Марина Серова - Черная радуга

Долго копаться не пришлось. Михаил Константинович знал, где искать необходимые нам файлы, и вот мы уже знакомимся с историями болезни пятнадцати человек, по тем или иным причинам ушедших в мир иной в этом и прошлом году.

— Были ли среди умерших обеспеченные люди?

— Да, парочка найдется. — Легкое потрескивание клавиатуры, и вот перед нами сведения на некоего Николаева. — Вот, пожалуйста. Депутат областной Думы. Как сейчас помню, дошел до ручки бедняга. Водка, водка, водка. Хронический алкоголизм.

— И никаких наркотиков?

Валанов покачал головой.

— Вот еще. Леваков Петр Иванович. С двадцать шестого года. Был директором тарасовского плодовощторга. Нормальный дедок. Выяснилось, что мы с ним воевали в одной дивизии. Немного он чудить стал по старости, но это из-за атеросклероза. Мы с ним тогда на День Победы… а потом он через неделю и умер.

— Крепкий дед-то был?

— Он фотографии показывал. За год его высушило. Родственники думали, что он пьянствует потихоньку, вот и запихнули к нам.

— Кто остальные?

— Психи с большой буквы, — Валанов продолжал просматривать документы. — Вот вам четыре случая суицида, есть убийство, но не волнуйтесь, не по вашей части. Один перегрыз другому глотку. Из погибших больше никто не занимал высокого положения. Это все.

— А из тех, кто спокойно выписался отсюда?

— Давайте я скажу вам сам, без машины. Вы заходили в палату к Лене. Там у нас восемь коек. И они постоянно заняты. Есть еще такая же палата, но мужская, там десять коек. На этих восемнадцати местах лежат те, кто в состоянии платить за лекарства. Эти люди идут на поправку и выздоравливают благодаря тому, что в их карманах есть деньги. Контингент больных в обеих палатах полностью меняется через три недели. Иногда одни и те же поступают к нам по второму, а то и по третьему разу.

— Каким способом можно достать даблнаролфин?

Дед почесал огромный лоб.

— Это вещество синтезировали в Англии. Оно обладает очень мягким действием и, по сути, является наркотиком, но привыкают к нему медленно, и дело здесь не только в размере дозы, но и в способе обработки. Производит его английская фармацевтическая фирма «Гринвич Фармасьютикалз» и поставляет во все уголки земного шара. Технологию держат в секрете. А достать его на рынке практически невозможно. В Россию он официально не ввозится. Почему вы спросили об этом?

— Один знакомый приехал из-за бугра и посоветовал моему другу достать этот препарат.

— Другу плохо? — намекнул доктор на житье-бытье на игле.

— Да.

— Пусть приходит.

— А он уже. Трофимовский Станислав Петрович. Мы же говорили о нем.

Валанов пообещал лично присмотреть за Трофимовским.

Закончив беседовать с доктором, я отправилась навестить бухгалтера. Из-за отсутствия мест в наркологическом отделении его положили в другой корпус. Я нашла Трофимовского в терапии.

Палата на шесть человек. Довольно тесная. Койки стоят на минимальном расстоянии друг от друга, но можно разглядеть следы недавнего ремонта. Занавесочки, картиночки. Холодильник, стол. Уюта маловато, но все же лучше, чем в наркологии, там палаты больше похожи на камеры — серые и мрачные.

— Здравствуйте, Татьяна, — Станислав Петрович встал и протянул руку.

Я поздоровалась, и мы вышли прогуляться в коридор, благо режим здесь был самым легким.

— К вам уже приходил врач?

— Да. Мною будет заниматься сам Валанов.

— У него здесь авторитет?

— Да. Лучший специалист.

— Ну и…

— Завтра буду сдавать анализы. А сегодня догуляю беспризорником.

Что ни говори, после попадания в больницу люди меняются. Человек, смирившись с тем, что он болен, начинает вести себя более размеренно и спокойно и при каждом удобном случае рассказывает о своих болячках и о том, как его пытаются избавить от хворей.

— Пока ехал сюда, страшно кружилась голова, думал, не доеду. Как я дошел до такого?

— Ничего, — успокоила я его, — все образуется. Главное — помните мои слова: не употребляйте никакой посторонней пищи. Ешьте, что называется, из общего котла.

Он внял моим рекомендациям и пообещал быть паинькой.

— Когда вас собираются перевести в наркологическое отделение?

— Вроде дня через два. Вы думаете, я не понимаю! — неприлично громко высказался он на весь коридор, чем тут же привлек внимание двух здоровенных санитаров, мирно беседовавших в углу. Они посмотрели в нашу сторону, но, увидев, что наш разговор мирно продолжается, более не обращали на нас внимания и продолжали спокойно общаться между собой.

