Пропавшая - Мэри Кубика
Я ускоряю шаг. Пройдя половину пути, не выдерживаю и срываюсь на бег. Меня бросает в пот, дыхание перехватывает, в ушах стучит.
Наконец я у машины. Распахиваю дверцу, прыгаю на сиденье и тут же захлопываю ее. Жму кнопку, дверцы блокируются, однако легче не становится — я боюсь, что, если посмотрю в зеркало заднего вида, кого-нибудь в нем увижу. И ведь не я сама себе все придумала — виноваты злополучные сообщения…
Надеюсь, ты сдохнешь. Гори в аду.
Страх пустил во мне корни, хотя я всеми силами старалась убедить сама себя, что эти сообщения — чья-то жестокая шутка, что пишет их человек с ненормальным чувством юмора. С другой стороны, таких знакомых у себя я не припомню.
Вставляю ключ, завожу машину и почти сдаю назад, как вдруг раздается стук в стекло. Я вскрикиваю, видя за окном темный силуэт, и хватаюсь за перцовый баллончик. Защищаться больше нечем, разве что скребком ото льда или ключами.
Незнакомец наклоняется к стеклу, и я тут же узнаю Джанетт — акушерку. Какое облегчение!
— Боже мой, Джанетт! — говорю я, опуская стекло, и через силу улыбаюсь, стараясь успокоиться. — Как же ты меня напугала!
Гора с плеч — я не одна. Пока Джанетт здесь, мне ничего не угрожает.
— Прости! — весело говорит она, все еще пребывая в радостном расположении духа после принятия родов. В такие моменты и правда нередко испытываешь заряд бодрости, особенно если роды успешные и не заканчиваются на столе у хирурга после того, как женщина промучилась сутки. — Я думала, ты меня видела, — продолжает Джанетт. — Давненько пытаюсь тебя догнать, уже и кричала не раз…
— Если б я слышала, то, конечно, подождала бы.
Тут Джанетт расплывается в хитрой улыбке и многозначительно произносит:
— Зеппелин, значит… — Мы с ней дружно хихикаем. — Одноклассникам мальчишки явно будет где разгуляться.
— Жаль бедняжку, — вздыхаю я. — Он этого родителям не простит, когда вырастет.
— И чем людям не угодили Джеймсы и Томасы? — недоумевает Джанетт. Она старше меня и гораздо более консервативна.
— Я тебя умоляю! Наши старомодные Джеймсы и Томасы никому не нужны. Сегодня всем подавай Джейкобов, Ноев и Мейсонов.
— И, судя по всему, Зеппелинов.
— А вот это уже не мода, а жестокое обращение с детьми!
Мы снова смеемся.
— Почти утро, — говорит Джанетт. Рассвет и правда скоро, всего через пару часов. — Поезжай-ка домой; может, хоть немного поспишь, пока дети не встали.
Мы с Джанетт прощаемся. Она уходит к своему автомобилю, который стоит чуть поодаль, и я провожаю ее взглядом. Как только Джанетт садится в машину, я трогаюсь и спешно выруливаю с парковки. Мне сразу становится легко на душе. На улицах города снуют другие автомобили, светятся окна в домах, горят фонари. Утро еще не наступило, но сияние почти полной луны разбавляет черноту ночи. На ум мне приходит круглосуточный «Макдоналдс», и, хотя к фастфуду я довольно равнодушна, все-таки задумываюсь, не заскочить ли. Не ела целую вечность, так и хочется чего-нибудь побыстрее и пожирнее…
Впрочем, радуюсь я недолго, потому что уже вскоре раздается знакомый сигнал. Сообщение. Возможно, это Джош — хочет узнать, как у меня дела… Вторник сменился средой, и нужно что-то решать. Джош уходит на работу рано, в шесть часов; если я к этому времени не вернусь домой, ему придется куда-то пристраивать детей. Вернуться я успею, но он-то пока не в курсе… Хочет, наверное, подстраховаться.
Я беру с пассажирского сиденья телефон.
Однако сообщение не от Джоша. Все с того же незнакомого номера отправлено:
Хорошей дороги.
Лео
Наши дни
Когда мы были еще маленькими, папа снимал нас на видео. Записей накопилось уйма. В те вечера, когда ему особенно тошно, он сажает меня смотреть их вместе с ним. Девчонка на этих видео непоседливая, веселая, много улыбается, хихикает без конца. Ты же, наоборот, угрюмая, шарахаешься, боишься. Ни капли не похожа на девчонку с видео. Совсем другой человек.
Пока я сижу на уроке в школе, папе звонят из полиции. Он приходит меня забрать. У нас в это время идет алгебра, которую многие терпеть не могут, но только не я, ведь мне она дается легко. У меня, видишь ли, способности к математике. Хотя какая тебе разница. Едва меня вызывают по громкоговорителю к директору, моим одноклассничкам сразу башню от радости срывает, ведь они-то думают, что сейчас мне за что-нибудь влетит. Хочешь правду? Меня все недолюбливают. Я — чудик, изгой, неудачник. Благодаря тебе, между прочим. А вообще меня наказывать не за что. Наказывают, только если кто-нибудь наплетет обо мне всякой ерунды.
Папа сидит в кабинете директора. Глаза у него красные и блестят, словно только что плакал. Стыдно до чертиков — твой отец рыдает на глазах у всей школы… Тут еще мимо как раз проходит Тодд Фелдинг, а значит, забыть этот позор мне дадут не скоро.
Мы приезжаем за тобой в полицию, там ты сидишь в кабинете вдвоем с детектившей. Ее имя я, конечно, знаю — детектив Роулингс, просто не нравится мне так ее называть. Зато папа чаще обращается к ней просто «Кармен». Как по мне, они явно спали, хотя на сто процентов не уверен. Детективша ведет дело с самого начала, и, выражаясь папиными словами, «ей не все равно», а он все никак не поймет, что она по нему сохнет. Думает, детективша всего лишь хочет раскрыть глухарь. Ага, как же! Залезть к нему в штаны — вот что она хочет, да и, наверное, у нее уже не раз получалось…
Тайком от папы я читал сообщения, которые шлет ему детективша. Приторные, розовые, миленькие. Тошнит от них. Она рассыпается в похвалах, говорит папе, какой он добрый, смелый, чуткий… «Я думала о тебе сегодня, — пишет. — Вы с Лео постоянно в моих мыслях».
Фу.
Перед тобой стоит тарелка с едой; правда, ты словно забыла, как надо есть, потому что делаешь все неправильно.
Ты очень худая, бледная, руки трясутся. Папа, нисколько не сомневаясь, что ты прежняя, кидается тебя обнимать. Ты застываешь и как будто вообще перестаешь дышать. Хочешь понемногу высвободиться, однако папа не дает, вцепился в тебя и стоит, плачет. Детективша трогает его за руку и просит пока не слишком на тебя наседать. Дико за него стыдно, даже щеки горят.
— Как ты похожа на свою маму… — говорит папа, прижимая ладонь к
