Иван Сибирцев - Отцовская скрипка в футляре (сборник)

— Кит? — взгляд его стал недоумевающим. — А… извините, пожалуйста. Я ведь первый раз на рыбалке.

— Я так и подумала. — Она примирительно засмеялась. — Но вообще-то, я не совсем кит. Я — Настя, — и договорила, сама удивляясь своей откровенности: — Здешняя жительница. Работаю в клубе. А вы кто?

— Глеб Карасев, старатель. Вообще-то москвич. — Он вздохнул. — Да вот второй сезон приезжаю сюда. Так что тоже почти здешний. — И снова вздохнул.

Глеб наконец поднялся, лодка снова закачалась от его неловких движений.

Тяжело опираясь на ее плечо, Глеб шатко зашагал по хлюпающим доскам. Но вдруг увидел, ощутил напряженно пульсирующую жилку на шее Насти, ее порозовевшую от усилия или от его близости щеку, нервно вздрагивающие ресницы, твердо встал, вскинул девушку на руки, перенес через мостки, бережно поставил на траву. Разбежался по мосткам, исчез в воде, вынырнул на середине пруда с веслом, забросил его в лодку и в несколько бросков достиг противоположного берега.

— Мы еще встретимся, Настя! — весело крикнул он. — Вы мне порвали ру-ба-ху!

Испуганно загомонили птицы.

…ах…аху!.. — долго звенела и смеялась тайга.

Зубцов взглянул на жену и почувствовал: Нина сильно обижена на него. Он попытался припомнить свои прегрешения перед нею и, недоумевая, что могло рассердить ее, попробовал настроить жену на чисто хозяйственные заботы.

— Нинок, утром мне потребуется белая сорочка. Тяжело в жару в нейлоне, но завтра… — И обнял жену.

— Раньше ты обычно брал в командировки темные и цветные рубашки. И вдруг понадобилась белая. Это в такую глушь, как Северотайгинский район. Или снова в Сочи? И не один, а с юным лейтенантом в мини…

— Северотайгинский район? От кого ты узнала?

— Пожалуйста, не повышай голос. У тебя просто какая-то мания секретности. Раньше ты хоть снисходил до того, что предупреждал меня о своих поездках, А теперь… В общем, если мы настолько чужие друг другу…

— Кто сообщил тебе? — лицо Анатолия стало отчужденным.

— Не волнуйся. Не частный сыщик. Твой коллега майор Ганичев, Петр Егорович, зам. начальника Северотайгинского райотдела. Надеюсь, ты с ним знаком. Зашел сегодня и сказал, что он проездом, купил кое-что и договорился с тобой, что ты отвезешь посылку его семье, поскольку завтра вылетаешь туда…

— И ты взяла? — В голосе Зубцова смятение.

— Где там! Наизусть затвердила твой приказ: не вступать ни с кем в разговоры о твоей работе, ни от кого не принимать никаких вещей и писем… Прямо домострой какой-то. Ганичев ушел страшно обиженным.

— И на том спасибо, — с облегчением сказал Зубцов. — А как выглядит этот Ганичев?

Нина пожала плечами, но, перехватив напряженный взгляд мужа, заговорила:

— Лет под пятьдесят. Солидный. Внушительные манеры. Смуглое лицо… Я даже подумала, что он уже с курорта. Волосы седые, а борода черная. Ну как, похож?

— Во всяком случае, напоминает. — Зубцов достал из кармана пиджака фоторобот Мамедова:

— Посмотри, не похож ли он на этого человека?

— По-моему, не похож. Хотя глаза, пожалуй… Но этот много моложе. — Она растерянно посмотрела на Анатолия и спросила: — А в чем дело? На снимке кто-то, кого ты ищешь? Или у нас был не Ганичев?

— Мне надо срочно поехать в министерство.

Он вернулся часа через два, заботливо усадил Нину, сел рядом:

— Спасибо тебе, родная. Будет хорошо, если и дальше ты станешь слушаться моих домостроевских приказов. Ганичев действительно в Москве. Час назад я с ним познакомился. Сибиряк-здоровяк, лет сорока пяти. Простецкий мужик с курносым лицом и рыжей шевелюрой. У тебя он не был и, прости, не собирается.

— Что же это, Толя! — Нина теснее придвинулась к нему.

