Оса Ларссон - Кровавая жертва Молоху
– Что… Это уже просто… Я кладу трубку! – крикнул он. – Ты можешь позвонить мне, когда успокоишься.
И нажал на кнопку «отключить».
С грохотом положив телефон на стол, он некоторое время смотрел на него в надежде, что она снова позвонит. Тогда он скажет ей, чтобы она взяла себя в руки.
– Возьми себя в руки, черт подери! – крикнул он телефону и погрозил ему пальцем.
Затем сел, начал рыться в своих бумагах, с обреченностью пытаясь вспомнить, чем занимался до звонка Ребекки Мартинссон.
Что она о себе возомнила? Да как она смеет?
К нему вошел начальник канцелярии, чтобы утвердить расписание судебных заседаний на следующую неделю. Пока они его обсуждали, прошло полчаса, и гнев как рукой сняло.
Вытерев пот со лба тканевым носовым платком, Альф Бьернфут уселся на край стола.
Сейчас ему даже хотелось, чтобы гнев снова вернулся к нему. В спокойном состоянии пришли размышления, словно кто-то поднес ему зеркало. То, что он увидел, его не радовало.
Он не должен был отдавать дело фон Посту. Он поступил необдуманно. Просто сказал: «Да-да, это будет неплохо». А теперь оказался в дерьме.
– Это была ошибка, – громко произнес Бьернфут. Однако сделанного не воротишь. А ему так не хотелось, чтобы Ребекка сердилась на него.
Он ущипнул себя за нос и шумно выдохнул через рот.
– И даже необязательно подходить к делу с этой долбаной гендерной позиции.
В ее первый вечер в Кируне в десять часов к ним приходит с визитом директор Яльмар Лундбум.
– Я увидел, что у вас горит свет, – произносит он извиняющимся тоном. Щепка делает книксен и приглашает его войти.
Они с Элиной помылись остатками воды из котла. К тому же Щепка нажарила американские бифштексы с райски вкусным луковым соусом для мужиков, которые смастерили книжную полку. Элина чувствует, что у нее голова идет кругом, так много всего произошло. Кажется, прошло не меньше недели с тех пор, как она сошла с поезда, пристыженная внезапным исчезновением Яльмара Лундбума и его коротким прощанием.
Сейчас она жалеет, что не надела блузку покрасивее. Однако она никак не могла ожидать, что он появится.
Само собой, господин Лундбум пришел по делу. Он хочет сообщить, кого пригласил на завтра к ужину. Щепка смотрит на него с удивлением. Обычно он предупреждает ее только тогда, когда у него собирается большое общество, и то не всегда. Она снова делает книксен и вопросительно поглядывает на Элину.
– Вы, наверное, привыкли иметь свою комнату, фрёкен Петтерссон? – спрашивает директор Лундбум. – Но здесь, в Кируне, все живут скученно, так что приходится ладить.
«Упаси меня бог снова жить одной», – думает Элина, а вслух произносит:
– Уверена, что все будет замечательно. Не желаете ли кофе, господин директор?
От кофе директор не отказывается, если у них нет ничего покрепче.
И вот они сидят и пьют кофе из деревянных плошек. Элина отмечает, что он, похоже, не обращает на это особого внимания. Такой он человек – сегодня ест простую лопарскую[16] еду из деревянной посуды, завтра обедает у знаменитого художника.
Усевшись на кухонном диванчике, он выражает восторг по поводу тряпичных ковриков и говорит, что в доме стало так уютно. Щепка рассказывает, что завтра они будут красить и клеить обои. Книжную полку они покрасят в голубой цвет, сообщает она.
– А для чего она вам?
– Ясное дело, для книг.
Она указывает на чемодан.
– У новой учительницы с собой целая библиотека.
Господин Лундбум смотрит на новую учительницу долгим взглядом. Затем просит разрешения осмотреть ее библиотеку.
Руки у Элины дрожат, но есть ли у нее выбор?
Когда Щепка видит, сколько у нее книг, она плюхается на диван.
– С ума сойти! – восклицает она. – Ты что, все их прочла?
– Да, – отвечает Элина с ноткой упрямства в голосе. – А некоторые и не по одному разу!
Яльмар Лундбум выуживает из кармана пенсне.
– Позвольте взглянуть, – важно просит он, и Щепка начинает вынимать из чемодана книгу за книгой. Они бережно упакованы. Тщательно обернуты льняными салфетками и шелковой бумагой. Щепка бережно сворачивает шелковую бумагу и складывает в стопку. Яльмар Лундбум читает вслух заголовки.
Элина сидит неподвижно, не вмешиваясь. В ее душе настоящая буря, и так много голосов звучат одновременно.
«Я просто устала», – убеждает она себя, когда внезапно ощущает комок в горле.
