Ю Несбё - Красношейка
Сверре стал разглядывать и других посетителей. Девушка и парень запихивали в себя пиццу. Он раньше их не видел, но на шпиков не похожи. И на журналистов тоже. Может, они из «Монитора»?[18] Зимой он разоблачил одного парня оттуда, типчика с бегающими глазками, который что-то сюда зачастил, играл в брис с ребятами и заводил с ними разговоры. Сверре почуял неладное, они вытащили парня на улицу и сорвали с него свитер. У него на животе был прикреплен диктофон и микрофон. Он сознался, что из «Монитора», еще до того, как дошло до рукоприкладства. До смерти перепугался. Эти мониторщики идиоты. Верят в байки, в эти бредни, будто фашизм — это настоящая опасность, а сами они — секретные агенты, что постоянно подвергают свою жизнь опасности. Ну да, не без того. Тот парень, во всяком случае, был уверен, что они собираются убить его, и до того струхнул, что даже обмочился. В буквальном смысле. Сверре заметил, как темная струйка потекла по его штанам и дальше по асфальту. В тот вечер это запомнилось ему лучше всего: как, слабо мерцая в тусклом свете, по мостовой бежит ручеек мочи.
Сверре Ульсен подумал, что эти двое — просто проголодавшаяся парочка, решившая заскочить в пиццерию. Скорость, с которой они ели, указывала на то, что они тоже уже разглядели посетителей и стремятся как можно скорее уйти отсюда. У окна сидел старик в шляпе и пальто. Наверное, алкаш, хотя по одежде не скажешь. Впрочем, они часто так выглядят поначалу, когда ребята из Армии спасения приносят им одежду: добротные, хотя и поношенные пальто и немного вышедшие из моды костюмы. Но когда он смотрел на него, старик вдруг поднял голову и встретился с ним взглядом. Нет, это был не пьяница. У него были пронзительные синие глаза, и Сверре невольно отвел взгляд. Старик таращился на него, как черт!
Сверре сосредоточился на своей поллитре. Скоро надо будет раздобыть деньжат. Отрастить волосы, чтобы прикрыть татуировку на затылке, надеть рубашку с длинными рукавами и устроиться на работу. Работы навалом. Грязной, дерьмовой работы. Хорошую работу расхватали черномазые. Паршивые черномазые ублюдки.
— Могу я присесть?
Сверре поднял глаза. Это был тот старик, он стоял над ним. Сверре даже не заметил, как он подошел.
— Это мой стол, — попытался возразить Сверре.
— Я хочу только кое о чем поговорить. — Старик положил газету на стол между собой и Ульсеном и сел на стул прямо напротив.
Сверре настороженно посмотрел на него.
— Расслабься, я один из вас, — сказал старик.
— Кого «вас»?
— Вас, которые ходят сюда. Национал-социалистов.
— Да ну?
Сверре облизнул губы и поднес стакан ко рту. Старик сидел и неподвижно смотрел на него. Спокойно, как будто у него в запасе имелась целая вечность. Хотя, наверное, она у него правда есть: на вид ему лет семьдесят, не меньше. Может, он из тех старичков из «Zorn 88»?[19] Из тех трусливых подстрекателей, о которых Сверре что-то слышал, но которых никогда не видел?
— Мне нужно, чтобы ты оказал мне услугу, — сказал старик тихо.
— Да ну? — сказал Сверре. В его интонации звучало неприкрытое пренебрежение. Но сам он об этом, конечно, не догадывался.
— Оружие, — продолжал старик.
— Какое еще оружие?
— Мне кое-что нужно. Можешь мне помочь?
— А с чего мне тебе помогать?
— Взгляни на газету. На страницу двадцать восемь.
Сверре подвинул к себе газету и начал листать ее, продолжая смотреть на старика. На двадцать восьмой странице была статья о неонацистах в Испании. Автор: Эвен Юльйоссинг, ну конечно. Поверх большой черно-белой фотографии молодого человека с портретом генералиссимуса Франко над головой лежала тысячная купюра.
— Если сможешь мне помочь, — сказал старик.
Сверре пожал плечами.
— И еще девять тысяч — потом.
— Да ну? — Сверре глотнул пива. Потом огляделся по сторонам. Молодая парочка уже ушла, но Халле, Грегерсен и Квинсет еще сидели в углу. А скоро придут другие, так что поговорить обо всем без посторонних не удастся. Десять тысяч крон.
— А какое оружие?
— Винтовка.
— Охотничье ружье подойдет?
Старик покачал головой:
— Винтовка Мерклина.
— Мерклина?
Старик кивнул.
— Это который игрушечные паровозики делает?
На морщинистом лице под шляпой появился какой-то просвет. Наверное, старик улыбался.
— Если не сможешь мне помочь, скажи об этом сейчас. Можешь оставить себе эту тысячу, и мы больше об этом не говорим, я уйду отсюда, и мы больше не увидимся.
Сверре ощутил прилив адреналина. Это вам не обычная болтовня про топоры, дробовики, динамит и прочую дребедень. Это уже серьезно. Парень говорит о солидных вещах.
В дверь вошли. Сверре посмотрел поверх плеча старика. Нет, это не парни, это какой-то алкаш в красном вязаном свитере. Если он не будет клянчить пива, проблем с ним не будет.
— Я посмотрю, что смогу сделать, — сказал Сверре и взял тысячную купюру. Он не понял, что произошло — рука старика вцепилась в его руку, будто орлиными когтями, и пригвоздила ее к столу.