— Война нервов. К этому мы тоже должны быть готовы. Но ты не забыла, что завтра утром мне понадобится белая сорочка?…

Генерал Шадричев подошел к окну, распахнул створки, грузно опустился в кресло и сказал:

— Я согласен с мнением отдела: есть основания возобновить прекращенную Лукьяновым операцию. Однако ваша, Михаил Сергеевич, — он обернулся к Орехову, — версия о том, что фамильные ценности хранят потомки Бодылина, мне кажется небезупречной. Нельзя забывать ни о голодной смерти Аристарха Николаевича Аксенова, ни об осмотре Лукьяновым ленинградской квартиры и дачи Аксеновых. Кстати, будем готовы к тому, что мы вообще не сыщем этого легендарного золота. За полвека самый крупный клад мог осесть в торгсинах, рассыпаться на колечки и зубные коронки. Бодылинское золото — самоцель для наших противников. Нам важнее обезвредить Мамедова, лже-Федорина и прочих авантюристов и либо доказать причастность семьи Аксеновых к преступлению Бодылина, либо снять с них все подозрения. Тут надо как можно скорее разобраться в полученной вами, Анатолий Владимирович, анонимке.

— Анонимка, товарищ генерал, не беспочвенная, — сказал Зубцов. — Я запросил Краснокаменск и получил спецдонесение от полковника Патрина: Северотайгинский райотдел проверял документацию в старательской артели рудника Октябрьского. Выявлено несоответствие между объемами перемытых отвалов и съемками металла. Не хватает больше килограмма.

— Проверку начали в связи с анонимкой? — спросил Шадричев.

— В плановом порядке. За пять дней до получения нами анонимки. Это и настораживает.

— Действительно, — согласился Шадричев, медленно поднялся с места, пошел по кабинету, раздумывая вслух: — Похоже, анонимку сочиняли, зная о проверке, предвидя ее результат, стремясь приковать наше внимание к артели и сбить с главного направления поиска.

— Но ведь золото, Василий Матвеевич, утекает именно из старательской артели, — заволновался Орехов. — Экспертизой подтверждено: самодельные колечки и протезные пластины из металла Октябрьского месторождения. Почему все это кажется вам отвлекающим маневром? Мне это видится единой цепью преступлений.

— Нитью скорее, — весело сказал Шадричев. — Где это видано, чтобы такие добрые молодцы, как наши кладоискатели, с их-то прытью, с психологическими подходами, да удовольствовались жалким килограммом.

— И донос написали на себя, — сказал Зубцов.

— Вот именно, — подтвердил Шадричев. — Нет, у них цель потоньше: подставить кого-то из своих в артели и направить по ложному следу. А самим укрыться получше и взять Аксеновых в клещи.

— Но коммерческие связи этого Мамедова с кем-то в старательской артели, пусть косвенные связи, — настаивал Орехов, — они же в свете анонимки и сообщения из Октябрьского бесспорны. И это может стать кончиком, держась за который мы размотаем весь клубок.

— Об этом нет спора, — Шадричев примирительно улыбнулся. — Вскрыть сообщников Мамедова среди старателей для нас очень важно. Кстати, я, Анатолий Владимирович, — генерал обернулся к Зубцову, — не могу согласиться и с вами, что анонимку они писали, зная о нашей проверке. Предвидели результаты? Да. Но о проверке не знали. Их расчет — вынудить нас на проверку, выиграть для себя время и свободу маневра. — Шадричев потянулся было за сигаретами, вспомнил о строгом запрете врачей, отдернул руку, улыбнулся грустно и продолжал: — Дальше — Аксенов. Проверить его связи сложно: управляющий рудником ежедневно общается с десятками людей. Но проверять в свете новых фактов придется. Деликатно, осторожно, тщательно. Соучастие Аксенова в хищениях металла и в хранении клада сомнительно… А взять под наблюдение надо, ради его же безопасности. На этом направлении мы наверняка выйдем и на интересующих нас лиц. — Шадричев сделал паузу и обратился к Зубцову: — Ну, а ваши соображения о визите к вам Мамедова…

— Мне кажется, товарищ генерал, визит ко мне, кроме прямой провокации, преследует еще одну цель: убедить нас, что Мамедов в Москве. Он буквально вызывает огонь на себя. А в это время тот, кто над ним, после его визита (я убежден: в их шайке есть кто-то повыше рангом Мамедова, похитрее, поопаснее) движется в Сибирь или уже находится там. Словом, мне пора получать командировочное предписание…

— Правильно, пора, — согласно повторил Шадричев. — Только вот куда, в какой пункт?

— В Краснокаменск. Тем более, что, как сообщил полковник Патрин, Агния Климентьевна Бодылина-Лебедева вчера возвратилась в родной город.

— А меня, товарищ генерал, — начал Орехов и прокашлялся, — очень тревожит поселок Октябрьский. Ведь исключать полностью сопричастность Аксенова пока не приходится. Нет у нас для этого веских фактов. Одни психологические нюансы: фронтовик, авторитетный руководитель. А ну как руководитель-то в матушку свою — конспиратор! И покуда мы в Краснокаменске обхаживаем Агнию Бодылину, ее отпрыск и дедовский клад пустит с торгов, и заложит собственный из краденого золота.