Юлия Латынина - Ничья
– И сколько ты ей заплатил? – поинтересовался Вырубов.
Неелов пьяно хихикнул.
– Я что, дурак платить? – сказал он. – Я обещал ей десять штук. За все. А когда она расписала этот зальчик, я сказал, чтобы она расписала кабинки для свиданий. Сказал, чтоб она нарисовала голых баб и мужиков. И чтобы у мужика был вот такой хрен…
– И она?
Неелов захохотал.
– Она отказалась! А мы так, извини, не договаривались! Мы договаривались, чтоб она все сделала, как я хочу. А не сделала, так и пошла, сучка, на хрен!
Вырубов глядел на своего коммерсанта, и на губах его играла холодная и очень жестокая улыбка.
***На восьмое марта выдался роскошный весенний день, холодный, ясный, с ослепительно горящим в зените солнцем и хрустящим настом, сверкающим тысячью огней. Елена час гуляла по дорожкам дачи, а потом зашла в зимний сад, и ее сморило. Она заснула на диване, и проснулась от звука открывшейся двери.
Когда она подняла голову, она увидела, что на пороге стоит Вырубов, и в его руках большой букет темных роз. Наверное, розы были красные, но Елене, с ее испорченным зрением, они казались черными, как свернувшаяся кровь. Вырубов положил букет на кресло, стоявшее тут же рядом, улыбнулся своей старившей его улыбкой и сказал:
– Пошли на улицу. У меня для тебя подарок.
Елена накинула шаль и вышла из дома.
Солнце только-только начало заваливаться за деревья, и на улице было еще довольно тепло. С крыши понемногу сочился подтаявший снег, и возле крыльца, пропахав в насте глубокие колеи, стоял черный, как розы, внедорожник.
Вырубов кивнул, и по знаку двое ребят открыли заднюю дверцу джипа и вытащили оттуда здоровенный ящик из-под телевизора, весь обмотанный прочной клейкой лентой.
– Пошли, – сказал Вырубов. Елена недоуменно последовала за ним. Она не понимала, что за подарок? Зачем ей телевизор? И почему телевизор тащат не в ее комнату, а вниз?
Ящик из-под телевизора действительно притащили в подвал. Двое ребят поставили его на цементный пол. Вырубов, улыбаясь, подал Елене большие ножницы.
– Прошу, сударыня. Режьте…
Елена поддела ленту зубчиком ножниц и принялась отдирать. Лента отдиралась плохо, и в конце концов Вырубов отобрал у нее ножницы и в два счета взрезал ленточку сам.
Потом Вырубов открыл ящик, кивнул своим парням, – и те, как большого плюшевого мишку, вытащили из коробки избитого и, видимо, потерявшего сознание человека. Елена вскрикнула.
Пацаны подтащили человека к толстой паровой трубе, змеящейся по стенке гаража" и защелкнули его о трубу наручниками. Человек забился, как мышь, свалившаяся в бутылку из-под кефира, заскреб по полу коготками, и Елена с ужасом узнала в этом дрожащем, почти потерявшем от страха человеческий вид существе Неелова.
– Ты деньги Елене должен? – спросил Вырубов.
Неелов только булькал.
– Не слышу! Громче!
– Я… я заплачу… Сергей Павлович…
– Ты ей платить собирался или нет?
– Да… конечно…
– А мне сказал, что нет…
– Я… а… да господи, кто же знал… А-а-а! Неелов заорал, мешая крик со слезами. Вырубов взмахнул рукой. Миша-кимоно подхватил канистру, стоявшую в углу, и принялся поливать из этой канистры Неелова. В воздухе отвратительно и тревожно запахло бензином.
Вырубов неторопливо щелкнул зажигалкой, и вверх взвился прозрачный язычок пламени.
– Что с ним сделать, Елена Сергеевна? – спросил Вырубов. – Сжечь вместо свечки?
Елена в ужасе прикрыла рот рукой.
– Господи, Сергей… я прошу вас, отпустите его… ну, пожалуйста…
Вырубов размахнулся и бросил горящую зажигалку под ноги Неелову, в растекшуюся лужу бензина. Коммерсант дико взвизгнул. Елена отшатнулась, ожидая вспышки.
Вырубов расхохотался, и вслед за ним захохотали Миша-кимоно и еще два парня, стоявшие в углу. И только спустя несколько секунд, когда живой и невредимый Неелов перестал орать, Елена поняла, что в канистре был отнюдь не бензин, а обыкновенная вода или, скорее всего, какое-то химическое соединение с характерным запахом ароматических углеродов.
Вырубов ударил Неелова по лицу и сказал:
– Твой бизнес больше не твой. Половина твоего клуба принадлежит Елене. Все понял?
Неелов часто-часто дышал и кивал.
– Миша, – повернулся Вырубов, – позови юриста. Пусть оформят сделку.
Елена бросилась вон из гаража.
