Николай Зорин - Сестра моя – смерть
– Я не согласна! Я не хочу!
– Ну, не хотите, не надо! Настаивать не буду. Только стоит вам об этом подумать. Давайте договоримся так: наш разговор пусть пока останется в тайне, никому о нем не рассказывайте. Встретимся завтра и еще раз все обсудим.
Встретиться можно, отчего бы не встретиться? Это даже хорошо – снова встретиться.
– Подходите опять к проходной, как сегодня.
– Мне это не совсем удобно. – Он отчего-то занервничал.
Ну вот, у проходной как раз самое удобное – тогда их уж точно кто-нибудь да увидит вместе. Она так подведет, чтобы увидели. С Маринкой Зиминой выйдет со смены – Маринка сплетница, на следующий же день вся фабрика будет в курсе, что у нее такой представительный поклонник завелся. Самое удобное – у проходной.
– Мы встретимся возле кинотеатра «Матрица», на скамейке возле фонтана.
– Фонтаны еще не работают. – Люба тяжело вздохнула – всю игру ей испортил. – Ладно, если хотите, встретимся у «Матрицы».
– Значит, договорились.
Он проводил ее до остановки и тут же ушел, растворился в темноте, не стал дожидаться вместе с ней автобуса.
* * *В салоне автобуса было тепло, но непереносимо пахло бензином. Люба прошла в самый конец, устроилась у окна на заднем сиденье. Автобус совсем пустой – выбирай любое место. И кондуктора почему-то нет. Она никогда еще не возвращалась с работы так поздно. Мама, наверное, беспокоится, куда это ее дочка подевалась? Сказать ей куда?
Разболелась печень, хотя в ресторане почти ничего не съела, – видно, от нервов. Мама всегда говорила: все болезни происходят от нервов, веселые люди никогда не болеют. Мама вот у нее веселая и здоровая, жалко, что она пошла не в нее.
Да ведь она – не ее родная мать! В этом все и дело. Теперь придется к этому привыкать – трудно будет привыкнуть. А как отнесется мама, когда узнает? Расстроится? Обрадуется, что у Любы появился богатый отец – и вообще отец? Откажется от своей больной, неудачной дочки, захочет взять себе ту, другую, здоровую, удачную, родную? Скажет: а я всегда чувствовала, что ты не моя дочь, только не понимала, почему это так, где моя доченька, где моя родненькая девочка, приведите ее ко мне, как я буду ее любить!
Не надо маме рассказывать об этом. И ни о чем не надо рассказывать!
Печень совсем разболелась. Дома есть таблетки, но ехать еще десять остановок, а потом по улицам идти полчаса – в нехорошем месте они живут. И дом плохой.
Трудно будет удержать в себе тайну. Они с мамой всегда все друг другу рассказывали, а тут такое важное событие в ее жизни – отец. Как же молчать? Как же удержаться и не рассказать?
Отец-то отец, но рассказать придется не только про это, и главное-то не это. Главное – что мать, Зоя Федоровна Иконина, – вовсе не мать. С этим-то как быть?
Это не только рассказать, это осознать очень трудно. Ей, Любе, трудно, а каково будет маме?
Мама не сможет от нее отказаться – глупость придумала! Но родную свою дочку увидеть захочет обязательно. Этого не надо, не надо, потому что та, другая, окажется лучше, и мама расстроится, что растила не ее.
Значит, придется ничего не рассказывать. Скрепиться и не рассказывать, хоть и очень хочется.
Выходить на следующей остановке. А на улице ветер и холодно, и нужно долго-долго идти в темноте. Но зато там дом и таблетки от печени. Таблетки от печени, но мама – с мамой сейчас совсем не хочется встречаться: потому что очень задержалась, а она волнуется и будет ругаться.
Двери захлопнулись за спиной, автобус уехал. Ветер задул за воротник – надо купить шарф, такой длинный, толстой вязки – тепло и красиво, куртка греет плохо, а сейчас всего только март. И на будущий год пригодится. Как печень болит! Надо было сразу купить вместе с курткой, да думала сэкономить, отложить в этом месяце побольше. У нее есть мечта: подарить маме стиральную машину. На эту мечту она уже четвертый месяц деньги откладывает, а теперь можно так не экономить, у отца попросить, он, наверное, даст, раз богатый.
Какой он, отец, Юлиан Озерский? Увидеть бы его поскорее. Только страшно немного: вдруг она ему не понравится? Такая глухая, больная и малообразованная. Не рассказал бы ему этот, из общества, что она сегодня в ресторане устроила. Да все равно: отец есть отец, родная кровь, родители любят своих детей любыми. Жалко, что мама ее умерла. Надо сходить к ней на кладбище, посидеть, поплакать на могилке. Вместе с отцом и сходят, и поплачут – обнимутся и поплачут.
У нее никогда не было отца. И никто еще не умирал. Кроме Мишки. Но Мишка – собака. Любимая собака, но только собака. Мишка умер недавно от старости. Теперь так тоскливо заходить во двор – пустая будка. По нему даже Машка, корова, плакала, когда он умер. Она первая и почувствовала.
