Убийство в доме викария - Кристи Агата
— Я тоже могу засвидетельствовать по мере сил, — сказал я, внезапно вспомнив одно обстоятельство. — Я дотронулся до тела, оно было совсем холодное. Могу в этом присягнуть.
— Вот видите, Слак? — сказал Мельчетт.
— Да вижу, вижу! А жаль — красивое было бы дельце. Мистер Реддинг сам просится на виселицу, так сказать.
— А вот это само по себе кажется мне не вполне естественным, — заметил полковник Мельчетт.
— Ну, знаете, о вкусах не спорят, — сказал инспектор. — После войны у многих джентльменов мозги набекрень. Значит, придется опять начинать все сначала, как я понимаю. — Он обратился ко мне: — Ума не приложу, с какой стати вы так старались ввести меня в заблуждение с этими часами, сэр. Квалифицируется как учинение помех правосудию, вот что.
— Я три раза пытался вам об этом сказать, — отпарировал я. — И каждый раз вы затыкали мне рот и наотрез отказывались выслушать.
— Словесные увертки, вот как это называется, сэр. Прекрасно могли мне сказать при желании. Записка подтверждала показания часов, тютелька в тютельку. А теперь, если верить вам, часы врали. Никогда ничего подобного не видел. Чего ради надо переводить часы на пятнадцать минут вперед?
— Того ради, что так проще не опаздывать, — сказал я.
— Мне кажется, не стоит больше об этом рассуждать, инспектор, — тактично вмешался полковник Мельчетт. — Теперь нам нужно главное — вытянуть правду из мистера Реддинга и миссис Протеро. Я позвонил Хэйдоку, просил его зайти за миссис Протеро и проводить ее сюда. Они будут здесь через четверть часа. Следовало бы пригласить сюда и Реддинга заблаговременно.
— Свяжусь с участком, — бросил инспектор Слак, хватая телефонную трубку. — Так. А теперь займемся вплотную осмотром кабинета. — И он бросил на меня многозначительный взгляд.
— Может быть, я вам мешаю? — простодушно спросил я.
Инспектор незамедлительно распахнул двери. Мельчетт крикнул мне вслед:
— Приходите, когда явится Реддинг, прошу вас, викарий. Вы его друг и обладаете достаточным авторитетом, чтобы убедить его сказать все как на духу.
Я застал жену и мисс Марпл за конфиденциальной беседой.
— Мы перебирали все возможности, — сказала Гризельда. — Вот хорошо было бы, мисс Марпл, если бы вы распутали это дело; помните, как вы угадали, куда девалась баночка в четверть пинты[19] с очищенными креветками, что пропала у мисс Уэзерби? И все потому, что это напомнило вам совсем другой случай — с мешком угля.
— Вы смеетесь, душечка, — сказала мисс Марпл, — а ведь это не такой уж плохой способ добраться до истины. На самом-то деле это интуиция, как нынче говорят, как будто это бог весть какое чудо! Интуиция — это как привычка читать слова, не складывая их по буковкам. Дитя этого не умеет — у него слишком мало опыта. Но взрослый человек узнает слово с первого взгляда, потому что видел его сотни раз. Вы понимаете, что я хочу сказать, викарий?
— Да, — задумчиво протянул я. — Мне кажется, я уловил смысл. Вы хотите сказать, что, если одно событие напоминает вам какое-то другое событие, значит, это явление одного порядка.
— Совершенно верно.
— А о чем же, позвольте узнать, напоминает вам убийство полковника Протеро?
Мисс Марпл вздохнула:
— В том-то вся трудность, что на ум приходит сразу столько похожих случаев. Например, был такой майор Харгривз, церковный староста, человек весьма уважаемый и достойный. И все это время он, оказалось, жил на два дома — содержал бывшую горничную, вы только подумайте! И пятеро ребятишек, целых пятеро, — это был ужасный удар для его жены и дочери.
Я попытался вообразить полковника Протеро в роли тайного грешника, но это было выше моих сил.
