Купите Рубенса! - Святослав Эдуардович Тараховский
Вася остолбенел.
Обжегши руку, догорела и погасла свеча.
Заплакал пудель.
В полной и неподвижной темноте Вася со всей категоричной очевидностью понял, что у него не только плохие нервы, но и не все в порядке с головой. Что процесс начался не сегодня, а тогда, когда он купил у Казбека это мерзкое антикварное зеркало, в котором у него, Васи, были стройные ноги, живот двадцатилетнего прыгуна с трамплина и, как выяснилось теперь, голова идиота.
В панике, со спазмами в желудке, он позвонил Казбеку и, сославшись на то, что зеркало оказалось слишком большим, предложил вернуть его назад и купить что-нибудь другое.
– Не надо говорить, – сказал Казбек. – У жизни назад нету. До свидания, дорогой. Приходи занедорого кушать.
Казбек был тверд, как гора Казбек, и надо было немедленно искать другой выход.
Он повез зеркало в комиссионку, но его не взяли, потому что, как почти хором сказали искусствоведы, старые зеркала-псише покупают плохо, а места они занимают много.
Но я-то его купил, хотел сказать Вася, но ничего не сказал, не хотел, чтоб еще и искусствоведы открыли в нем то, что сам он про себя уже давно понял.
Кончилось тем, что по его команде водитель и грузчик выставили громадину псише у помойки и уехали.
Вася вошел в свою квартиру и почувствовал, что в ней наконец-то восстановился здоровый хайтековский воздух и легкое беспроблемное дыхание.
Ночь наконец-то прошла без фантазий. Утром бодрый Василий выглянул в окно и увидел, что псише исчезло. Вася улыбнулся и порадовался за того, кому оно досталось.
Жизнь вскоре наладилась, но уже без прежнего блеска.
Везение, которое опекало его по жизни, после драмы с зеркалом начисто покинуло Васю. Почему? Не знаю. Везение – хитрая птица. Никто не знает, когда она сядет на ваше плечо, сколько на нем пробудет и когда, чем-то прогневанная, покинет вас, чтобы на новый срок найти другое плечо.
Улетело от Васи везение, и все тут, будто и не находил он в детстве бумажные десятки, не обманывал виртуозно родителя и не любили его пачками самые достойные девушки Замоскворечья. Оно исчезло, будто и не было его никогда. Вот и не верь после этого в кошмары старинных зеркал.
Деньги теперь не прыгали сами из богатых карманов в Васины руки, их приходилось выуживать. С трудом, помалу и не всегда.
Да, чуть не забыл. Избавление от зеркала и оздоровительная поездка на Кипр не вылечили Ларису. Она все-таки ушла к Сарайкину и всем сердцем полюбила автомашину «Жигули».
Смертельный пуфик
Он склонился надо мной, протянул фотографию предмета и белозубо, заискивающе улыбнулся.
Прекрасно помню, как что-то в этой улыбке заставило меня насторожиться, но что именно, я сразу сообразить не смог, и в этом вся беда.
Я принял фотографию и указал ему на стул по другую сторону стола.
Незнакомцу было лет сорок. Неброский серый пиджак, серые, с прицелом в собеседника глаза. Он спортивно сел, качнув чуть тронутой сединою головой, и, жестко закрепив спину, закинул ногу за ногу. Вид у него был такой, что сразу не расшифруешь.
Я невольно перевел свое внимание на его руки, отразившиеся в шоколадной полированной столешнице.
Всегда считал и считаю, что руки говорят о человеке больше, чем глаза. Глазам доступна хитрость, они способны прищуриться и обмануть, руки же всегда откровенны, на них, как на страницах мудрой книги, записана вся повесть нашей жизни.
Руки у него оказались замечательные, пальцы тонкие, мягкие и длинные, как у пианиста, ноготь левого мизинца, который он явно выставлял напоказ, был выхолен, любовно обточен пилочкой и заметно длиннее других.
Ноготь возбудил во мне любопытство.
Руки музыканта? Хирурга? Книголюба-картежника? Знал я одного такого, жил когда-то в детстве в нашем дворе. Проигравшись однажды вдрызг, он вынужден был расстаться с самыми любимыми своими книгами – собранием сочинений Сталина. Переживал ужасно. И, помню, какое-то время даже не играл. Потому что из-за Сталина смертельно пил.
– Видите ли, это называется пуфик, – с интеллигентной негромкостью вернул меня к действительности посетитель. – Пуфик, пуф, слышите, как мускулисто отлетает от губ «п»? Похожий звук производит сам предмет, когда вы на него садитесь, за что и был так забавно назван. Между прочим, Франция. Восемнадцатый век. Атрибут королевской спальни или будуара. Простите, мне сказали, что вы интересуетесь, и, собственно, поэтому я здесь…
Э-э, да он из Питера, определил я своим музыкальным ухом, словив чуть заметные нюансы в интонации и лексике. Приехал в столицу, чтобы взять подороже. И нервничает, вон как бьется под столом нога. Вероятно, бедняге очень нужны деньги. Вопрос: а кому они не нужны?
На фотографии действительно был изображен пуфик. Действительно Франция, действительно восемнадцатый век. Породистая вещь.
– Пуфик неплохой, – сказал я вслух, продолжая про себя размышлять о посетителе. – Простите, вы из Питера?
– Нет, – слегка испугавшись, ответил он. – А что? Пуфик совершенно уникален, он существует в единственном числе.
Привирает интеллигент. Вещь явно питерская. Ну, не хочет человек раскрываться, стесняется, бывает. Мало ли зачем ему нужны деньги? Жене на машину, любовнице на шубу или просто-напросто себе, на зубы. Я вспомнил собственные недавние зубные муки и проникся к нему сочувствием. Господи, куплю я этот пуфик, вернется он в свой Питер с деньгами, и никто не узнает, что он мотался в Москву. Но сколько он запросит?
– Везучий пуфик, – сказал я вслух. – Хотел бы я им быть, чтоб ежедневно ощущать на себе мягкие округлости самой Антуанетты, судя по картинкам, они у нее были очень даже ничего. Сколько же стоит этот королевский табурет?
Он усмехнулся и запнулся всего на мгновение, но этого мгновения было достаточно, чтобы понять: цен не знает, сочиняет на ходу. Плохо. С людьми несведущими всегда непросто иметь дело. У них что ни икона, то Рублев, что ни фарфор, то самого, конечно, Наполеона, а уж если у кого задержалась с древности шпага, то, будьте уверены, она принадлежала Суворову. Каждый неграмотный считает, что владеет раритетом и ломит мечтательные цены за самый обыкновенный хлам.
Но мой незнакомец, назвавшийся Сергеем Владимировичем, приятно обрадовал, потому что назвал весьма умеренную цену. Милый и не жадный человек. Сразу видно было, что интеллигент он настоящий, да еще питерского разлива, да еще, наверное, дворянских кровей. Купить хорошую вещь у такого хорошего человека да еще по такой хорошей цене было приятно втройне. И
