Лариса Соболева - Море остывших желаний
– А иди, куда шла, дойдешь до рощи, сверни налево и прямо. Ты чья будешь?
– Я у Георгия Ивановича Бельмаса остановилась.
– У Бельмасов? – поразился он. – Так там же лет двадцать никто не живет.
Ксения выяснила, что хлеб и разные товары привозят на машине два раза в неделю, а раньше был магазин; что у бабы Моти можно купить молока, она корову держит; что самая молодая на хуторе – фельдшерица, ей пятьдесят три... Много чего полезного выяснила и пошла своей дорогой.
Речка оказалась узкая, но место для купания превосходное. Дуняша плескалась у берега, Ксения улеглась после купания загорать, и тут раздался звонок ее мобильного.
– Слава? – обрадовалась Ксения.
– Куда ты пропала? – Голос строгий, недовольный.
– Извини, Слава, я вынуждена была срочно уехать по делам.
– Ты заешь, что убили Гринько?
– Гринько? – У Ксении нехорошо екнуло сердце, затрепыхалось. Упоминание о Гринько внесло в светлое утро черные тучи. – Да, я знаю.
– Вчера были похороны, сам Шах явился с букетом роз, словно хоронили юную девушку.
– Иронизируешь?
– Немного. Мне непонятна дружба Гринько с Шахом. Полагаю, второй убрал первого, тем не менее проникновенную речь за поминальным столом произнес.
– Шах? Убрал Гринько? По-моему, ты заблуждаешься.
– А ты плохо знаешь Гринько. Он же подпольщик, исподтишка то там урывал, то сям. Наверняка Шаха тоже обставил, он же считал себя умней всех. Но теперь из-за этого умника нас, его знакомых, затаскают на допросы.
– Тебе нечего бояться, – успокоила Ксения собеседника. И вздохнула: а ей есть чего.
– Оно-то так, но неприятно. Ладно, пока. Буду звонить.
– Целую.
Четыре года они со Славой, как сейчас говорят, в связи. Да, их отношения так и можно охарактеризовать – связь, не более. Одно время, года два, Ксения ужасно хотела за него замуж, несмотря на то что они одногодки, а по ее мнению, муж должен быть старше жены хотя бы лет на пять. Но Слава выглядел старше своих лет из-за умения преподнести себя как нечто недосягаемое. У него великолепная внешность, мужчин с такой наружностью снимают в кино, но... в роли отрицательных персонажей. Ксению в фильмах как раз и привлекали отрицательные герои, только вот в жизни сталкиваться с ними совсем ни к чему. После двух лет, когда в мозгах начало проясняться, Ксения поняла, что от ее желания ничего не зависит, – обременять себя узами брака Слава не хотел, хотя и преподнес ей так, будто мама с папой против их союза. Но кто же слушает в подобных вопросах папу с мамой? Она обиделась, переживала. Потом попыталась порвать с ним – не тут-то было. Он вцепился в нее мертвой хваткой, не давая возможности выскользнуть. Она, будучи классической дурой, восприняла это так: Слава не может без меня жить. А он прекрасно жил, ограничиваясь встречами, когда ему было удобно. Ситуация раздражала Ксению, потому что нет ничего хуже, чем ощущать себя запасным вариантом. Устав бороться за свои права, как это ни парадоксально звучит, Ксения махнула рукой и заняла новую позицию: пусть идет как идет. Он собака на сене, у нее не хватает силы воли оторваться от него. Каждый приспособился, как сумел. Но стоит ей пропасть на пару дней, он тут же звонит: собака беспокоится, чтоб сено никуда не делось.
Самое паршивое – Ксения не могла ответить на вопрос, станет ли он ей опорой в том ужасном положении, в каком она очутилась. Или не хотела сказать себе правду. Поэтому Славе ничего не рассказала, а сбежала с подозрительным типом, боясь окончательно разочароваться.
– Дуня, идем, нам еще дом отмывать, – позвала она дочь.
Что же будет в недалеком будущем? Эх, знать бы...
Всякое видел Сербин, но чтоб вот этакое...
– Он у вас так и пролежал всю ночь? – спросил.
– Как нам его доставили, так мы и оставили, – равнодушно произнес лейтенант. – Да не волнуйтесь за него, мы проверили, он слабо связан.
– Развяжите, – попросил Сербин, – Оленин тихо ржал в сторонке. – И табличку снимите, кляп выньте.
Только вынули кляп и молодой человек, освободившись от веревок, получил возможность говорить, он начал качать права:
– Это издевательство! Я буду жаловаться!
– Ну, ты! – вяло оборвал его лейтенант. – Будешь вякать, кляп назад засуну.
– Вы не имеете права! – бесился Дьяк. Он сорвал с себя изобличительную табличку, кинул ее к стене. – Это нарушение...
– Все, хватит о правах, – спокойно сказал Сербин. Он давно подметил, что современная молодежь слишком истерична, посему, работая с данной категорией народонаселения, нужно запастись терпением и вести диалог в спокойном тоне. – Как фамилия?
