Керен Певзнер - Исповедь убийцы
На мое счастье пробок по дороге в Тель-Авив не было. Наверное, у меня есть специальный ангел-хранитель, заботящийся о стервозных дамочках в высшей стадии душевного раздражения.
К клинике «Ткума» я подъехала через сорок пять минут после выезда из Ашкелона. Меня уже ждали. Охранник на проходной нажал на кнопку, ворота распахнулись и я въехала на территорию больницы. Остановив машину около входа в здание, я через одну преодолела ступеньки и постучалась в кабинет к доктору Рабиновичу.
Доктор поднялся мне навстречу. Круглые очки а-ля Джон Леннон он снял и положил на стол.
– Садитесь и переведите дух, – сказал он мне вместо приветствия.
Я упала на жесткий стул:
– Здравствуйте, Игаль. Вы сказали, что я могу обратиться к вам за помощью, если понадобится, и вот я тут.
– Что случилось? – серьезно спросил доктор.
– Я не знаю, как сказать, но в общем… – я протянула ему газету. Он внимательно просмотрел все заголовки, потом аккуратно сложил ее и обратился ко мне:
– Вы считаете, что и это – дело рук Яира Бен-Ами? Только на том основании, что и этот несчастный был убит так же, как мои коллеги, – чем-то вроде кухонного ножа? Кстати, полиция нашла орудие преступления?
– Понятия не имею…
– Ну вот, – заметил он. – Даже эта общность не доказана.
– Во-первых, я вовсе не подозреваю Яира, – сказала я. – Он действительно ни при чем.
Я вкратце рассказала курьезную историю о джинсах. Он посмеялся.
– Игаль, – сказала я, – мне кажется, между этими тремя убийствами есть связь.
– С чего вы решили?
– Не знаю, – честно ответила я. – Нутром чую.
– Что ж, это серьезная причина, – сказал он. – Очень серьезная.
– Перестаньте ехидничать! – я взорвалась. – Лучше напрягите свой мыслительный аппарат и подумайте, что может быть общего между психиатром и священником! А если не хотите напрягаться, то я сама вам скажу: исповедь! И тот, и другой – исповедники, и к тому, и к другому люди приходят рассказывать о самом сокровенном!
Его глаза удивленно расширились.
– Действительно… – пробормотал он чуть смущенно. – Надо же… Я как-то… – он откашлялся. – И врачи, и священники работают с людьми, причем с людьми несчастными, слабыми. Сильный и счастливый к ним не пойдет, ему без надобности. А вот человек в горе, которому надо рассказать, что его тревожит и мучает, придет и попросит помощи.
– Убийца приходил к ним исповедоваться, – подхватила я, – излить душу. А потом убивал, понимая, что никакая клятва Гиппократа или тайна исповеди не спасет! Такие признания не задерживаются долго. Поэтому, выговорившись, он заставлял своих собеседников молчать – самым кардинальным способом. У царя Мидаса ослиные уши.
– Что? – он непонимающе взглянул на меня.
– Я вспомнила сказку, читала в детстве. У царя Мидаса были ослиные уши, и он не хотел, чтобы об этом знали. Но стричься ему надо было, поэтому он приказывал убивать каждого цирюльника, который приходил его стричь. А одного, молоденького он пожалел и отпустил. Тот не смог держать в тайне то, что видел, пошел в лес, вырыл яму и выкрикнул туда: «У царя Мидаса ослиные уши!». А потом на том месте вырос тростник, и дудочки, сделанные из этого тростника напевали сами по себе эту сакраментальную фразу: «У царя Мидаса ослиные уши!» Я только не пойму, кто наш убийца – Мидас или цирюльник? Думаю, что цирюльник, ведь это ему, а не Мидасу нужно было выговориться. Причем неважно на каком языке. Коган знал и русский, и иврит. Священник – только русский. А на каком языке говорил Зискин?
– На иврите, на польском, идише, английском. Русский не входил в это число.
– Значит, маньяк – из России, причем прекрасно говорит на иврите. Он же звонил мне и угрожал на иврите.
