Обман - Джордж Элизабет
Она привыкла не слишком доверять его словам. Она не могла поверить, что все жизненные трудности можно объяснить принадлежностью к той или иной расе. Но сейчас надо было расследовать убийство, а убитым был выходец из Азии и, что немаловажно, жених родной сестры Муханнада Малика. Совершенно ясно, что Малик тут же связал преступление с расизмом, которым, по его утверждению, был пропитан воздух в Балфорде.
И если эта взаимосвязь будет установлена, произойдет все, чего боится Доналд Фергюсон: конфликт на морском побережье в летнее время, драки, потоки крови, — что было обещано во время творившегося днем хаоса.
Как только стало известно, что произошло в здании муниципалитета и за его стенами, телефоны в полицейском участке раскалились от панических звонков граждан Балфорда, которые были напуганы беспорядками на улицах. Позвонила и супруга мэра; результатом этого звонка был официальный запрос сотрудникам полиции, в обязанность которых входит сбор данных о тех, кто без долгих размышлений способен преступить закон. На столе перед Эмили лежало досье, собранное отделом полицейской разведки на Муханнада Малика за последние десять лет. Информация была скудной и в основном не связанной с криминалом. Невольно возникала мысль, что Муханнад в свои двадцать шесть лет, если не считать вчерашнего инцидента, образумился и не имеет ничего общего с тем задиристым подростком, который впервые попал в поле зрения полиции. У Эмили было и его школьное личное дело, и аттестат с отличными оценками, отчет о его учебе в университете, сведения о работе. Он был сыном уважаемого члена муниципального совета города, преданным супругом и отцом, имеющим двух малолетних детей, способным менеджером. Все отлично, и, если бы не одна мелочь, можно было бы считать его образцовым гражданином.
Но Эмили знала, что за такими мелочами часто скрываются невидимые на первый взгляд изъяны. Малик был известен как основатель «Джама», — организации, объединяющей молодых пакистанцев. Организация ставила целью сплотить мусульман на основе идеи превосходства народов, исповедующих ислам, над европейцами. Дважды за прошедший год «Джама» подозревалась в том, что провоцировала столкновения между молодыми азиатами и их английскими сверстниками. Одно из таких столкновений, причиной которого послужил дорожный инцидент, переросло в жестокую драку; другое произошло из-за пластиковой бутылки, которую бросил в девочку-мусульманку кто-то из ее одноклассников. Но почему-то никому не пришло в голову обвинить в этом «Джама».
Фактов было недостаточно, чтобы добраться до Муханнада Малика. Все, чем Эмили располагала, не тянуло даже на косвенные улики. И все же его крайние взгляды — а накануне он их ярко продемонстрировал — вызывали у Эмили Барлоу неприязнь к этому человеку. Прочитав досье до конца, она так и не нашла ничего, что могло бы рассеять ее подозрения.
Через несколько часов после демонстрации она встречалась с Муханнадом и человеком, которого он называл экспертом по «иммиграционной политике». В основном говорил эксперт, но присутствие Муханнада создавало напряжение, на что он, без сомнения, рассчитывал.
Он, казалось, излучал неприязнь. Отказался присесть; скрестив на груди руки, прислонился к стене и ни на мгновение не отвел взгляда от ее лица. Сохраняя выражение пренебрежительного недоверия, он, казалось, предупреждал Эмили, что в деле о смерти Кураши не потерпит никакого вранья. А она и не собиралась ему лгать… по крайней мере в главном.
Чтобы предупредить возможные провокации Муханнада и внушить исподволь, что ее согласие встретиться с ними никоим образом не связано с демонстрацией, Эмили в разговоре обращалась только к его спутнику, которого он представил как двоюродного брата Таймуллу Ажара. В отличие от Муханнада, этот человек был абсолютно спокоен, но, без сомнения, поддерживал все требования, на которых настаивала семья. Поэтому в разговоре с ним Эмили тщательно подбирала слова.
— Мы признаем факт, что смерть мистера Кураши кажется подозрительной, — обратилась она к Ажару. — Поэтому мы пригласили патологоанатома из министерства внутренних дел. Он прибывает завтра утром и произведет вскрытие.
