Ольга Володарская - Клятва вечной любви
– Ты молодчина!
– Я знаю, – улыбнулась Шура. Она успела накрыть на стол и теперь разливала коньяк. – Ну, давай за это и выпьем… И за встречу.
Они чокнулись. Шура залпом выпила коньяк и поморщилась:
– Гадость.
– Зря ты, «Хеннесси» – очень хороший коньяк.
– А по мне – клоповник. – Шура торопливо сунула в рот шоколадную конфету. – Ты-то как, Вер? Расскажи хоть о себе. Я тебе уже всю свою жизнь поведала, а ты молчишь…
– У меня все хорошо, Шура. Много работаю, на личную жизнь времени мало остается. Так что семьи нет.
– А любимый человек?
– Есть бойфренд, Алексей. Очень успешный предприниматель. Такой же трудоголик, как я. Видимся раз в неделю, и так уже на протяжении двух лет. Не могу сказать, что люблю его, но определенные чувства испытываю.
– Я тоже Пашу не любила. Ценила, уважала, симпатизировала ему, но и только…
Вера, услышав признание, нисколько не удивилась. В Шурином сердце никакому другому мужчине, кроме Стаса, места не было!
– Вер, давай, что ли, Виктора Сергеевича помянем? – предложила Шура. – Знаю, ты его за что-то ненавидела, но чисто по-человечески надо…
И, не дожидаясь Вериного согласия, принялась разливать коньяк по стопкам. Она наполнила только одну, когда в окно кто-то стукнул.
– Блин! – выругалась Шура, от испуга расплескав коньяк. – Кого там черти принесли? Опять поди алкаши окна перепутали – тетка за стенкой самогонкой торгует, а все ее клиенты ко мне прутся… – Она рванула занавеску, выглянула, и выражение ее лица мгновенно переменилось. – Стас? – ахнула она. – Ты?
– Я, – ответил он, голос был хорошо слышен через открытую форточку. – Можно мне войти?
– Конечно, заходи, квартира два, там дверь открыта…
Он кивнул и скрылся из виду. Шура тут же стала суетливо поправлять прическу, одергивать платье и стирать с нижних век несуществующие потеки туши.
– Помада есть? – выпалила она, кидаясь к Вере.
– Блеск есть.
– Давай быстрее!
Вера порылась в сумочке и, вытащив тюбик, протянула Шуре. Та, не глядя в зеркало, мазнула им по губам, затем схватила с холодильника пузырек с псевдофранцузскими духами и щедро ими обрызгалась. После чего, по всей видимости, сочла себя готовой к встрече и пошла в прихожую.
Стас как раз переступил порог квартиры.
– Я не помешал? – спросил он.
– Нет, что ты! – заверила его Шура. Ее голос дрожал от радостного волнения. – Проходи.
Стас прошествовал за ней в кухню. Увидев Веру, нахмурился – не ожидал ее тут застать (когда заглядывал в окно, не заметил, что она сидит за столом), но быстро с собой справился.
– Хорошо, что и ты здесь, – сказал он. – Нам нужно поговорить.
– Мне оставить вас? – спросила Шура. Голос ее чуть дрогнул.
– Нам троим поговорить надо. – Стас указал ей на пустующий стул. – Сядь, Шура. Я хочу у вас кое о чем спросить…
Но он не успел задать свои вопросы, поскольку на пороге кухни показалась заспанная девочка. Она терла кулачками глаза и канючила:
– Ма-ам, я не хочу больше спа-ать…
– Вижу, как не хочешь, глаза вон продрать не можешь! – рассердилась Шура. – А ну марш в кровать!
– Ну, ма-ам… – Карина просительно посмотрела на Шуру, затем перевела взгляд на Веру, улыбнулась ей и обратила взор на Стаса. – А я вас знаю, – сообщила она. – Вы с мамой в одном классе учились, я вас на фотографии видела. Мама ее в столике хранит, но часто достает и…
Шура не дала дочери договорить, строго сказала:
– Быстро в постель!
Но хитрая девочка уходить не хотела, поэтому нашла предлог, чтоб остаться еще на минутку:
– Пить хочу. Дай мне водички. – А увидев на столе бутылку пепси, добавила: – А лучше лимонадику.
Шура налила дочери колы. Пока она пила, Вера разглядывала Карину и поражалась ее привлекательности. Шурина дочь была похожа на мать, но в то же время сильно от нее отличалась. У девочки были такого же цвета глаза, тот же пуговичный нос, тот же маленький рот, что у Шуры, но из-за длинных темных ресниц глаза были очень выразительными, а мелкие черты не казались таковыми на узеньком личике. Это у мамы были круглые щеки и тяжелая челюсть, а у дочери нежный овал лица и остренький подбородок. Волосы Карины чуть вились и спадали темными локонами до середины лопаток.
– Все, твоя душенька довольна? – спросила Шура у дочери, когда та опорожнила стакан.
– Конфеточку еще хочу.
– Перебьешься!
– Ну, ма-ам, тебе что, жалко? – закапризничала Карина.