– Я согласен с вами, Валерия, – подумав, сказал доктор Рабинович, – я только хочу кое-что добавить. Еще Эрих Фромм писал, что биологические потребности человека, безусловно, важны, но еще важнее для него потребность в самоутверждении. Ему нужен с одной стороны – объект поклонения, чтобы тянуться к нему, и с другой – объект пренебрежения, чтобы чувствовать себя выше него. Я полагаю, что приходя на исповедь, а именно так вы назвали этот процесс, этот человек чувствовал потребность облегчить свои страдания, его мучила какая-то неразделенная трагедия. Он рассказывает абсолютно все, он же, если можно так выразиться, любитель разговорного жанра. Но потом, после беседы он понимал, что специалист, сидящий напротив, которого он считал за бога в своем воспаленном сознании, ему не помог, все равно он выйдет сейчас из кабинета и останется один на один со своим тяжким грузом. А может быть и еще хуже – тот, кому он доверился, может донести, рассказать его тайну другим, грубым и равнодушным людям. И он принимает единственное на его взгляд верное решение – убить, уничтожить объект опасности. Но, заметьте, только после того, как все ему расскажет. Рассказчику нечего больше ждать – его божок низвергнут. И вот только тогда приходит облегчение. Баланс восстановлен, ему легко и спокойно. Муки совести не мучают, а страха перед неотвратимостью наказания нет – ведь он считает себя центром мироздания, а центр не способен ошибаться.
– Но он же маньяк!
– Маньяк, – согласился Игаль.
– Но как я его узнаю? Ходит себе человек по улице, общается с тобой нормально, в общем, как все. И вдруг ему что-то напоминают мои чулки со швами – и он меня – чик, – я выразительно провела большим пальцем по шее, – решает прикончить.
– И вас спасет только то, что вы одеты в джинсы, – улыбнулся доктор, маньяки обычно не отходят от правил, которые сами себе же и навязали. Вот, например, в наш маньяк не убивал жертву, пока всласть не выговаривался, а иначе – нарушаются правила игры.
– А какие они, маньяки?
– Сложный вопрос, я интересовался им. Есть нечто общее в их поведении. попытаюсь вам объяснить. Прежде всего, определить их в обыденной жизни практически невозможно. Это все враки, когда описывают: «Глаза его заблестели, он тяжело задышал и неестественно засмеялся…» Так ведут себя обычные невротики. Маньяк спокойно точит нож, пока вы привязаны к стулу. Он любит свою жертву и уверен: все, что он для нее готовит – это то, что ей нужно, в самый раз.
– Вот ужас! – выдохнула я.
– Обычно они живут в неполной семье, мать в доме – глава, существо деспотичное. Ребенок он чаще всего, единственный. Она следит за каждым его шагом, оценивает его поступки, в основном, отрицательно. Выращивает чувство вины. Унижение ведет к бунту, стремлению выйти из под материнского деспотизма, но характер уже сформирован как неустойчивый и подверженный влиянию со стороны. Такие мужчины остаются холостяками или поздно женятся. Спутницу жизни обычно выбирают старше себя, ищут в ней образ ненавистной, но в то же время обожаемой матери. В зависимости от того, что он во время секса думает о матери, характер сношения меняется. Вам понятно, о чем я говорю?
– Поясните, – попросила я.
– Как это ни странно, даже в сексе он думает не о реальной партнерше, которая рядом, а о своей матери, – терпеливо пояснил доктор Рабинович, нет, инцест не имеет к этому никакого отношения. Просто если маньяк ласков со своей женщиной, значит в этот момент он обожает свою мать. Если же его движения становятся грубыми, как у насильника, он не обращает внимание на ту боль, которую причиняет своей даме, подсознательно он конфликтует и хочет доказать, что он сильнее своей матери.
Мое лицо вытянулось.
– Так что, теперь не получать удовольствие от секса, а высчитывать, о чем или о ком мой партнер думает в этот момент?! – я просто не знала, что и думать.
Игаль рассмеялся:
– Не берите в голову, а то еще перестанете, действительно, получать удовлетворение, а я буду виноват. И будет у вас причина ходить к психоаналитику. Мы же с вами говорим о маньяках. Не болейте «болезнью третьего курса».
– А что это?
– На третьем курсе медицинского института проходят внутренние болезни. И особо мнительные студенты начинают прикидывать на себя симптомы. Получается, что они больны всеми на свете болезнями, кроме воспаления коленной чашечки.
– Вы думаете, Игаль, что я психопатка? А вот эта записка вам ни о чем не говорит? – я протянула ему обрывок бумаги с выставки.
Он пробежал глазами строчки и серьезно сказал:
– Не думаю. То, что у вас родинка на бедре, кроме вашего интимного друга может знать любой, кто видел вас на пляже или в короткой юбке. Может быть – это всего лишь шутка надоедливого поклонника. Вы ведь очень привлекательная женщина. И не относитесь к печальной категории психоаналитиков или священников
Я улыбнулась и снова вернулась к интересующей меня теме:
– Когда маньяки совершают свои преступления, ночью?
– Не всегда. Но на них обычно сильно действует луна. В полнолуние они чувствуют себя неспокойно. Недаром в народных сказаниях все вурдалаки и оборотни появляются при полной луне. В старину умели наблюдать.
