Выжить для любви - Светлана Михайловна Чудова
Так некоторые люди переживают стресс.
– Давайте присядем, – предложил Кирилл, и она подчинилась. – Вы не получали новых подарков в посылках? Вам никто не звонил?
– Нет, ни подарков, ни звонков больше не было. Однажды мне показалось, что за мной следят, но я ошиблась.
– Вы точно знаете?
– Этот человек сидел за рулем белого «Ягуара». Для слежки слишком уж приметная машина.
Если она единственная. Однако человек, разъезжающий на «Ягуаре», вполне может позволить себе иметь несколько машин. «Ягуары» в таком деле слишком заметны.
Значит, Нику оставили в покое. Но именно о подарке она вспомнила, когда обнаружила труп судьи.
– Вы упоминали, что Виленскому угрожали когда-то смертью, что вам об этом известно?
– Все подробности знают его родные. Это произошло еще до того, как я появилась в его доме. Его родные… Господи, надо позвонить им!
– Мы сами известим их, – пообещал Кирилл, смягчившись при виде растерянности Ники. – Вы знаете их имена и номера телефонов?
– Разумеется. – Ника снова потерла лоб. – У судьи двое детей. Сын и дочь. – Она назвала имена и номера телефонов, а потом умолкла, опять уставившись на скатерть.
– Я сейчас, – пообещал Кирилл и встал. Он собирался осмотреть библиотеку и пройтись по всем комнатам дома.
Он уже был у двери, когда Ника окликнула его:
– Он был наверху?
Кирилл остановился:
– Когда прибыла полиция, в доме никого не было. – Об этом ему доложили сразу.
– А он не мог выпрыгнуть из окна?
– В доме не обнаружено никаких следов. Ни открытых окон, ни отпечатков на подоконнике. – Больше он ничего не мог добавить.
– Надеюсь, что наверху его и правда не было, – пробормотала Ника. – Надеюсь, что не упустила его. Мне следовало подняться туда. Следовало посмотреть…
– Ничего подобного!
– Я бы убила его, – бесстрастно произнесла она.
Глава 9
Изнемогающая физически и опустошенная эмоционально, в шесть часов на следующее утро Ника встретила Катерину с семьей в аэропорту. В ожидании посадки она успела выпить еще чашку кофе. Ника понятия не имела, которая это чашка по счету за последние сутки, но была абсолютно уверена, что лишь кофеин помогает ей держаться на ногах.
Она не спала ни минуты, а если бы и рискнула лечь, заснуть ей не дали бы. Федоров еще долго расспрашивал ее, потом сразу навалилось множество дел. Знакомых следовало известить. Полицейские взяли на себя родных судьи.
Потом начали звонить родные Виленского – одновременно по домашнему и по сотовому телефонам.
Дом предстояло привести в порядок. Ей надо было разместить одиннадцать человек, в том числе и саму себя, в гостиницах, да еще и подготовиться к приезду родных Виленского за считаные часы.
Сама Ника переселилась в скромный отель, испытав шок оттого, что ей нельзя не только остаться в доме, но даже забрать свою одежду. Список необходимых вещей она передала Федорову, а тот кому-то поручил собрать их.
Ее пистолет и старый револьвер Виленского изъяли. Федоров обещал вернуть их после завершения расследования.
До Ники дошло, что она входит в число подозреваемых, пусть и не является главным из них. Она имела доступ в дом, у нее был пистолет, Федоров сам видел, как метко она стреляет.
Свое алиби она могла подтвердить только чеками и билетами. Хотя мотива у нее не было, поэтому она могла успокоиться, но ее не покидало воспоминание о трупе старика.
Он выглядел таким хрупким, что казалось, раньше его поддерживала только неукротимая энергия. Ника искренне радовалась тому, что именно она нашла его и успела попрощаться с ним, пока не явились чужие люди и не увезли труп. Мертвые не в состоянии выглядеть достойно. Судья сгорел бы от стыда за извергнувшееся содержимое кишечника, особенно если бы об этом узнали его близкие. Скорее всего ему было бы стыдно и перед Никой, но не так, как перед детьми и внуками.
Появились пассажиры, прибывшие нужным ей рейсом, и в числе первых Катя с семьей. Стройная, миловидная, с эффектными прядками в коротких белокурых волосах. Она была бледна, с заплаканными глазами, но держалась мужественно. Заметив Нику, немедленно бросилась к ней и заключила ее в объятия. На глаза Ники навернулись слезы: всю эту ужасную ночь она отчаянно хотела, чтобы кто-нибудь крепко обнял ее и заставил забыть об одиночестве.
– С Мишей ты созвонилась? – спросила Катя, отстраняясь и утирая слезы насквозь промокшим бумажным платочком.
– Да, они скоро будут в гостинице.
– Полиции уже что-нибудь известно?
Ника покачала головой:
– Не знаю. Поскольку я не родственница, мне ничего не объясняют. – Будь она даже родной дочерью, Федоров держал бы ее в неведении – как одну из подозреваемых.
– Я знала, что рано или поздно кто-нибудь из тех мерзавцев, что посадил отец, выйдет из тюрьмы и убьет его, – звенящим от напряжения голосом призналась Катя. – Так и знала!
Нику окатила новая волна угрызений совести.
– Мне следовало быть рядом…
– Ерунда! – яростно перебила Катя. – У тебя был выходной, ты имела полное право покинуть дом. Никто и не требовал от тебя ходить за ним по пятам двадцать четыре часа в сутки. Наверное, убийца следил за домом и увидел, что ты уехала. Если в этом кто-нибудь и виноват, так это я – за то, что не наняла постоянных телохранителей. А ты ни в чем не виновата, и даже думать об этом не смей, слышишь?
Слишком поздно. О своей вине Ника думала все последнее время. «А если, – вдруг мелькнула у нее жуткая мысль, – Юрьевича убил тот же человек, который прислал мне кулон? Что, если на самом деле он искал меня?» Правда, в таком случае убийство старика судьи выглядело нелогично. Но стоит ли искать логику в действиях преступника? Помня об этом извращенце, ей следовало бы остаться дома, а не пытаться ловить его на живца.
Только когда Федоров задал ей вопрос об угрозах, она сообразила, что такое решение было бы наилучшим. Но, несмотря на все логические доводы, первое впечатление не бледнело.
– Ты тоже ни в чем не виновата, – решительно заявила Катя. – Виноват только тот человек, который нажал курок, и больше никто. Мы должны помнить об этом, иначе сойдем с ума! – И все-таки ей следовало быть дома! И она осталась бы дома, если бы не этот проклятый кулон.
Дима, муж Кати, уже вылавливал с ленты транспортера багаж, ему помогал десятилетний сын Костик.
Пятнадцатилетняя Лиана стояла в сторонке и выглядела такой потерянной и несчастной, какими бывают только подростки. В ее волосах медового оттенка мелькали блестящие синие пряди.