— Я тебя не об этом спрашиваю. — Голос был ледяной и скрипучий, как наст.
Сверре попытался освободить руку, но не смог. Он не мог вырваться из пальцев какого-то старикашки!
— Я спрашиваю, можешь ли ты помочь мне, и я хочу услышать «да» или «нет». Понятно?
Сверре почувствовал, как в нем просыпается бешенство, старый враг и друг. Но пока его больше занимало другое — десять тысяч крон. Этот человек может ему помочь, это не простой человек. Дело будет хлопотное, но у Сверре было ощущение, что старик не поскупится на чаевые.
— Я… я могу тебе помочь.
— Когда?
— Через три дня. Здесь. В это же время.
— Чушь! Да ты не найдешь такую винтовку за три дня. — Старик отпустил его руку. — Беги лучше к тому, кто может тебе помочь, а тот пусть идет к тому, кто может помочь ему, а через три дня мы встретимся здесь и обсудим, когда и куда ты ее принесешь.
Сверре лежа выжимал сто двадцать килограммов — как этот тощий старикан смог…
— Но, конечно, винтовка с доставкой стоит определенной суммы. Поэтому через три дня ты получишь остальные свои деньги.
— Вот как? А если я просто возьму деньги…
— Тогда я вернусь и убью тебя.
Сверре покрутил запястье. Ему не захотелось углублять тему.
Леденящий ветер мел тротуар перед телефонной будкой возле сауны на улице Торггата, пока Сверре Ульсен дрожащими пальцами набирал номер. Черт, как же холодно! У него уже замерзли ноги в дырявых сапогах. На том конце взяли трубку.
— Да?
Сверре Ульсен сглотнул. Почему от этого голоса ему всегда становилось так не по себе?
— Это я, Ульсен.
— Говори.
— Тут одному нужно ружье. Марки «мерклин».
Никакого ответа.
— Вроде как та компания, которая делает игрушечные паровозы, — добавил Сверре.
— Я знаю, что такое «мерклин», Ульсен. — Голос на том конце был ровным и безразличным, но Сверре слышал в нем презрение. Он ничего не сказал, потому что хотя и ненавидел человека на том конце провода, еще сильнее он его боялся, чего не мог не сознавать. Очень немногие его товарищи слышали о нем, и даже Сверре не знал его настоящего имени. Но через свои связи этот человек не раз выручал и Сверре, и его приятелей. Это, конечно, было ради Дела, а не потому, что тот испытывал особую симпатию к Сверре Ульсену. Да и сам Сверре, будь у него другие варианты, не стал бы обращаться к этому человеку.
Голос:
— Кто просит и зачем ему оружие?
— Один старик, никогда его раньше не видел. Сказал, что он один из нас. А кого именно он хочет грохнуть, я не спрашивал. Может, и никого. Может, винтовка ему, чтобы…
— Заткнись, Ульсен. Он был похож на человека, у которого есть деньги?
— Он был хорошо одет. И он дал мне штуку, чтобы я только ответил, смогу ли я помочь ему.
— Он дал тебе штуку не чтобы ты ответил, а чтоб не трепался.
— Ну да.
— Интересно.
— Я с ним увижусь опять, через три дня. К этому времени он хочет знать, смогли мы ее отыскать или нет.
— Мы?
— Да, ведь…
— Ты хотел сказать, смогу ли я ее найти?
— Конечно. Но…
— Сколько он платит тебе за остальную работу?
Сверре колебался:
— Десять штук.
— И столько же ты получишь от меня. Десять. Если сделка состоится. Понял?
— Понял.
— За что ты получишь десять штук?
— За то, чтобы я не трепался.
Когда Сверре положил трубку, он уже не чувствовал пальцев. Нужны новые сапоги. Он стоял и смотрел, как ветер поднял в воздух пустой, безвольный пакетик из-под чипсов и погнал его меж автомобилей по направлению к улице Стургата.
Эпизод 20
Пиццерия «У Герберта», 15 ноября 1999 года
Стеклянная дверь пиццерии «У Герберта» закрылась за спиной старика. Он стоял на тротуаре и ждал. Мимо прошла замотанная в хиджаб пакистанка с детской коляской. Перед ним проносились машины, и в их мелькающих окнах он видел отражение самого себя и больших окон пиццерии за спиной. Слева от входной двери стекло было заклеено крест-накрест белой клейкой лентой, будто это окно однажды пытались высадить. Белый узор трещин на стекле напоминал паутину. За стеклом он видел Сверре Ульсена, который продолжал сидеть за тем же столом, за которым они сейчас обсуждали детали сделки. Грузовой порт в Бьёрвике через три недели. Пирс номер 4. В два часа ночи. Пароль: «Voice of an angel».[20] Наверняка название какой-нибудь популярной песни. Он никогда ее не слышал, но название было подходящим. А вот сумма не оказалась столь подходящей. Семьсот пятьдесят тысяч. Но он и не думал обсуждать ее. Теперь главное — чтобы они выполнили свою часть сделки, а не ограбили его там, в порту. В разговоре с тем молодым неонацистом, взывая к его добросовестности, он сказал, что воевал на фронте. Но поверил ли тот ему? И значило ли это вообще что-нибудь? Он даже сочинил историю о том, как он служил, на случай, если парень станет расспрашивать. Но тот не стал.
