Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон
– Я всегда слышал, – сказал он, – что, когда мужчина говорит вам, сколько у него было женщин, нужно уменьшить это число вдвое, а когда женщина говорит, со сколькими мужчинами она спала, то это число нужно удвоить.
– То есть ты думаешь, что у меня было восемь мужчин?
– Нет, я так не думаю. Я думаю, ты говоришь правду.
– Вообще-то да. Мне нечего терять. Я больше никогда тебя не увижу.
– Да, скорее всего. Это немного грустно.
Эбигейл подвинулась вперед в своем кресле, чтобы быть ближе к умирающему костру.
– Ты замерзла? – спросил он.
– Немного. Но не настолько, чтобы пойти внутрь.
– Хочешь мой свитер?
– Да, если ты серьезно, – неожиданно для себя ответила Эбигейл.
Не успела она договорить, как он снял свитер и протянул его ей. Она заметила, какой он худой и мускулистый под узкой фланелевой рубашкой. Она просунула руки в свитер, еще хранивший тепло его тела. Одно из тлеющих поленьев в костре громко треснуло. В джинсах снова зажужжал телефон. Пришло сообщение от Кайры:
Ты в порядке?
Эбигейл быстро напечатала ответ:
Все отлично. Собираюсь ложиться спать. Увидимся на завтраке?
Прямо на винограднике стоял отель, двенадцать номеров, и именно там остановились участницы девичника Эбигейл. У нее был свой номер люкс; Кайра делила номер с Рейчел, а Зои – со своей сестрой Пэм, которая приехала из Сиэтла.
– Итак, почему ты здесь? – спросила Эбигейл, мгновенно поняв, что уже задавала ему этот вопрос, а может, даже дважды. Провела языком по зубам – самый лучший способ узнать, насколько она пьяна.
– Я здесь на «все еще холостяцкой» вечеринке моего друга Рона, – сказал он, изобразив пальцами кавычки. – Его помолвка только что распалась, и я здесь, чтобы отпраздновать с ним это событие. Он отключился около пяти часов назад.
– Верно. Ты мне это говорил. А ты из Сан-Франциско, и ты актер. Видишь, я все помню.
– Я актер-любитель, в общественном театре, но на самом деле я плотник. Этим я зарабатываю на жизнь.
– Мебельное производство, – пафосно произнесла Эбигейл.
– Верно, – подтвердил он.
– Держись за эту работу, – сказала Эбигейл. – У театра нет будущего. – Чуть не ляпнула, что у театра нет мебели. Она действительно была пьяна.
– Почему ты так говоришь?
– Мои родители двадцать лет владели провинциальным театром, и это почти разорило их. Точнее, разорило, я имею в виду… финансово, конечно, и эмоционально. Они обанкротились два года назад, и теперь им до конца жизни сидеть в долгах. Мой отец работает в кинотеатре AMC, и хотя они всё еще живут вместе, оба говорят мне, что разводятся.
– Сочувствую.
– Поживем – увидим, – сказала Эбигейл, понимая, что ее слова звучат легкомысленно, хотя в душе ей было не до шуток. Недавно она навестила родителей, и, похоже, они жили раздельно: отец съехал, а мать направила всю свою энергию на то, чтобы на пару со своей лучшей подругой Патришей открыть художественную галерею.
– Но двадцать лет – это не пустяк. Управлять бизнесом или быть в браке. Они занимались тем, что любили, – или тем, что, как мне кажется, они любили, – и создавали искусство. Это не всегда… про успех или деньги.
– Нет, для них это никогда не было ради денег, но потом все стало только ради денег – лишь потому, что у них их не было. И, наверное, я просто становлюсь циничной, но я думаю обо всех тех пьесах, которые они ставили каждое лето, и теперь их просто нет, лишь несколько фотографий и, возможно, несколько смутных воспоминаний… Все их труды были впустую. Мне грустно.
– Так чем занимаешься ты?
– Я в издательском бизнесе. Еще одна умирающая отрасль.
– А я и не знал.
– Я работаю в независимом издательстве, которое в основном издает поэзию, так что в моем случае она определенно умирает.
– Вероятно, – сказал он и добавил: – Ты поклонница поэзии?
Эбигейл рассмеялась – вероятно, из-за конструкции этой фразы, как будто у поэзии есть поклонники, словно у спортивных команд или телесериалов.
– Я читаю поэзию, – сказала она. – Если твой вопрос об этом. И не только по работе.
– Что ты читаешь?
«Кого ты читаешь», – мысленно поправила она, а вслух ответила:
– В последнее время я увлекаюсь Дженни Чжан. Но мой любимый поэт – Эдгар Аллан По.
Мужчина посмотрел вверх, словно пытаясь что-то вспомнить, а затем произнес:
– «И всегда луч луны преподносит мне сны о пленительной Аннабель Ли…»[803]
Эбигейл рассмеялась.
– Ты смотри какой – цитируешь поэзию при свете костра… – Она умолчала, что он слегка переврал цитату.
– Мне повезло. Это одно из немногих стихотворений, которые я знаю.
– Уж поверь мне: в наши дни нужно цепляться за любую возможность процитировать стихотворение. Это умирающее искусство.
– И это говорит человек, работающий в поэтическом издательстве…
– Я держусь из последних сил. На самом деле это хорошая работа.
Мужчина улыбнулся или, скорее, ухмыльнулся. Он действительно был красив, несмотря на браслет в стиле нью-эйдж и отбеленные зубы.
– Когда я спросил тебя, чем ты зарабатываешь на жизнь, я подумал, ты скажешь, что управляешь хедж-фондом или типа того – ну, из-за того, как ты рассказывала о родителях…
– Что ты имеешь в виду?
– О, просто ты, похоже, цинично относишься к попыткам зарабатывать на жизнь искусством. Я подумал, ты выберешь нечто более стабильное.
– Нет, это мой жених. Пусть он не управляет хедж-фондом, но инвестирует в стартапы. Он может профинансировать мою карьеру в искусстве, какой бы та ни была.
– Так вот почему ты выходишь за него замуж?
Из костра вылетел уголек и приземлился на свитер Эбигейл. На свитер этого мужчины, подумала Эбигейл. Она смахнула уголек, надеясь, что тот не оставит дырки.
– О чем ты спросил?
– Я спросил, выходишь ли ты замуж за своего жениха потому, что он богат, и теперь, когда я это повторяю, я понимаю: это не мое дело.
– Ничего страшного. И нет, я выхожу за Брюса не поэтому, но предположу, что, вероятно, я выхожу за него из-за черт характера, которые делают его богатым.
– Что ты имеешь в виду?
– До того, как познакомилась с Брюсом, я долгое время встречалась с одним парнем. Он был писателем, поэтом. Пожалуй, у нас было много общего, но это утомляло. Он постоянно просил меня читать то,