— Или взять еще случай с прачечной, — продолжала мисс Марпл. — Мисс Хартнелл такая неосмотрительная — забыла в блузке с оборками опаловую брошку, да так и отослала в прачечную. А женщина, которая ее взяла, вовсе не была воровкой, ей эта брошка была ни к чему. Она просто спрятала брошку в доме у другой женщины и донесла в полицию, что эта особа ее украла. Все по злобе, только бы насолить человеку. Ненависть — поразительный мотив. Разумеется, в этом был замешан мужчина. Как всегда.
На этот раз я не сумел разглядеть ни малейшего, даже отдаленного сходства с нашим делом.
— А то еще дочка бедняги Эльвелла — такое прелестное эфирное создание — пыталась задушить своего меньшого братца. И случай с деньгами, которые собрали на пикник для мальчиков из хора (это еще до вас было, викарий), — их взял органист, просто взял. Жена его запуталась в долгах, как ни печально. Да, этот случай приводит на память столько других — слишком много, слишком. До правды докопаться очень трудно.
— Мне бы хотелось узнать, — сказал я, — кто эти семь человек, которых вы подозреваете?
— Семь человек, которых я подозреваю?
— Вы сказали, что можете назвать семь человек, которые… в общем, которые будут рады смерти полковника Протеро.
— Да что вы? Ах да, припоминаю.
— И это правда?
— О, разумеется, чистая правда. Но мне не пристало называть имена. Вы сами легко можете их назвать. Я в этом совершенно уверена.
— Уверяю вас, что я о них понятия не имею. Разве что Летиция Протеро — только потому, что она, вероятно, получит наследство после смерти отца. Но подозревать ее в этом нелепо, а кроме нее, мне вообще никто не приходит на ум.
— А вам, душечка? — спросила мисс Марпл, обращаясь к Гризельде.
К моему удивлению, моя жена покраснела. В глазах у нее появился подозрительный блеск, очень похожий на блеск слез. Она сжала обе руки в кулачки.
— О! — возмущенно вскричала она. — Люди так отвратительны! Ужасно! Что они болтают! Какие низости они могут выдумать…
Я смотрел на нее с интересом. Подобные вспышки совершенно не в характере Гризельды. Она поймала мой взгляд и попыталась улыбнуться.
— Не смотри на меня так, будто я диковинная букашка, которую ты никогда не видел, Лен. Давайте не будем попусту горячиться и отвлекаться от темы, ладно? Я не верю, что виноват Лоуренс или Анна, а о Летиции вообще речи быть не может. Нужно найти хоть какую-нибудь улику, которая наведет нас на след.
— Конечно, записка очень странная, — сказала мисс Марпл. — Помните, я еще утром сказала, что меня поразило некоторое несоответствие.
— Насколько я понимаю, записка с замечательной точностью указывает время совершения преступления, — сказал я. — Но ведь это вряд ли возможно? Миссис Протеро только что вышла из кабинета. Она едва ли успела даже дойти до мастерской. Я могу представить только одно объяснение — убийца, должно быть, посмотрел на свои часы, а они сильно отставали. Это единственное, что приходит мне в голову.
— А у меня другая мысль, — сказала Гризельда. — Что, если часы уже были переведены назад — нет, это то же самое — какая я бестолочь!
— Когда я уходил, они не были переведены, помню, я посмотрел на свои карманные часы. Но ты права — к нашей теме это никакого отношения не имеет.
— А вы как думаете, мисс Марпл? — спросила Гризельда.
— Милочка, признаюсь, что я думала вовсе не об этом. Мне показалось очень любопытным с самого начала то, что было написано в записке.
— А я этого не нахожу, — заметил я. — Полковник Протеро просто написал, что больше не может ждать…
— В двадцать минут седьмого? — возразила мисс Марпл. — Ваша служанка Мэри предупредила его, что вы вернетесь не раньше половины седьмого, и он как будто согласился подождать. И вот в двадцать минут седьмого он садится и пишет, что «больше ждать не может».
Я во все глаза смотрел на старую даму, проникаясь все большим уважением к остроте ее ума. Она с необычайной проницательностью обратила внимание на то, что все мы проглядели. Это и вправду было странно, чрезвычайно странно.
— Да, — сказал я, — но если бы сверху не было проставлено время…
Мисс Марпл кивнула.
— Вот-вот, — сказала она, — если бы там не стояло время!