Андрей Воронин - Утраченная реликвия
- Бондарь, ты где? - по-простецки спросил шеф.
Сокращение фамилий до прозвищ служило у него признаком расположения и доверия, испытываемого к самым надежным и проверенным из своих подчиненных.
С новичками Сан Саныч был строг, сух и официален, пока они не доказывали, что достойны его доверия, и Валерий Бондарев стал для него Бондарем совсем недавно, чем втайне гордился.
- Выезжаю, шеф, - ответил Валерий. - Уже в машине.
- Молодец, - сказал Сан Саныч. - Точность - вежливость королей. Хотя, на мой взгляд, ты что-то рановато сегодня. На работу, как на праздник?
- Хотел заехать в контору, - признался Валерий. - Надо с вами, Сан Саныч, один вопросик перетереть.
- Важный?
- Да как сказать... Для меня - да, важный.
- Ну хорошо, жду. Только ты вот что... Собаку дома оставь. Я, собственно, затем и звоню. Я вас с Драконом на другой объект перевожу, в антикварную лавку, а там собаке делать нечего.
- В антикварную? Так это ж Рыжего с Тимохой объект, Сан Саныч немного помолчал, будто ожидая продолжения, а потом заинтересованно спросил:
- Тебе полный отчет представить или хватит короткой объяснительной записки?
Тон у него был самый доброжелательный - пожалуй, даже чересчур доброжелательный. По этому обманчиво ласковому тону Валерий понял, что сморозил чушь.
- Виноват, - сказал он, - это я так, от неожиданности. Просто никак не соображу, куда мне собаку на целые сутки пристроить.
- А там дежурство не суточное, - успокоил его шеф. - С десяти до девятнадцати, в строгом соответствии с трудовым законодательством. Лавка закрывается, вы расходитесь по домам, все чин чином. День-то твой кобель без тебя переживет, не обгадится в знак протеста?
- С этим у нас строго, - сказал Бондарев с уверенностью, которой вовсе не испытывал.
- Ну, тогда хватит трепаться. Жду.
Шеф отключился. Валерий озадаченно почесал в затылке, выбрался из машины и распахнул заднюю дверцу.
- Домой, Шайтан, - сказал он.
Пес оглянулся на него, и Валерий готов был поклясться, что собачья морда выражала искреннее удивление и даже тревогу. Шайтан словно говорил: ты что, приятель, рехнулся? Ну хорошо, я был не прав, что повернулся к тебе спиной, но это же не причина, чтобы так жестоко мстить!
- Домой, мальчик, - мягко повторил Валерий. - Не сердись, придется тебе денек посидеть взаперти. Ты уже взрослый пес, привыкай. Ну, пошел, пошел!
Заперев собаку, он вернулся в машину и через полчаса уже въезжал в гостеприимно распахнутые ворота, за которыми располагалась довольно обширная территория родного ЧОПа. Территория эта представляла собой в основном стоянку для автомобилей и малый тренировочный полигон, где охранники оттачивали приемы рукопашного боя, упражнялись с холодным оружием и потели на полосе препятствий, поддерживая себя в приличной физической форме. Сан Саныч подходил к делу серьезно, и нареканий на работу сотрудников ЧОПа "Кираса" до сих пор не поступало - по крайней мере, Валерию о подобных случаях слышать как-то не доводилось.
Здороваясь со знакомыми, Бондарев прошел в кабинет шефа.
Сан Саныч ждал его, сидя за своим просторным, девственно чистым столом и рассеянно играя клавишами компьютерной мыши. Большой жидкокристаллический монитор, установленный так, чтобы посетитель не мог видеть экран, отбрасывал на его лицо и гладко выбритый череп переменчивые цветные блики. Лицо у Сан Саныча было твердое, будто из камня вытесанное, напрочь лишенное не только растительности, но и возраста, на макушке виднелся извилистый шрам, оставленный, как было доподлинно известно всем сотрудникам "Кирасы", осколком разорвавшейся поблизости гранаты.
Одевался Сан Саныч всегда одинаково - в линялые голубые джинсы, высокие армейские ботинки на толстой рубчатой подошве и растянутый свитер без воротника, хотя от подчиненных своих требовал, чтобы они постоянно были при параде - темный костюмчик, белая рубашечка, галстучек, модельные туфли, носовой платок и идеально вычищенный ствол. На столе, близ левой руки руководителя "Кирасы", стояла ностальгического вида пепельница, представлявшая собой обрезанную снарядную гильзу; в пепельнице дымился длинный окурок, потихоньку превращаясь в кривой столбик серовато-белого пепла.
- Садись, - вместо приветствия сказал шеф, не отрывая взгляда от монитора. - Рассказывай, что там у тебя за пожар.