Голоса. Это женщины в родной деревне, они твердят ее матери, что девочка сойдет с ума от чтения книг, что это вредно… они зовут ее лентяйкой за то, что она сидит, склонившись над уроками. Вырывают у нее из рук ручку и шипят ей в ухо, что лучше бы она помогла матери мыть посуду. Мать кладет руку на спину дочери, мешая ей вскочить. И снова вкладывает ручку в ее руку. Она говорит: «Пусть девочка учится. Пока у меня хватит сил, пусть учится». Это ее собственная школьная учительница, которая сидит за столом в их кухне и беседует с матерью. «Если вы разрешите Элине учиться дальше, я оплачу ее образование. У меня ведь нет собственных детей».
Директор Лундбум перебирает ее книги, комментирует те, что читал, спрашивает о тех, которые не читал.
Элина рассказывает – легко и непринужденно. Да и как объяснить такому человеку, что книги могут спасти жизнь? Ведь у него всегда все это было под рукой: театр, литература, учеба, поездки.
Но напускное веселье помогает. Вскоре Элина уже без всякого усилия оживленно говорит с ним, а когда она берет в руки свои книги, ее переполняет радость от новой встречи с ними.
Она тоже сидит на кухонном диванчике, и вскоре на коленях у нее образуется целая книжная стопка. К сожалению, еще одна стопка образуется между нею и господином Лундбумом.
Естественно, тут и книги для детей – «Гекльберри Финн» и «Том Сойер», причем и она, и господин Лундбум предпочитают «Гекльберри Финна», тут и «Остров сокровищ», и «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», хотя эта книга, конечно же, для детей не подходит. Когда Элина пересказывает содержание Щепке, та содрогается от искреннего ужаса. Затем учительница достает из чемодана «Франкенштейна» Мэри Шелли и говорит, что будет читать ее Щепке вслух по вечерам.
Яльмар Лундбум зачитывает вслух несколько абзацев из Джека Лондона, «Зов предков», «Морской волк» и «Ким» Киплинга завернуты в одно полотенце с индийским поэтом и нобелевским лауреатом Рабиндранатом Тагором.
Английские и немецкие романы, Лагерлёф, Кей и Стриндберг.
Яльмар Лундбум и Элина передают друг другу книги. В краткие моменты они оба держат в руках один и тот же том. Иногда девушка, чуть наклонившись вперед, читает тот же текст, что и он. От Яльмара пахнет мылом.
«Он помылся перед визитом, – думает она. – Интересно, всегда ли принято мыться пред тем, как заглянуть к кухарке, чтобы сообщить о количестве гостей, званных к ужину?»
Щепка ставит еще кофе и достает откуда-то сыр и головку сахара. Они прихлебывают сладкий кофе и закусывают его сыром, который скрипит на зубах.
На самом дне чемодана лежат книги, завернутые в коричневую оберточную бумагу, перевязанные веревочкой.
– Потому что эти заголовки не предназначены для глаз некоторых работодателей, – поясняет Элина, выпрямив шею.
– Посмотрим, сколько вынесет этот работодатель, – смеется Лундбум, и пакеты вскрываются один за другим.
Первой на свет появляется «Ручка» Элин Вегнер[17].
– Вегнер и Кей… – произносит Яльмар Лундбум.
– Да, – отвечает Элина, – и Стелла Клеве[18].
Каждый из них знает, о чем думает другой. Учительница симпатизирует авторам, утверждающим, что любовь важнее свидетельства о бракосочетании.
«Она тратит деньги на книги, – думает он. – Поэтому у нее такие плохонькие ботинки и обтрепавшееся пальто».
Его охватывает желание купить ей обновку. Красивую блузку с кружевами.
В следующем пакете лежит Фрёдинг – «Брызги и осколки». Совершенно ясно, почему этот сборник стихов завернут в коричневую бумагу. За одно из этих стихотворений поэта даже привлекли к суду.
Элина любит Фрёдинга. Как кто-то может считать это безнравственным? Все эти муки одиночества, тоску по любви и близости. Долгими вечерами, когда она сидела одна в пустом классе, сколько раз утешал ее Фрёдинг! Он всегда оставался в еще худшем положении, еще более отвергнутый…
– Как жаль, что он так рано умер! – проговорила она.
И тут Яльмар Лундбум прикрывает глаза и начинает цитировать наизусть:
От темени до светаВек проводил за кружкой,Ища места на свете,Где водка и подружка.
Наступает пауза. Элина не может выговорить ни слова. Мужчина, который цитирует наизусть Фрёдинга! Он прочел строфу с точно подобранной, сдержанной интонацией, не вкладывая слишком много чувства, чтобы текст говорил сам за себя. К тому же он сделал небольшую паузу между «ища» и «места», так что возникло ощущение, он сам слагает стих, подыскивает нужное слово, ищет все то, чего ищет она сама. Чего-нибудь, что может смягчить тот жар, который временами охватывает ее, то чувство неприкаянности и одиночества.
