Ярость одиночества. Два детектива под одной обложкой - Алена Бессонова
Исайчев поставил на столик пустую чашку, Константин, увидев это, спросил:
— Ещё или могу продолжать отвечать на вопрос о своей супружеской жизни?
— Спасибо за кофе. Продолжайте, пожалуйста.
— Света оказалась не глиной, а кремнём. Жить с ней было трудно. Она ревновала, и это отравляло не только моё, но и её существование. Я не мог изолировать себя от женщин вообще. Женщины-секретари, курьеры, юристы, как ни выкручивайся, необходимость для фирмы. Старался, конечно, набирать мужчин, но возникали вопросы, которые могла решить только женщина. Вскоре ревность Светы перешла в болезнь. Знаете, Михаил Юрьевич, она однажды обнаружила в ящике стола папин наградной пистолет и долго его разглядывала, о чем-то думая. Я тогда удивился, как она могла открыть ящик, закрытый на ключ с секретом. Но ведь как-то смогла! Ревность изобретательна… Мне силой пришлось отнимать. Светка щерилась, как собака перед палкой, и шипела: «Боишься, гадёныш… бойся… бойся…» Я часто в жизни сталкивался с ревностью, но чтобы с такой? Никогда! Пистолет пришлось из дома унести. Думаю, именно ревность толкнула её в петлю. Я страшно виноват, не сразу понял. Понял уже тогда, когда было поздно. После смерти Светланки прошло больше двух лет, но я до сих пор не знаю других женщин. Значит, всё-таки любил её. Завожу знакомства, но стоит только подумать о Светке, сразу закругляюсь! Не-мо-гу забыть!
Исайчев кивнул. Перед встречей с главой нотариальной фирмы «Коста Тодуа» он прочёл короткую справку, где сообщалось, что после смерти жены Константин остепенился. Он не замечался на светских тусовках и не фигурировал в амурных сплетнях. Может быть, всё ещё болен? По виду не скажешь: подтянут, ухожен, спортивен, румян.
— Какие отношения связывали вас последние полгода жизни Светланы? — спросил Исайчев и тут же благодарно вспомнил жену, как она учила его распознавать тайные эмоции по едва уловимому запаху.
Михаил глубоко вздохнул и замер — почувствовал сладкий запах пачулей[14], напоминающий запах старого, видавшего виды сундука восточного торговца. Он проступал сквозь терпкий запах модного мужского одеколона Burberry London. Исайчев недавно узнал его: флакон подарила Ольга и расшифровала подарок как «запах для уверенного мужчины средних лет, находящегося в постоянном движении». Запах сочетал в себе нотки мускуса и древесной группы, нотки бергамота, лаванды, табака и крапивы.
«Дух пачулей не напрасен, — подумал Исайчев, — это запах норадреналина[15]. Гормона ярости, ненависти и вседозволенности. Ольга подтрунивает, говорит, что я превращаюсь в собаку. Только они чуют запах адреналина и прочие недоступные человеку духи. Дослужусь до полковника, буду двортерьером по кличке Мцыри. Какие, однако, эмоции бушуют внутри Косты. Почему? Ведь вопрос простецкий, несложный. А как его попёрло! Он же утверждал, что в этот период не жил со Светланой, — так, во всяком случае, написано в следственном деле».
На лице Константина нарисовалось разочарование:
— Если я скажу, что в этот период не жил дома, вас это не удовлетворит?
Михаил согласно кивнул:
— Меня мало интересует, жили вы или нет. Меня интересуют ваши человеческие взаимоотношения.
— Взаимоотношения? — Тодуа задумался. — Они были короткими по времени: раз в неделю взаимообмен чистого белья на продукты — вот все наши взаимоотношения. Я вернулся из-за границы не совсем здоровым и предпочёл покой своих апартаментов. Питался в ресторане — здесь недалеко есть местечко с хорошей кухней. Стирался дома. Вернее, Светлана стирала мне бельё. Она была затворницей и не любила выходить, продукты и некоторую сумму привозил ей я.
— Она в это время не работала?
— Она никогда не работала, — отчеканил Константин, — я достаточно обеспечивал семью. Моя жена была обеспечена всем необходимым, и даже более чем.
Исайчев нехотя открыл папку и не спеша вытащил лист бумаги, протянул его Константину:
— Это справка с места работы вашей жены. Она служила горничной в ведомственной железнодорожной гостинице. Приблизительный период — год до вашего отъезда на лечение.
Тодуа с силой откинулся на спинку дивана, его лицо приобрело красноватый оттенок.
«А вот и запах страха, — подумал Исайчев, — чистый адреналин и гулкое сердцебиение. Прямо из рубашки выскакивает мужик!»
Константин встал, переместился в рабочее кресло, нажал кнопку вызова секретаря. Дверь едва начала отворяться, а Коста уже крикнул:
— Коньяк! — и вопрошающе взглянул на Исайчева.
— Я пас! — ответил Михаил.
Выпив подряд две рюмки коньяку, Тодуа выплеснулся:
— Медуза! Она медуза. Не ухватишь, так между пальцев и вытекала. Получается, я ничего о ней не знал! Думал, что она общается только со своими школьными подружками. А она в социуме шлялась, вероятно, и обо мне разговоры вела… Вы хотели услышать о наших взаимоотношениях правду? — Константин выпил ещё рюмку коньяка. — Не было у нас никаких отношений после рождения последнего сына. Неинтересна она была мне. Разводиться собирался! Мешал статус кандидата в Федеральное собрание. Моё участие в кампании исключало развод. Да! Выборы были важнее. Избирался и, если бы не болезнь, избрался наверняка, но… — Тодуа развёл руки в разные стороны. — Тогда, видимо, судьба решила вильнуть хвостом. Пробую сейчас.
— Получается?
— Вроде…
Михаил поднялся с дивана, подошёл к окну. Дом, в котором размещался офис Тодуа, имел небольшой палисадник. Исайчева поразила чистота и продуманность посадок. Ничего лишнего, ни одного нарушающего композицию цветка или травины. В углу зелёного островка росла изумительной красоты и ухоженности липа. Она была здесь королевой! Дерево готовилось к зиме и большую часть листьев сбросило. Но даже в таком скромном одеянии было величавым. «Его здесь любят и холят, — подумал Исайчев, — не каждый человек удостаивается такого внимания… Жена Косты не имела даже десятой его части…» Михаил отвернулся и произнёс:
— Она мешала вам. И вы её убили, так?!
Константин, с изумлением посмотрев на Исайчева,
