по этому поводу?
— Что мне говорить? Я все сказал.
— Хочу напомнить: скрывая связь с этим преступником, вы тем самым активно ему помогаете. Надеюсь, меру наказания за подобные действия вы знаете?
— Да ладно вам… — Кудюм замолчал.
Прохоров повертел лист протокола:
— Гурам Джансугович, давайте признаваться. Ведь и вам будет легче, и нам. Скажите, кому вы передали свой паспорт? Скрывая истину, вы помогаете особо опасному преступнику. Наоборот, рассказав правду, докажете свою сознательность. Ответственность перед обществом. Ну! Гурам Джансугович!
— Никому я его не передавал. И не мучьте меня, гражданин начальник. Потерял я паспорт. Потерял. В милицию я пришел сразу, заявил сразу. Какие претензии?
— Претензия только одна, Гурам Джансугович: вы не хотите сказать правду. Допускаю, боитесь. Может быть, вас пытались запугать? Было такое?
— Ничего не было. Никто меня не запугивал. — Сказав это, Кудюм опустил голову и замолчал.
Прохоров, вздохнув, стал записывать ответ. Несколько раз досадливо тряхнул ручкой. Наконец поднял свой "Паркер". Покачал головой:
— Все. Кончились чернила. Придется идти заправлять. Подождите, я постараюсь побыстрей. — Вышел.
"Что ж, — подумал Иванов, — уход Прохорова кстати. Самая пора поговорить всерьез". Глядя в опущенный затылок Кудюма, спросил по-грузински:
— Нижарадзе, ты ведь меня знаешь? Знаешь или нет?
— Знаю, — неожиданно решительно сказал Кудюм. — Знаю, батоно Борис. Но поймите, в жизни человека иногда бывает сложный переплет. Очень сложный. Я взят за горло, понимаете? За горло.
— Кем же? Назови имя этого человека?
— Не могу я назвать его имя. И не человек это. Судьба.
— Судьба взяла тебя за горло. Ты хочешь сказать — людей при этом не было? Я правильно понял? Судьбы без людей не бывает. Ты, Нижарадзе, это хорошо знаешь. Так же, как и я. Поэтому очень прошу: не выводи меня из себя.
Человек, который убил Садовникова, явно жил в "Алтае" по паспорту Кудюма. Кудюм этого человека знает. Но вместо того чтобы назвать, сидит, уставившись в пол. Иванов внезапно ощутил раздражение:
— Вот что, Кудюм. Ты знаешь: с тобой, со всеми твоими родственниками, поездками, вообще со всем, я еще не разобрался. Не до этого. Хотя подозреваю, сильно подозреваю — переключился ты после колонии. Ушел из средней полосы. На Кавказе, в родных местах, фармазонить лучше. Так ведь?
— Что вы, батоно Борис. Никуда я не ушел. К родственникам ездил…
— Ладно. К этому еще вернемся. Говорю в последний раз. В самый последний. Если ты не скажешь сейчас, кому отдал паспорт, все сделаю, но спокойной жизни здесь, на побережье, тебе не будет. Земля будет гореть под ногами! Где бы ты ни был. В Тбилиси, Пицунде, Лазаревском. В любом другом месте. Обещаю. Понял?
— Понял. Только статью на себя брать надо.
— Какую еще статью?
— Ладно, батоно Борис, возьму статью. Если правду говорить, отдал я паспорт. Не знаю, кажется, даже вашему отдал.
— Что значит "вашему"? Работнику милиции?
— Да… Вообще-то, глупо все получилось. Поймал он меня на хибе[14]. Я уже бабки взял. Вдруг он, откуда ни возьмись. "Стой, ни с места… И вы, потерпевший, ни с места…"
— Подожди, подожди… Где все это было?
— В Сочи. На морвокзале. У меня сразу застучало: влип. Выйти не успел, и на тебе.
— Он что, был в форме?