– Действительно, мама, тебе разве жалко? – улыбнулся Стас. Полез в карман куртки и, достав огромную шоколадную плитку, протянул девочке: – Держи, красавица.
– Ой, какая большая! – восхитилась та. – Я ее всю могу съесть?
– Только не за один раз, ладно? А то твои красивые зубки выпадут!
– Но она вся моя?
– Конечно, я ж ее специально для тебя покупал. – Он легонько щелкнул девочку по носу. – А теперь беги в кровать!
Карина, сунув шоколадку под мышку, унеслась в комнату.
– Очаровательная у тебя девочка, – сказал Стас, проводив Карину взглядом. – На мужа похожа?
– Нет, совсем не похожа. Но мастью в него.
– Ты знал, что у Шуры есть дочь? – спросила Вера. Впервые она обратилась к Стасу напрямую.
– Шура сказала мне об этом сегодня. Мы же сто лет не виделись…
– Живете в одном городе и не видитесь?
– Представь себе.
– А нам и негде, по сути, пересекаться, – пожала плечами Шура. – Обитаем в разных районах, живем разной жизнью. Я из школы в садик, потом домой, ложусь рано, нигде не бываю – ни в ресторане, ни в спортклубе, ни в дорогих магазинах, продукты на рынке покупаю, там подешевле…
– Я даже не знал о несчастье, приключившемся с Шуриной семьей. Меня тогда не было в городе. Вернулся спустя два года.
– И ни разу с тех пор о Шуре не вспомнил?
– Кто бы говорил? – огрызнулся Стас.
– А давайте выпьем? – предложила Одинец, чтобы разрядить обстановку.
– Я за рулем, – покачал головой Стас. – К тому же я ненадолго…
– Ты что-то хотел у нас спросить? Что именно?
– Вы в курсе, что мой отец включил вас в свое завещание?
– Кого это – нас? – недоуменно насупилась Шура, а бутылка коньяка в ее руке замерла над стопкой.
– Тебя и Веру.
– Что за ерундовина?
– Тебе он отписал свой особняк, Вере – акции.
Шура открыла рот и просидела так, похожая на рыбу, несколько секунд, а потом вдруг рассмеялась.
– Я не шучу, Шура, – оборвал ее смех Стас.
– Да брось! – отмахнулась та. – С какой бы стати Виктору Сергеевичу оставлять мне дом?
– Вот это я и хотел бы узнать… у тебя.
– Стас, поверь, я впервые слышу о завещании. Вообще думала, что твой отец, если когда-то и знал о моем существовании, то давным-давно забыл о нем. – Шура беспомощно посмотрела на подругу: – А ты, Вера, что скажешь? Для тебя тоже шок узнать о том, что мы наследницы Виктора Сергеевича?
– Шокировать меня сложно, но я удивлена, скажу честно.
– Есть у вас какие-нибудь версии? – Стас посмотрел сначала на Веру, остро и недолго, затем перевел взгляд на Шуру. – С чего вдруг отец так расщедрился, что отписал практически посторонним людям значительную часть своего имущества?
Обе женщины молчали. Однако Шура хоть пыталась, что было видно по ее лицу, найти ответ на заданный вопрос. Вера же казалась абсолютно отстраненной, будто ее совсем не волновал ни тот факт, что ее сделали наследницей контрольного пакета акций преуспевающего предприятия, ни то, что послужило этому причиной. Стаса ее равнодушие разозлило, и он выпалил:
– Между прочим, когда сей факт станет известен следователю, у него появится еще одно основание подозревать Веру в убийстве.
– А меня? – испугалась Шура.
– Тебя, наверное, тоже. Но пока ты вроде бы не входишь в круг подозреваемых. Или я ошибаюсь?
– Меня даже не допрашивали.
– Скоро будут. Так что позаботься об алиби.
– Каким образом? – еще больше разволновалась Шура.
– Вспомни тот вечер поминутно, а главное: с кем и в какое время общалась, когда осталась одна. Если в момент убийства отца – более-менее точное время будет установлено после вскрытия, но ориентировочно смерть наступила между восемью и половиной девятого – ты была в чьей-то компании, хорошо. Найди того человека и попроси подтвердить сей факт.
Шура нервно сунула в рот конфету и стала ожесточенно ее жевать. Она всегда, когда погружалась в размышления, начинала есть. А лучше – что-нибудь грызть. Например, семечки или сухари. У нее никогда не было красивых ногтей, потому что, если под рукой не было ничего съестного, она принималась их обкусывать.
– Нет у меня алиби! – воскликнула она, проглотив конфету. – Я одна сидела в лаборантской, потому что только там можно было отдохнуть от шума и людей.
– И никто не может этого подтвердить?
Шура отрицательно покачала головой. Конечно, никто, ведь она специально скрылась от посторонних глаз, чтобы спокойно поплакать. Стаса давно не видела, вроде бы подзабыла, поуспокоилась, поостыла, а оказалось, чувства только дремали. Теперь проснулись и не давали покоя…