— Вы же меня используете как наживку, — продолжал нагнетать обстановку Трофимовский.

Я услышала за спиной топот и обернулась. Сумасшедший Гришенька бежал и хихикал, сжимая пальчиками крупную купюру, отобранную, видимо, у незадачливого водителя.

Санитары тут же отреагировали, но перехватить Гришеньку не смогли, и он понесся дальше по коридору.

— Стой, придурок! — выкрикнул один из дюжих молодцов.

Высокий мужчина выглянул в коридор из-за какой-то двери. Мы с Трофимовским видели его со спины.

— Наведете вы порядок или нет?! — Голос его был хриплым. Фраза явно была адресована нерасторопным санитарам.

Гришеньку вскоре изловили, после чего наш разговор был продолжен.

— Вы говорили врачу о своих подозрениях насчет «Найс боди»?

— Да, но он никак не отреагировал. Сказал, что лучше признаться самому себе в употреблении наркотика, чтобы в будущем больше никогда этого не делать. Но я же не наркоман!

— В порошке, который вам продавали, нашли вещество, расшатывающее нервную систему и вызывающее привыкание. Вас приучили принимать «Найс боди».

— Но ведь это незаконно.

— И я о том же. Давайте наберемся терпения.

— Это все Катя, да?

— Не спешите с выводами, Станислав Петрович. Отдыхайте.

Я успокоила его и, попрощавшись, вышла на свежий воздух.

Один-единственный фонарь, нависающий над входом в вонючее заведение, носящее гордое название: бар-ресторан «Горбун», еще не горел.

Разместилось данное учреждение в стенах сборочного цеха электромеханического завода. С началом рыночных отношений властям пришлось свернуть производство из-за нерентабельности предприятия, а имущество выставить на продажу.

Здание выкупили за бесценок, после чего организовали здесь культурное обслуживание любителей спиртного.

Самая длинная стойка бара в городе была местной достопримечательностью. Если бы к ней удалось прибавить уютные столики и внимательное обслуживание — заведение процветало бы непременно. Но кого могут заинтересовать несколько обшарпанных прямоугольников, жесткие стулья плюс самообслуживание?

Я осмотрелась и пришла к выводу, что не совсем права. Рабочий день еще не закончился, а человек тридцать уже находились «на посту». Значит, выручка будет.

Водку здесь отпускали прямо в пластиковые стаканчики, предварительно отмерив объем в мензурке.

Именно за измерением дозы для очередного страждущего я и застала возвышающегося над стойкой бармена. Слой сала на его животе поверг бы в ужас породистого хряка. Как только небритый боров закончил священнодействовать, я — женщина — позволила себе открыть рот в чисто мужском отстойнике:

— Ты Пашу знаешь?

Он посмотрел на меня, как на больно укусившее его насекомое.

— Какого Пашу?

— Бармена Пашу.

— Ну-у.

— Не мычи, — огрызнулась я, — знаешь или нет?

— У тебя к нему дело?

Я выложила на стойку дензнак.

— Сейчас позову. — Деньги исчезли. Боров набрал в легкие побольше воздуха и прокричал на весь сборочный цех: — Мужики! Ей надо бармена Пашу!

Зал ответил ему гоготом.

Терпеть столь унизительное отношение к себе я была не намерена. Вид пистолетного ствола успокоил самозваного диск-жокея.

— Ты чего здесь из себя строишь, туша?

Спеси у мальчика сразу поубавилось.

— Извини. Обидел. Понимаю, — слова были произнесены в полной тишине. — Успокойся, девушка, — обладатель пивного живота вывесил белый флаг. — Паша — это я.

Коротко объяснив суть дела, я протянула борову небольшой фотоснимок.

Он взял фотографию и, покрутив ее в руках, отдал обратно.

— Я знал Игоря. Каждый вечер приходил с приятелем промочить горло, — Паша помрачнел.

Не разглядеть дырку на лбу незадачливого киллера было совершенно невозможно.

— Вспомни, позавчера Игорь приходил?

— Ты из милиции? — насторожился хранитель огненной воды.

— Успокойся, я твой спонсор. — Еще один банковский билет исчез в карманах трудного собеседника.

— Он сидел один за своим любимым столиком. Вон там. — Я повернулась. Место в трех шагах от стойки. Всегда освещено. Всегда под зорким оком Паши. — Потом к нему подсел мужик с двумя кружками пива, и они принялись о чем-то болтать. Брали еще пиво и говорили. Потом ушли.