На дворе еще сверкало яркое весеннее солнце, отражаясь в подтаявших лужицах вдоль газона и в блестящем хромированном боку «мерседеса» – внедорожника, гревшемся, подобно огромному черному коту, у закрытых ворот. Возле внедорожника стояли двое парней и о чем-то мирно базарили.
Елена пробежала мимо парней по скользкой, как намыленной, дорожке, упала, несильно ударилась о бок внедорожника, тут же вскочила вновь и принялась биться о наглухо запертые ворота, как язычок колокола.
– Выпустите меня! – закричала Елена. Парни бросились к ней, она увернулась и побежала в глубь участка, петляя между прогалин, из которых поднимались высокие розовые сосны. Потом она опять оскользнулась, неловко задела руками сосну и съехала с ледяного взгорка вниз, на каток, напоминавший сейчас ледяное корытце, по щиколотку заполненное водой. Через мгновение рядом с ней оказался Вырубов. Он был сильно зол: он выудил ее из воды и принялся орать, и это было первый раз, когда Елена слышала, чтобы он ругался на нее матом.
– Ну что случилось, что такого страшного случилось, чтоб о ворота биться? – орал Вырубов.
– Это… это ужасно, то, что вы делаете, Сергей. Нельзя так обращаться с людьми. Нельзя… ну нельзя жечь связанного человека…
– А так обращаться с людьми, чтобы они под колеса бросались, можно?
Елена помолчала.
– Вам плевать, что люди бросаются под колеса. Вы их сами туда бросаете. Вы сначала говорите человеку: «Ты мне должен», а когда человек не отдает долга, вы бросаете его под колеса…
– Между прочим, ты мне тоже должна. Проект нового дома, не забыла?
Елена помертвела.
– Ты не забыла?
Вырубов стоял перед ней, в легком спортивном джемпере, в котором он был в гараже, и со старившей его улыбкой на загорелом лице. Малюта по-прежнему держал ее за локти, и когда Елена взглянула на его длинные крепкие пальцы, она увидела под ногтями темные ободки.
– Неужели вы не заметили? – спросила Елена. – Я никогда не смогу построить вам дом. Я больше ничего не смогу построить. Я не различаю цвета. Я даже не вижу, это кровь у вас под ногтями или грязь.
Вырубов глядел на нее ошеломленно. Потом осторожно – очень осторожно обнял се за плечи.
– Господи, – сказал он, – и ты… молчала?
Елена уткнулась в спортивный джемпер и заплакала.
***Вырубов оказался великолепным любовником. Елена подсознательно боялась его, – боялась всего, до чего он может дойти в постели и всех тех безобразий, которые он, наверняка, требовал от покорных ему проституток и которые для бандитов, по ее мнению, являются неотъемлемым признаком жизненного успеха. Но боялась она напрасно: Вырубов был нежен и силен одновременно, он нуждался не в том, чтобы самоутверждаться за счет слабой женщины. Он нуждался в любви.
Елена устала первая, откинувшись без сил на подушки, и Вырубов, опять-таки противу ее ожиданий, не стал тормошить ее, а тихо улегся рядом и прижал к себе, и Елена очень быстро заснула, уткнувшись головой ему в грудь.
Она проснулась в середине ночи: Вырубов никуда не ушел, а спал лицом вверх, раскинув руки и неслышно дыша. Одеяло сбилось ему на пояс, открывая гладкую накачанную грудь и перевитые мускулами плечи. Сейчас, расслабленный и залитый лунным светом, он походил на мраморную стартую какого-нибудь античного убийцы. Они были почти ровесники – Вырубов был старше Елены на три-четыре года и младше Семина лет на десять, и Елена вспомнила, что у Семина на поясе давно уже скатался небольшой валик жира и что в постели у него, как почти у всякого немолодого уже человека, который слишком много работает и слишком мало занимается спортом, нет нет да и случались всякие проблемы.
Елена поплотнее прижалась к Сергею и понемногу уплыла в сон, и ей снилось, что ее обнимает Семин.
Истаял снег, и наступил апрель. Елена оттаяла и похорошела. Изменился и Вырубов – улыбка впервые перестала старить его. Со зрением ее вдруг начало что-то происходить – к белому и черному цветам, которые она различала, вдруг прибавился фиолетовый. Вырубов с Еленой съездили в Лос-Анджелес, а другой раз в Москву. Врачи изучили Елену, услышали, что у нее всю зиму была температура и болел живот, а никакой язвы даже и в помине не было, и сказали, что это нервы. «В один прекрасный день ваша жена снова станет различать цвета», – сказал Вырубову пожилой врач из Кремлевки. «Она, кстати, кто по профессии?» «Архитектор», – ответил Малюта.
Врач внимательно посмотрел на него и вздохнул.
Игорь Тахирмуратов, двоюродный брат Малюты и бывший партнер Сыча, так и не стал своим для нового – бандитского – окружения. Последнее время, после того, как его выгнал Сыч, он очень много пил. Один раз закодировался, потом сорвался и снова запил. В окружении Малюты не очень-то доверяли тем, кто много пьет, а на Тахирмуратова смотрели особенно настороженно.
