Русский вечер в Ницце - Екатерина Барсова
Инга вздохнула.
– Тебе хорошо, – продолжала ныть Катя, – ты – самостоятельная, хорошо зарабатываешь…
– Не надо тебе было забрасывать живопись.
– А, – махнула рукой Катя, – ерунда. Все равно знаменитой художницы из меня не получилось.
– Но ты тоже могла бы сама зарабатывать. Хотя бы как Женя. Он же неплохо выручает за продажу своих картин.
– Женя без конца тусуется с нужными людьми. Плюс у него папа – член Союза художников с кое-какими связями. Да и сам Женя – большой прохиндей, постоянно участвует в разных акциях, выставках. Крутится, как может, – тем и живет.
– Зато есть деньги. Может, тебе стоит куда-то выходить? Сколько ты с ним еще протянешь?
– Не знаю. Так бы и убила на месте!
– Зачем убивать? Лучше уйти. Так всем будет спокойней.
Катя замолчала. Пила кофе, глядя прямо перед собой расширенными от возбуждения глазами. Затем продолжила в том же духе:
– У тебя все хорошо. Новая роль в драматическом спектакле… Ты за что ни берешься, все у тебя получается.
– Не всегда. Закрыли «Семирамиду».
– Уже окончательно?
– Да. Андрей сказал.
– Официального подтверждения не было?
– Нет. Но что это меняет? Слухи давно ходили.
– Пока тебя не поставили в известность – все еще может быть.
– Да ну! Все, не о чем больше говорить. Кстати, сейчас у меня новый проект.
– Какой?
– Я буду сниматься в рекламе.
– Все-таки решила?
– После долгих и мучительных колебаний.
Катя скользнула взглядом по стене.
– У тебя новая картина? Красивый портрет. Сама заказала?
– Подарили.
– Кто?
– Работодатель, – рассмеялась Инга.
– Кто же?
– Который заказывает рекламный ролик.
– Он за тобой ухаживает?
– Я бы так не сказала. Он – мил. Но это просто формальная вежливость.
– Из формальной вежливости портреты не дарят. Инга! Мужчины от тебя тащатся, а ты, Снежная королева, ничего не замечаешь! Как его зовут?
На секунду Инга заколебалась.
– Валдис Бракшните. Я тебе уже о нем говорила. Он генеральный директор российского филиала международной компании «Нестлана».
Брови Кати взлетели вверх.
– Ого! Какой масштаб!
– О масштабах мы не говорим. Моя роль скромная – станцевать ролик.
– Ты будешь в образе балерины?
– Нет. Я хочу что-то другое. Но пока не знаю. Надо думать.
Катя вздохнула:
– У тебя все всегда правильно, Инга. Счастливый ты человек! А у меня все наперекосяк. Как получила травму и ушла из балетного училища, так жизнь и пошла кувырком.
– Разве так можно говорить? У тебя чудесная дочка, семья. А у меня… нервы ходуном ходят.
Инга отпила кофе, который уже почти остыл.
– Нервы?
Катя пересела на диван.
– Да. Мне так кажется. – Инга запнулась. – Что-то я стала все забывать, терять.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну… я не знаю даже, как объяснить… У меня была одна брошь. Я знаю, что она должна быть дома. Но ее – нет.
– Инга, ты просто могла ее потерять.
– Нет. Не могла. Я ее очень редко надевала. А недавно полезла в шкатулку, смотрю – броши нет.
– Может, домработница?
– Валя? Что ты, Валя на такое неспособна. Она работает у меня уже три года, и я ничего за ней не замечала.
– Так оно и бывает. Все слуги таятся до поры до времени, а потом начинают воровать. Им главное – переждать момент и завоевать доверие хозяев. Когда доверие завоевано – можно потихоньку красть. Ты что, газет не читаешь или не смотришь телевизор? Многих звезд обкрадывали домработницы, помощники, массажисты.
– Валя не такая.
– Короче, у тебя пропала брошка, и ты не знаешь, куда ее дела. Так?
Инга покачала головой. Она подумала, что, скорей всего, Катя не поймет ее. Да и что она может сказать? У нее самой одни смутные страхи, подозрения…
– Еще кое-что.
– Что?
– Как будто бы мои вещи переставляют на другие места. Но я точно этого не делала.
– Валя и переставила. Инга, все ясно. Она стащила брошь. И случайно переставила предметы.
– Я предупредила Валю, чтобы она никогда ничего не меняла в доме. Я терпеть не могу, когда переставляют мои вещи. Она знает это.
– Значит, забыла. Какие проблемы, Инга? Тебе надо поговорить с ней как можно строже. Пусть сознается! И все встанет на свои места. Она будет, конечно, отнекиваться, но ты настаивай на своем. Тогда она расколется.
– Катя, это еще не все. Пропало несколько открыток. Поздравительных. От Королевского балета Испании. От Французской Гранд-опера. Документы личного характера.
Катя непонимающе уставилась на нее:
– Какие документы?
– Письма, шутливые записки, открытки. Ты считаешь, что их тоже взяла Валя? Зачем они ей?
Катя фыркнула:
– Хвастаться автографами перед своими родственниками. Ты говорила, она с Украины?
– Да. Из Харькова.
– Ну вот! Чтобы трясти перед ними. Тебе, наверное, известные люди писали и поздравляли.
Инга покачала головой.
– Здесь что-то не так. Не станет Валя этого делать.
– Тогда мне нечего тебе сказать, никакие мысли больше в голову не идут. Я бы на твоем месте поговорила с Валей. Попробуй!
Инга кивнула:
– Да. Пожалуй, ты права.
Разговор с Валей, который состоялся на следующий день, закончился ничем. Та сразу принялась плакать:
– Я ничего у вас не брала. Ничего! Как вы могли подумать?
– Валя, – мягко сказала Инга, – я тебя ни в чем не обвиняю. Я просто спрашиваю. Ты могла случайно передвинуть предметы. Вытирая пыль, смахнуть в мусорное ведро открытки.
Инга не сказала, что открытки и записки лежали в ящике, который надо сначала выдвинуть, потом еще хорошенько пошарить в нем, чтобы найти бумаги.
– Нет! Нет! Я ничего не трогаю! А пыль вытираю аккуратно, стараюсь ничего не разбить.
– Никто и не говорит, что ты плохо относишься к
