Старый прием Гурова - Алексей Макеев
– Несомненно. Он долго гостил, недели две, если не больше. А после взрыва сразу уехал. Оставил машину во дворе, ключи в почтовом ящике и даже не попрощался.
– Почему же вы раньше об этом молчали? – недовольно произнес Орлов.
– Говорю же, забыл. Пока сидел, успел прокрутить события того времени раз тридцать, вот и вспомнил.
– Есть что-то еще, о чем я должен знать? – торопливо поинтересовался Гуров, ему не терпелось проверить новые данные.
– Про парня из Оренбурга, – смущенно проговорил Мережко. – По-моему, я там месяц перепутал. Морпех у меня после взрыва был. Гладышев уехал, потом еще пару человек принял, а уж потом морпех прикатил.
– Да, шикарная у вас картотека, – съязвил Орлов. – Имена перепутаны, даты от балды расставлены, все записи правлены-переправлены. С такими уликами мы далеко не уедем.
– Времени много прошло, а даты, так они всегда передвигаются. А когда столько времени прошло, сложно вспомнить, июль на июнь ты переправил или наоборот, – оправдывался Мережко.
– Но теперь вспомнили? Теперь сомнений нет? – переспросил Гуров.
– Теперь нет. От Пигарева человек тоже позже приезжал, а Стрельников раньше.
– Это мы уже выяснили. И что бы вам все это раньше не вспомнить? – вздохнул Лев.
– Так сами торопили: пиши всех, составь список расширенный, – защищался Мережко. – Вот я и составил.
– Ладно, идите отдыхать, Мережко, – кивнув охраннику, произнес Орлов.
– И спасибо за помощь, – добавил Гуров.
Мережко увели, генерал проводил его взглядом и, как только за ним закрылась дверь, набросился на подчиненного с упреками:
– Как это понимать, Лев Иванович? Сутки бесполезной суеты, беготни и траты ресурсов, и все только потому, что кому-то не хватило терпения методично провести допрос свидетеля?
– По-моему, это вы настаивали на спешке, – напомнил Гуров.
– Поспешай медленно – эта фраза тебе знакома? – Орлов продолжал ворчать, но пыл поубавил. – Впрочем, здесь мы все погорячились. Услышали новость о том, что зацепка появилась, и начали не с того. Надеюсь, теперь ты станешь более осмотрительно подходить к принятию решений.
– Вы насчет Гладышева? Думаю сперва по базе его пробить. Если данные не получу, по ГИБДД пройду, он наверняка водительские права имеет, раз в автомастерской работает. Потом поеду в Курск.
– Хватит гоняться по городам, – заявил Орлов. – Отправишь запрос курским правоохранителям, пусть они его к нам доставят. Здесь побеседуешь не хуже, чем в Курске.
– А если это он? Вдруг курские налажают? – Идея Орлова Гурову не понравилась. – Тут езды всего шесть часов. Проверку я за час проведу, к обеду буду в Курске.
– Я сказал – отставить катания! И Крячко обратно вызывай, раз уж в Оренбург ехать теперь не нужно. Если его Харитоша имеет какую-то ценность, пусть тащит его сюда, но чтобы к завтрашнему вечеру Крячко был в Москве. Это понятно?
– Так точно, – козырнул Гуров и вышел из кабинета. Он работал с генералом Орловым достаточно давно, чтобы понимать, когда спорить не стоит. Сейчас был как раз такой момент. «Ничего, – думал Лев, направляясь в свой кабинет, – проверю Гладышева, до утра подожду, а там, глядишь, у генерала настроение переменится, и он даст добро на поездку».
В коридоре его остановил дежурный и передал сообщение от Крячко. Гуров забрал у него листок с номером телефона и прошел в кабинет. Набрав номер, приготовился ждать, но Крячко снял трубку после первого гудка.
– Привет, Стас, что за срочность? И почему сам не позвонил?
– Это долгая история, – вместо приветствия ответил Крячко. – Слушай, тут у меня подозреваемый совсем отмороженный. То ли на самом деле придурок, то ли «косит» под такового. Хочу его в Москву переправить, а добровольно он не поедет. Сможешь с сопроводительными документами помочь?
– Харитоша? – уточнил Лев.
– Он самый. До Оренбурга, сам понимаешь, добраться я не успел.
– Оренбург отменяется. Мережко показания изменил.
– А Харитоша? – с надеждой в голосе спросил Крячко.
– Насчет него ничего нового, – ответил Гуров. – Но тебе срочно велено возвращаться. Когда ближайший самолет из Красноярска?
– Еще не проверял.
– Тогда бронируй, пока не поздно. С документами я ребят напрягу, вышлют по факсу, – пообещал Лев. – Связь не теряй. Как с билетом определишься, отзвонись, я машину в аэропорт организую.
– Ты в Москве?
– Да, но завтра все может измениться. Мережко фамилию гостя из Курска вспомнил.
– По базе пробили?
– Еще нет, звонок твой отвлек. Так что решай вопрос с билетом, а я своими делами займусь.
Гуров дал отбой, не прощаясь. Тут же связался с дежурными операми, поручил подготовить документы на задержание и перевозку Харитонова и продиктовал номер, на который отправлять факс. Потом вспомнил про разницу во времени и чертыхнулся. Подписать разрешения раньше девяти вряд ли получится, а в Красноярске к тому времени будет уже час дня. Если рейс раньше, Стас его пропустит. Пришлось снова звонить в Диксон.
– Ничего, время у вас есть, – подбодрил Крячко. – Полечу вечерним рейсом. К часу дня управитесь?
– Гарантированно, – пообещал Гуров.
– Вот и отлично. У нас здесь будет уже пять вечера, так что уложусь. А в семь буду уже в Москве. Лихо, правда?
– Все равно день потеряем, – подосадовал Лев. – Может, удастся Харитошу уговорить?
– Это вряд ли. Попробую местных уломать, чтобы бумаги выправили. Начальник Управления здесь вроде толковый мужик, должен пойти навстречу. Но вы все равно документы готовьте. Страховка не повредит. – Крячко дал отбой, и Гуров наконец получил возможность заняться Гладышевым.
Имя Василия Гладышева база выдала буквально через десять минут. Целый список Гладышевых, и лишь один из них числился как житель Курска. Это была настоящая удача. Теперь у Гурова было полное досье на предполагаемого гостя Мережко, и с этим уже можно было обращаться к правоохранителям Курска. В деле Гладышева было на что обратить внимание.
Во-первых, Василий Гладышев отбывал наказание в местах лишения свободы и освободился всего за год до взрыва Дмитровского ОВД. Попал на скамью подсудимых он с формулировкой «причинение смерти по неосторожности», хотя прокурор и требовал переквалифицировать статью на «умышленное убийство». Во-вторых, дело его рассматривал не курский суд, где произошло преступление, а московский, так как