– Дьяков. Документы у меня забрали...
– Чем занимаешься?
Пауза. Мальчик усиленно шевелил мозгами, придумывая занятие. Не придумал:
– А ничем.
– Значит, ты убил Гринько...
– Не я! – взвился Дьяков. – Это поклеп! Бельмо меня...
– Бельмо? – заинтересовался Сербин.
Перестал трястись от смеха и Оленин, подошел ближе.
Дьяков понял, что проговорился, уселся на деревянный помост, где провалялся связанным всю ночь, начал растирать запястья.
– Продолжай, продолжай, – подбодрил его Сербин, но парень в рот воды набрал. – Так что Бельмо? Оболгал тебя?
– Оболгал, – бросил озлобленно Дьяков.
– Хм, – усмехнулся Сербин. – Почему же Бельмо именно тебя выбрал?
– Не знаю, – огрызнулся Дьяков.
– Ты шел по улице, – начал подсказывать Виктор Серафимович, – а Бельмо напал на тебя, связал, повесил, как партизану перед казнью, табличку на шею, где написано, что ты убил Гринько, и привез в милицию. Так?
– Приблизительно, – буркнул Дьяков.
– К твоему сожалению, мы не наивные. Просто так таблички с подобной надписью не цепляют. Ну, что ж, посиди тут еще, подумай. Может, припомнишь детали, из-за которых очутился здесь.
– На каком основании?! – взвился Дьяков. Аж жилы у него на шее вздулись, а лицо покраснело, словно у гипертоника.
– На основании того, что ты подозреваешься в убийстве! – гаркнул Оленин. – Будет он нас тут, как баранов, разводить: не знаю, не имеете права... Имеем. Сиди и припоминай, за что на тебя обозлился Бельмо. Заодно припомни, где ты был пятнадцатого августа в семь часов вечера. Это называется алиби. Его должны подтвердить свидетели, которые видели тебя далеко от офиса Гринько. Уточняю: показания свидетелей должны совпасть с твоими показаниями. Но если у тебя алиби нет, то ты станешь первым подозреваемым. – Оленин подумал, затем добавил с прискорбным вздохом: – И последним.
– Дайте позвонить, – потребовал Дьяков.
– Дадим позже, – сказал Оленин. – Можешь продиктовать номер, мы сообщим, что ты задержан по подозрению в убийстве.
– Тогда я требую адвоката, – процедил Дьяков, обдавая его ненавистью.
– Получишь, – заверил Оленин. – И адвоката получишь, и прокурора, и судью в мантии. Все получишь. Со временем.
– У меня что, никаких прав нет?
– Есть. Одно: рассказать, почему тебя связали и подкинули в отделение милиции. Не хочешь? Тогда отдыхай.
Проходя мимо дежурной части, Сербин приостановился. Ну, во-первых, большая расписная тумба, отставив зад, склонилась к дежурному, что само по себе привлекло внимание. Во-вторых, тумба спорила громко и требовательно:
– Меня не волнует, что это не ваша обязанность, я хочу, чтоб вы приняли мое заявление.
– Гражданка, идите тогда в отделение по месту жительства, то есть вашего района, – сказал дежурный.
– Я там была. Мне сказали, чтобы я пошла в отделение по месту утери колье.
– А где вы его «утеряли»? – ехидно спросил дежурный.
– Или около казино, или по дороге к дому, или у дома. В казино оно было на мне.
– Мы не занимаемся утерянными вещами. Если б у вас украли...
– Мое колье потеряно. Один раз в баре казино оно незаметно упало с меня, но его поднял честный человек и отдал мне. А потом я его снова надела и опять потеряла. Но если кто-то его нацепит, вы заберете его...
– А нам что, все шеи города пересмотреть прикажете?
– Нет, – окрысилась расписная тумба. – Но вы должны знать, что такое-то колье не принадлежит тому, кто его нашел. И должны забрать, а потом отдать мне.
– Простите, – подошел к ней Сербин, – а что за человек вернул вам колье, когда вы потеряли его в казино?
Мадам смерила его оценивающим взглядом – и Сербин, видимо, ей не показался, – но все же рассказала:
– Я села у стойки, а он... его зовут господин Синдар, он медиум, потому что папа был индусом... поднял с пола мое колье, застегнул на шее.
– Как он выглядит? – задал уточняющий вопрос Сербин.
– Худой, с бородкой. У него черные волосы до плеч, стрижка каре. Очень хороший человек, культурный. Нет, такой мужчина, такой мужчина... – закатила она глаза. – Только, жаль, маленький. Мы потом выпили... чуть-чуть.
– Он оставил вам свои координаты?
– Забыл визитки. Но я ему свою дала.
– Помоги написать заявление, – попросил Сербин дежурного.
Мадам снова повернулась к дежурному, а Сербин уже на улице расхохотался.
