Чарльз Вильямс - Мертвая яхта
И тогда случилось это.
Мы находились далеко от Северных отмелей, направляясь на Юкатан. Согласно карте, глубина в этих местах достигала сотни фатомов. Был очень жаркий солнечный день, и Шенион предложила мне поплавать. Она была великолепна, когда легко и грациозно соскользнула в воду. Я закрепил свой акваланг и последовал за ней. Вода была прохладной и приятной, и я остановился, чтобы полюбоваться серебристым водопадом ее волос, ореолом окружившим ее головку, когда она плыла рядом со мной.
Спустя несколько минут я заметил небольшую тупорылую акулу, метнувшуюся в сторону от нас. Я стал преследовать ее. Она была маленькой и совершенно неопасной. Обернувшись к Шенион, я не увидел ее, и тут же всплыл на поверхность. Но и здесь ее нигде не было видно. Я начал волноваться. Может быть, она по какой-нибудь причине возвратилась на палубу?
Я обернулся, чтобы посмотреть вокруг, когда легкое серебристое мерцание коснулось моих глаз. Я похолодел от ужаса. Она была в сотне футов подо мной, погружаясь все глубже и глубже…
Зачем она сделала это? Это мог быть несчастный случай. Это должен был быть несчастный случай. Она была сказочно счастлива со мной. У нее не было причин покончить с жизнью. Очевидно, давление заставило ее потерять ориентировку. Это называется подводным шоком. А я оказался слишком далеко, чтобы оказать ей своевременную помощь!
Нет! Она отлично понимала, что делает. Это был ее последний совет мне. Она знала, что такое ужас и отчаяние преследуемого, и подсказала мне единственный разумный выход. Я был наивным ребенком, когда рассуждал об этих маленьких портах! Она поняла, что нам никогда не удастся уйти от всего, что случилось…
В полном одиночестве я сижу в каюте, перед раскрытым бортовым журналом, обхватив голову руками и неподвижным взором уставившись в одну точку на карте.
Двадцать три градуса пятьдесят пять минут северной широты, восемьдесят градусов западной долготы… Место, где покоится на дне моя богиня. Макслей оказался прав. Найти точку величиной с булавочную головку легко. Я отыскал бы это место с закрытыми глазами.
Чайка с криком опустилась на обломок, плывущий рядом с бортом моей яхты. Может быть, это ее чистая душа прилетела ко мне, чтобы послать свой прощальный привет. Взглянув в воду, я вижу неясное серебристое мерцание…
Оно манит. Оно зовет, оно влечет меня к себе. Я слышу ее родной голос: "Иди ко мне, и мы снова будем вместе, исчезнув из этого дикого и жестокого мира…"
Какая-то тяжесть давит на мои плечи, жесткие ремни стягивают мою грудь. Акваланг все еще висит на мне.
Я не могу удержать крика, рвущегося у меня из груди.
Душа моя разрывается на части и болит, болит…
Закрыв глаза, я снова вижу все это перед собой: сияющая голубизна и этот последний, приветливый, серебристый отблеск, манящий и влекущий за собой в своем умирании. Он зовет, и зов его непреодолим. Исчезнуть и раствориться в сверкающем экстазе… исчезнуть и раствориться…
ГЛАВА 25
Было больше двух часов пополуночи, когда капитан танкера "Джозеф X. Феллок" перевернул последнюю страницу журнала.
"Бедные дети, — подумал он. — Бедные, измученные, затравленные черти! Четыре часа дня, а мы подошли к яхте в пять…"
Перемена названия судна не могла ничем им помочь. Этого было недостаточно. Нужны были документы. Много документов. Это было так же бесполезно, как и вписать свое имя в чужой паспорт. Маннинг должен был знать, что для входа в любой порт, даже самый маленький рыбачий поселок, необходимо иметь десять фунтов всякого рода бумаг и сургучных печатей. Во всех портах имеются портовые власти, и везде они требуют документы. Маннинг должен был знать, что они не могли надеяться на чудо…
Капитан вышел на мостик и облокотился на поручень. Внезапно он вздрогнул и выпрямился.
— Будь я проклят! — пробормотал он. — Будь я проклят сию же минуту! Этого не может быть… Это было бы слишком прекрасно для этого трижды проклятого мира!
Танкеру пришлось уклониться далеко в сторону от курса, поскольку капитан вызвал по рации катер береговой охраны, чтобы встретиться с ним на траверзе Майами и передать "Фрейю" с рук на руки. Во всяком случае, капитан именно так объяснил это Дэвидсону, своему старому боцману.
Если учесть все противоречия и принять во внимание, что Маннинг ни при каких обстоятельствах не мог поверить в свои мечты, что же остается в таком случае?
Остаются два обстоятельства: то, что Маннинг был писателем, и то. что он пытался спастись сам и спасти девушку, которую любил
Бежать им было некуда, и они это знали. Некуда во всяком случае до тех пор, пока за ними охотятся. Но если охота прекратится, они смогут спокойно вернуться обратно в свою страну, где они будут в безопасности и будут возбуждать меньше любопытства, чем в любом другом месте на земном шаре. А охота за ними может быть прекращена лишь в том случае, если гангстеры уверуют в их смерть.
"Но я ничего не знаю об этом, — думал капитан. — Я только строю предположения. Я вообще не хочу знать окончательно и бесповоротно, потому что в этом случае я буду вынужден доложить властям.
Ведь Маннинг не совершил никакого преступления, если не считать преступлением самозащиту. И он надеялся, что это поможет им спастись".
Капитан взглянул назад, немного в сторону от кормы "Фрейи", ближе к побережью. Это мог быть кусок плавника или голова… или две головы… Он внимательно всматривался в спокойную гладь залива, поблескивающего в предзакатных лучах солнца. И рука его непроизвольно потянулась к биноклю, висевшему на ремне у него на груди.
"Нет! — решительно подумал он. — Если я буду знать наверняка, то надо будет доложить об этом. И тогда никто не будет обращать внимания на ничем не обоснованные химеры сентиментального старика. Рапорт пойдет по инстанциям, закрутится полицейская машина, новость просочится в газеты и гангстеры навострят уши…
Они без всяких хлопот доберутся до берега на своих спасательных жилетах и у них наверняка есть достаточно денег, чтобы сменить свои купальные костюмы на комфортабельное платье…"
Что же это все-таки? Плывущие обломки? Но он видел, что они слишком уверенно направляются к берегу… поднести бинокль к глазам, чтобы посмотреть и убедиться?
На мгновение темный предмет на воде раздвоился и одна часть показалась капитану светлее, чем вторая. Затем обе точки слились в одну, исчезая в полумраке заката.
— М-да. Счастливого пути! — тихо прошептал капитан.
Он повернулся и направился в штурманскую рубку, так и не подняв бинокль, висевший у него на груди…
