Сергей Черняев - Брат Солнца
Как-то Костька сказал Бусыгину:
- Ну ты, Михалыч, идеалист… Как Нинка-библиотекарь.
Потом подумал и внес предложение:
- Надо тебе с ней познакомиться.
И повел «дядю Толю» записываться в библиотеку. А потом уже никогда не называл эту сорокатрехлетнюю женщину Нинкой-библиотекарем, а только Ниной Павловной или тетей Ниной.
Их отношения не были похожи на роман о последней молодости. Они, два уставших от окружавшей их жизни человека, быстро поняли, что нашли друг друга и на этом сюжет, собственно, был исчерпан. Они просто стали жить вместе. Бусыгин продал купленный им было дом в Старом Селе и перебрался в Луговое. Здесь он купил и перестроил избу для своей новой семьи, а старый Седовский дом остался ее детям, у которых у самих свадьбы были не за горами.
Она вошла и только посмотрела на него, - а он ответил ей тем же. Они часто так встречали друг друга – молча, взглядом. Нина Павловна прошла на кухню, поставила чайник и ушла переодеваться, А Анатолий Михайлович вернулся к своему луку.
Когда чайник вскипел, они сели пить чай. Запив первую ложку земляничного варенья, Бусыгин, смущаясь, что скрывает что-то от нее, спросил:
- Нин, можно у вас в Интернете кое-что посмотреть?
- Можно, а что?
Он еще не решил, посвящать ли ее в свою деятельность, просто не успел задуматься об этом. И почувствовал, что начинает «колоться»:
- Про депутата одного хочу разузнать.
- Про Брезгунова?
«Вот кому надо было работать следователем», - подумал он и сказал:
- Ага.
- Что, бывших следователей не бывает?
- Бывает, но…
И он все рассказал.
Нина пила чай и слушала. А потом поставила чашку и, глядя на чайную гущу, спросила:
- Тебе это действительно нужно?
Она имела в виду не Интернет и не сто тысяч, предложенные Брезгуновым, а весь этот поворот к прошлому, который может поменять их пока удачно складывающуюся новую спокойную жизнь. Поменять совсем не к лучшему…
- Я не знаю, - сказал Бусыгин, - но все уже пошло-поехало...
Они съели еще по ложечке варенья и запили его чаем. Бусыгин, склонив голову, посматривал на Нину, ожидая ее реакции. Наконец она сказала:
- Про Брезгунова можно спросить у Зеленцовой.
Зеленцова, теперешний директор Луговской средней школы, была ее подругой. Анатолий Михайлович понял ход ее мысли: школа была избирательным участком для Трешкино, Лугового и еще нескольких деревень. Здесь же проводили родительские собрания, время от времени превращавшиеся во встречи с «правильными» кандидатами в депутаты. Имели место и другие формы агитации.
- Гениально, - одобрил он, - когда можно поговорить?
Нина улыбнулась и потянулась за мобильным телефоном…
Через час они были в библиотеке. Бусыгин сидел за одним из трех компьютеров и изучал сайт администрации Старосельского района. Ничего нового узнать не удалось. Все те же места работы, тот же трудовой путь… «Женат, имеет сына»… Фотография, не слишком аккуратно вырезанная в графическом редакторе и помещенная на фоне российского флага…
Бусыгин ввел фамилию депутата в поисковик и среди сотен страниц о других Брезгуновых нашел десяток ссылок на Брезгунова Старосельского. Если не считать все ту же страницу с сайта районной администрации и двух недавних интервью газете «Старосельская правда», которую с незапамятных времен в народе называли «Старосельской Врушкой» (а иногда и «сплетницей»), все остальные были посвящены выступлениям в школах. «Депутат в родной школе»… «Открыт компьютерный класс»… «Школе – реальные дела»… Прочитав последний заголовок, Бусыгин усмехнулся: «Это вроде как «Труба – народу», только с прокурорским таким юмором…» Вывод напрашивался сам собой, - в карьере мужа особую роль играла супруга.
Это подтвердила и Зеленцова, забежавшая в библиотеку примерно через десять минут. Это была полноватая женщина, дорабатывающая до пенсии последнюю пятилетку. Она, по сути, так и не стала директором. Взгляд и выражение лица, обрамленного натурально-серыми, стрижеными под каре волосами, выдавали в ней особый тип сельского учителя-энтузиаста, который, зная ответы по учебнику или по методической литературе, любит придумывать к этим ответам заковыристые вопросы и ставить пятерки тем, кто догадается.
- Лидия Алексеевна, - начал разговор Бусыгин, - беру с вас подписку о неразглашении…
- Бери, Толь, бери, - так же полушутливо заговорила директор школы. Однако было видно, что она понимает, что это не только шутка, но и, отчасти, правда.