Произнося слова, он почти не шевелил губами, а остальные лицевые мускулы и вовсе оставались неподвижными, как будто не принимали ни малейшего участия в сложном процессе формирования звуков. Эта его манера казалась Бондареву очень странной - до тех пор, пока кто-то по дружбе не объяснил ему, что на лице у Саныча, которого подчиненные за глаза звали попросту Фантомасом, давно не осталось живого места - сплошь чужая, пересаженная кожа. Это Бондарев понять мог, поскольку ему самому доводилось гореть и он не понаслышке знал, что такое ожоги третьей степени.
- Да пожара особого нет, - признался Валерий, присаживаясь в кресло для посетителей. - Просто на днях встретил сослуживца. Он сейчас вроде как без работы, а у нас, я знаю, есть парочка вакантных мест.
- Это факт, - продолжая мягко пощелкивать клавишами, согласился шеф. Но ты ведь знаешь, что наши вакансии не для любого-всякого. Сослуживец, говоришь?
Это что же, голубой берет? "С небес слетает он, как ангел, зато дерется он, как черт..."
Последняя фраза прозвучала с легким оттенком презрения, поскольку Сан Саныч служил в спецназе, берет имел краповый и на десантников посматривал, мягко говоря, сверху вниз. Валерий ни разу не видел своего шефа в деле, но очевидцы рассказывали о нем удивительные вещи, да и гладкие бугры мышц, тут и там выпиравшие из-под растянутого свитера, внушали невольное уважение.
- Два раза прошел Чечню, совсем как вы, - сказал Бондарев. - Любому из наших десять очков вперед даст - ну, кроме вас, конечно.
- Э, - сказал Сан Саныч, - так он же старик! Лет сорок, наверное, да?
- Около того, - вздохнул Бондарев.
- Тогда о чем мы говорим? Тебе известны наши требования. Понимаю твое желание помочь однополчанину, однако работа есть работа. В нашей конторе только два старика - я да наш бухгалтер. Надеюсь, ты ему ничего твердо не обещал?
- Обещал поговорить с вами, - вздохнул Бондарев.
- Ну, это обещание ты выполнил. Зря старался, конечно, но зато совесть твоя теперь чиста. Это, брат, главное дело - чистая совесть. Сам погибай, а товарища выручай, верно? Да ты не морщись, я серьезно. Если бы ты фронтовому другу не попытался помочь, я бы тебя, Бондарь, уважать перестал. Мало ли что это заведомая безнадега! Ведь бывают же чудеса. Если бы наши кореша когда-то свои шкуры берегли, мы бы с тобой, Бондарь, давно сгорели, как поленья, - ты на одной дороге, я на другой... Однако сейчас не война, и возраст есть возраст...
- Сан Саныч, - довольно непочтительно прервал философствующего шефа Бондарев, - вы когда-нибудь слышали об Инкассаторе?
Сан Саныч перестал щелкать мышью и медленно повернул к нему свое мертвое лицо. Его узкие, как смотровые щели танка, глаза изучающе уставились на Валерия, и тот испытал очень неприятное ощущение - ему почудилось, что шеф не просто смотрит, а целится.
- Допустим, - едва заметно шевеля губами, сказал Сан Саныч. - Допустим, слышал. И что дальше?
- Все, - Валерий развел руками. - Вы сами только что сказали, что главное - чистая совесть. Я сказал вам все, что знаю сам, а дальше вам решать. Вам бы, наверное, было неприятно, если бы вы потом как-нибудь сами узнали, что завернули Инкассатора только потому, что я вам не сказал, о ком идет речь.
Сан Саныч пожал могучими плечами, взял из пепельницы забытый окурок, добил его одной короткой затяжкой и сунул обратно в пепельницу.
- Человек-легенда, - сказал он с непонятной интонацией. - Это он сам тебе сказал, что его так зовут?
Бондарев не сразу понял, на что намекает шеф, а когда понял, даже привстал от возмущения.
- Ничего подобного! Я сам догадался. Он по пьянке, по дружбе проболтался насчет того нашумевшего дела с банковским броневиком, откуда четыре лимона баксов умыкнули. Ну, я и смекнул...
- Проболтался, говоришь? Как-то очень вовремя он тебе об этом проболтался. Впрочем, не стану зря наговаривать на твоего приятеля. Может, он и вправду тот самый Инкассатор. Только, знаешь, Инкассатор - это, можно сказать, персонаж фольклора, вроде Ильи Муромца или Змея Горыныча. А фольклор не обходится без некоторого преувеличения. Да и людям, знаешь ли, свойственно меняться. Сегодня он - Илья Муромец, а завтра - просто мешок костей, из которых даже клея не сваришь. Так что же, я должен принимать на работу мешок костей только на том основании, что когда-то он был Ильей Муромцем? У нас охранное предприятие, а не музей древностей. И, кстати, о музее. Постарайся не опоздать к открытию антикварной лавки. Клиент - старик капризный, въедливый, а ехать тебе придется аж на Арбат.
Бондарев понял намек и встал.