На кладбище к маме они с отцом и маму Зою возьмут. И эту Алену, если захочет – только она вряд ли захочет, она, конечно, такая гордая и неприступная, что и не подойди. С Аленой они точно не сойдутся. Про эту Алену даже думать не стоит и в расчет принимать.
Фонари так тускло горят на их улице, темнота, не видно, куда ступаешь. Снег нападал на лед – скользко. И печень никак не отпускает, болит и болит, зараза! Эта Алена все настроение испортила. Она тоже станет ее дразнить, как эти, в раздевалке на фабрике. На себя бы посмотрела!
Собаки разорались за заборами, вот дуры! Мишка никогда попусту не лаял. Оказывается, двенадцать лет – для собаки глубокая старость, как для человека восемьдесят. Они его с мамой в огороде похоронили, за сараями. Теперь будка пустая.
Как грустно, как тошно! Упала. Больно ударила коленку. И колготки наверняка под джинсами порвались. Колготки старые, но все равно жалко. На всем ведь приходится экономить, чтобы машинку купить.
А эта Алена пусть не сильно воображает! Если думает, что у нее никого нет, ну, в смысле парня, то очень ошибается. У нее есть парень, да еще такой, что Алене и не снился. В ресторан ведь просто так не приглашают. Кажется, она ему понравилась, сам сказал, что у нее хорошая фигура. Тут уж что да, то да! Фигура у нее в самом деле что надо. Высокая, стройная, длинноногая девушка. И волосы густые, пышные. А аппарат и не виден под прической, если не знать, что она глухая, то и не догадаешься. Завтра они опять встретятся. Жаль только, что не возле проходной.
Плевать на Алену! Плюнуть и растереть! И голову забивать не надо!
Теперь у нее есть отец – папа. Они будут ездить к маме на кладбище и еще куда-нибудь ходить: в цирк или в кино. А если он набожный – в церковь. Она сама-то в церковь не ходит, но если он хочет… Она слышала, что все богатые верят в Бога. А еще они купят маме стиральную машину. Это будет сюрприз. Мама с работы вернется, а у них машина стоит, такая, которая сама воду подогревает и белье полощет и выжимает – вешай на веревку готовое!
А шарф завтра же можно купить. В обед заскочить на рынок – он как раз напротив их фабрики. Зеленый! С красной новой курткой будет очень красиво смотреться. Или лучше и шарф и шапку – комплектом, за пятьсот рублей. На свидание к «Матрице» уже во всем новом придет. Придет и скажет: я согласна, знакомьте меня с отцом.
Какой все же у них старый, неказистый дом! Даже в темноте видно, какой он убогий. Калитка на ржавых петлях скрипит так жалобно, словно плачет. Все неухоженное, сразу чувствуется, что в доме нет мужика. Но теперь-то будет: отец Юлиан Озерский починит и покрасит забор, во дворе наведет порядок, с огородом поможет, поставит теплицы. А собаку они новую заведут, породистую.
Как только маме обо всем этом сказать? И когда?
Не сегодня. Сначала надо ей самой с ним познакомиться. И сегодня мама, наверное, будет ругаться за то, что задержалась. И… ну, в общем, не сегодня.
А может, отец захочет на маме жениться? Он ведь теперь вдовец. Вот было бы счастье!
* * *– Где ты была?!
Мама, Зоя Иконина, свирепо смотрела на нее и совсем не предчувствовала счастливых перемен в их жизни.
– Двенадцатый час давно! Где ты была?
– Не сердись, мамочка, я немного задержалась… – Люба заискивающе ей улыбнулась.
– Я тебя спрашиваю, где ты была?
Не сегодня, не сегодня, сегодня нельзя. Но как же ей тогда объяснить свою задержку?
– Я была в ресторане.
– Где?!
– Все хорошо. Со мной ничего не случилось, честное слово. – Люба сняла куртку, повесила у двери на гвоздик. – Меня пригласили в ресторан, что в этом плохого?
– Кто пригласил? – Мать схватила ее за плечо и развернула к себе лицом. – Говори! Все говори! Что было?
– Ничего не было. Я ходила на свидание. – Люба подергала плечом и улыбнулась кокетливо и даже немного гордо – ну в самом деле, есть же чем гордиться! – По-твоему, меня уж и на свидание не могли пригласить?
– Да кто, кто тебя пригласил?!
– Один человек. – Люба сладко потянулась. – Мужчина.
– Понятно, что не женщина! – Мать совсем рассвирепела. – Я спрашиваю, кто он такой?
– Просто мужчина. Я, может быть, замуж за него выйду, – неожиданно прибавила Люба. А с другой стороны, почему неожиданно? Может, все так и произойдет, и в самом деле выйдет она, Люба, по утверждению всяких дураков убогая калека, замуж за иностранца. И уедет с ним за границу. Жалко, что не спросила, из какой он страны. А вообще, какая разница? Наверное, из хорошей, благотворительные общества существуют только в развитых странах. И говорит по-русски он здорово, даже акцент почти не чувствуется – хорошую школу кончал. А хорошие школы только в богатых странах бывают.