— Этот патологоанатом англичанин? — перебил Муханнад. Было ясно, что он имеет в виду. — Он безусловно даст заключение, которое устроит англичан; едва ли этот патологоанатом посчитает серьезным делом смерть азиата.
— Мне неизвестна его национальность.
— На какой стадии находится расследование? — Таймулла Ажар обладал какой-то особой манерой разговаривать: его речь звучала вежливо, но уважения к собеседнику не ощущалось. Как ему это удается? — подумала Эмили.
— Поскольку смерть показалась нам подозрительной, место, где был обнаружен труп, охраняется полицейскими, — ответила Эмили.
— А где это?
— Дот у подножия скалы на Незе.
— Вы уже установили, что он умер именно в доте?
Соображал Ажар на редкость быстро, что Эмили отметила с некоторой долей восхищения.
— Пока еще мы ничего не установили окончательно, кроме того, что он мертв, и…
— И вам потребовалось всего шесть часов для того, чтобы проделать такую огромную работу! — не сдержался Муханнад. — Представляю себе, как бы взмокли полицейские задницы, если бы цвет мертвого тела был белым.
— …И, по мнению пакистанской общины, это, вероятнее всего, убийство, — закончила Эмили.
Она ждала реакции Малика. Ведь он кричал это в течение всех тридцати четырех часов, прошедших с момента обнаружения трупа, и она не могла воспрепятствовать ему в проявлении его мстительного превосходства. Он не заставил себя долго ждать.
— Как я и говорил, — с торжеством объявил он. — И если бы я все время не стоял у вас над душой, уверен, вы объявили бы, что это несчастный случай.
Эмили почувствовала облегчение. Этот азиат хотел втянуть ее в спор. Словесная перепалка с сотрудником, ведущим расследование, сыграла бы для его собратьев роль призыва к объединению.
А вот беседа, в ходе которой скрупулезно обсуждались бы выявленные факты, была для них гораздо менее полезной.
Пропустив мимо ушей язвительное замечание, она сказала, обращаясь к его кузену:
— Следственная группа вчера примерно в течение восьми часов обследовала это место. Они собрали улики и направили на анализ в лабораторию.
— И когда ожидать результатов?
— Мы предупредили их, что это дело первостепенной важности.
— А как Хайтам умер? — вмешался Муханнад.
— Мистер Малик, дважды я пыталась объяснить вам по телефону, что…
— Вы хотите заставить меня поверить, что вы все еще не знаете, как был убит Кураши? Ведь ваш судмедэксперт уже осматривал тело. А по телефону вы сообщили, что и сами видели его.
— Да, но осмотр тела ничего не дал, — раздражаясь, сказала Эмили. — Ваш отец может это подтвердить. Его пригласили для опознания, и, уверяю вас, он знает столько же, сколько и мы.
— Мы правильно поняли: он убит не из огнестрельного оружия? — тем же спокойным голосом спросил Ажар. — И не ножом? И не задушен ни струной, ни веревкой? Понятно, что использование любого из перечисленных орудий убийства оставляет следы на теле.
— Мой отец сказал, что он видел только лицо Хайтама, да и то с одной стороны, — сказал Муханнад и добавил: — Отцу позволили лишь взглянуть на его лицо. Тело было покрыто простыней, которую на несколько секунд отдернули до подбородка. Вы скрываете что-то, связанное с этим убийством? Ведь так, инспектор?
Эмили налила себе воды, предложила мужчинам. Они оба отказались, что было весьма кстати, поскольку все, что было в кувшине, она вылила в свой стакан, и ей очень не хотелось посылать кого-то за следующей порцией. Она сделала несколько жадных глотков, вода противно отдавала железом, на языке остался неприятный привкус.
Она ответила, что ничего не утаивает, поскольку на начальной стадии расследования и скрывать-то, по сути, нечего. Пока известно только, что смерть наступила между половиной одиннадцатого и половиной первого ночи с пятницы на субботу. Прежде чем сделать заключение о том, что причиной смерти может быть убийство, патологоанатом определил, что смерть наступила не в результате самоубийства и не в результате несчастного случая. Это все…