- Ну, считайте, взял, Лидия Алексеевна.
- Так что тебе рассказать?
- Про Брезгунова. Он у вас в школе бывал?
- Бывал. Не то слово бывал. Он еще будет бывать…
- Повадился?
- А куда ж денешься? Я уж всю механику рассказывать не буду, но… Куда ж денешься?
- Понятно. РОНО?
- Оно, родимое, под ним ходим. Да и еще хуже - администрация… Что не так сделаешь, - то урежут, это сократят. Строчим им бумажку за бумажкой, отчитываемся… Да и вообще, пугали, школу закроют.
- Закроют?
- Ну да, закроют. Как слух пошел, так у нас те, кто с детьми, дома продавать начали, а некоторые уж совсем уехали… Ну, мы бузу подняли, с родителями, с председателем совхоза бывшим в район ездили. Так что сделали, сволочи: мы теперь за них агитировать должны, объяснять, какие они хорошие, что школу оставили… Тьфу…
- А как вам сам Брезгунов, что он за человек?
- Да человек как человек… Пешка он. Вообще… Ой, у нас цирк, а не выборы…
- В смысле?
- Меня заставляют провести собрание, я заставляю родителей прийти, его заставляют речь толкать… Соберемся все в школе, время поволыним, - и расходимся. И все.
- И кому это надо?
- Да ты что, Толя, дурачка-то строишь? Я что, тебя, не знаю? Ты ж не дурак… - сказала она своим учительским тоном с той самой хитринкой, и Бусыгин почувствовал себя лет на тридцать-тридцать пять моложе.
- Могу предположить… Но лучше бы услышать…
- Тогда и я с тебя подписку беру.
- Могила… - заверил Анатолий Михайлович.
Она вздохнула и разъяснила.
- На это же денежки выделяются… И они сами у своих их уводят…
«Толя» покивал головой и спросил:
- А как у вас ощущение, Лидия Алексеевна… Вот в него стреляли… Был смысл в него стрелять… как в депутата?
- Ну, кто ж знает… Вот по мне если, - так нет. Зачем? Стрелять надо в того, кто им рулит тут в районе, если уж у них там дележка какая. А этот что – ему что скажут, он то и сделает... Как и мы, по правде говоря…
Все это только подтверждало впечатления Бусыгина, однако он действительно боялся ошибиться и потому на следующий день отправился в Старое Село на встречу с Захарычем.
Ночью прошел дождь, и утро было довольно промозглым. «Коньяк хорошо пойдет», - оценив состояние природы и собственного организма, решил Бусыгин. По пути в торговый центр он зашел в знакомый магазинчик, где можно было купить не самый левый из коньяков, которые продавались в Старом Селе. К коньяку он прикупил пакетик школьных конфет…
Захарыч сидел в своей каморке на чердачном этаже и рассматривал электрическую схему здания. Маленький и сухонький, он напоминал одновременно Александра Суворова и Акакия Акакиевича Башмачкина, последнего, может быть, чуть больше. Несмотря на внешнее сходство с этими персонажами, по своей сути Уткин был инженером старой Советской закваски.
- Можно? – постучался в открытую дверь Бусыгин.
- Анатолий? – заходи, садись…
Анатолий зашел, но не сел; он подошел к Уткинскому столу и протянул руку:
- Как живы-здоровы, Валентин Захарыч?
Валентин Захарыч был жив и здоров.
- Ты вроде в отпуске? – пожал он руку Анатолия Михайловича.
- Вроде-то вроде… Да тут вот какое дело… - сказал Бусыгин и достал коньяк и конфеты.
- Что такое? – удивился Уткин.
- Поговорить бы надо, Валентин Захарыч… Конфиденциально.
- Конфиденциально? – задумался на секунду главный инженер, глядя на бутылку. – Ну, давай поговорим… Я ж все равно в отпуске, поэтому можно. Только немного, не больше пары рюмок.
- Да по чуть-чуть… - улыбнулся незваный гость и, наконец, сел.
Хозяин комнатки развернулся, протянул руку к шкафчику, стоявшему у него за спиной, и достал из него две рюмки. Бусыгин тем временем открывал коньяк. Уткин вытряхнул из рюмок какие-то крошки, протер их салфеткой и поставил перед собой. Бусыгин налил их наполовину и первым поднял рюмку.
- Ваше здоровье, Валентин Захарыч!
Они выпили. Анатолий Михайлович откусил кусочек конфеты и пожевал. Глаза у обоих сначала заслезились, а потом потеплели.
- Спасибо, Анатолий, - сказал Уткин. - Коньячок, конечно, резковат, но свое дело знает… Ну, что там у тебя?
Бусыгин посмотрел на него и начал издалека:
