Светлана Алешина - Когда зацветет папоротник
— Ну, он у меня получит! — не сдержалась я. — Герой! Не терпелось ему! Я ему все уши оборву! Дайте только до него добраться.
Кряжимский сопел у меня за спиной и помалкивал. Но я чувствовала, что он не особенно беспокоится за Ромку. Будь он помоложе, он и сам отправился бы в одиночку обследовать пещеру. На разведку, так сказать! Это все его влияние.
— И не защищайте его! — набросилась я на Сергея Ивановича. — Тоже мне — старый романтик! Вы в мальчишество впали с этим своим кладом.
— Помилуй, Оленька! — возмущался сзади Кряжимский. — Мне-то за что? Я сам его ремнем отстегаю, как только мы его найдем.
— Помалкивайте лучше! — огрызнулась я. — Воспитатель нашелся! Наставник юных кладоискателей! А то вам же первому сейчас и достанется.
Переругиваясь, мы шли от одной Ромкиной отметины до другой, и продвигались очень быстро по сравнению со вчерашним темпом — не нужно было отыскивать дорогу по плану. Да и вообще мы торопились, стараясь побыстрее добраться до Ромки.
Мы шли не больше получаса, как я заметила, что стены галереи начали расширяться. Впереди угадывалось большое открытое пространство. Мы с Кряжимским, не сговариваясь, прибавили шагу.
Наконец стены окончательно разошлись в стороны, и мы очутились в огромной, как нам показалось, пещере. Впрочем, возможно, огромной она казалась нам после замкнутого пространства узких и тесных коридоров, но впечатление, которое она на нас произвела, было ошеломляющим. Свет фонарей едва достигал потолка этого зала. Стены были сложены из того же известняка, местами с пятнами породы, состоящей из ракушек.
В центре зала было небольшое озеро, в которое вливался тоненький ручеек, вытекающий из одного из многочисленных ходов, видневшихся на разной высоте в стенах зала.
Ромки в зале не было.
Это встревожило меня уже не на шутку. Если его нет здесь, значит, он пошел куда-то дальше, но куда? У нас нет никаких указаний, чтобы узнать его маршрут.
Стоит, впрочем, осмотреть стены пещеры около входов в коридоры, может быть, у одного из них Ромка оставил для нас какой-нибудь знак?
— Оля, — Сергей Иванович тронул меня за руку. — Ты только не волнуйся. Мое сердце упало. Я сразу же поняла, откуда у него взялась эта неожиданная забота обо мне.
Я бросилась к озеру. Еще не добежав до него шагов десять, я явно различила в мечущемся свете моего фонаря вихрастую Ромкину голову.
Он лежал на берегу лицом вниз.
Я упала на колени рядом с ним и осторожно перевернула его на спину.
Ромка застонал и открыл глаза.
— Жив! — закричала я. — Он жив, Сергей Иванович! Он на меня смотрит! Идите скорее сюда, зачерпните воды из озера.
Я осмотрела Ромкину голову, на которой виднелись следы запекшейся крови, и нашла глубокую царапину на затылке. Кровь уже засохла, и Ромкины вихры слиплись в безобразный кровяной комок.
Сергей Иванович принес воды во фляжке из-под своего коньяка, который он давно уже выпил, и я осторожно промыла рану и залепила ее пластырем. Ромка стонал, смотрел на меня вполне осмысленно, хлопал глазами, но не говорил ни слова.
— Рома! Роман! — допытывалась я. — Что с тобой случилось? Ты упал и ударился головой, да? Скажи — что с тобой случилось?!
Ромка смотрел на меня, словно не понимая, что я говорю. Потом он с трудом поднял руку и потрогал свое правое ухо, потом левое. Я помогла ему сесть. Дала выпить воды из своей фляжки.
— Я плохо слышу, — сказал он наконец.
Слова он выговаривал старательно и словно прислушивался к ним сам. У него и правда что-то случилось со слухом.
— Смотри на мои губы, — сказала я и показала пальцем на свой рот. — Что слу-чи-лось? — по слогам произнесла я, и он, кажется, понял.
— Я не мог заснуть и долго ворочался. — Ромка говорил медленно, но уверенно. — Я подумал, что глупо лежать вот так без сна, просто тратить время, которое можно использовать лучшим образом. И решил найти этот самый зал, пока вы спите, а потом вернуться к вам, чтобы вместе быстро идти по моим меткам. Я взял фонарик у Сергея Ивановича — в моем батарейки сели — и картину, чтобы по ней дорогу сверять… Я очень быстро нашел этот зал…
Он огляделся по сторонам, я осветила стены, видя, что он хочет осмотреться.
— Здесь все было точно так же, как сейчас, — сказал он. — Я подошел к озеру и увидел…
Он беспокойно оглянулся, взял у меня фонарик и посветил рядом с собой. Буквально метрах в двух от того места, где мы сидели, на берегу озера лежали побелевшие от времени кости. Причем, без всякого сомнения, — человеческие. Не требовалось даже быть анатомом, чтобы это понять. Достаточно хотя бы смутно представлять, как выглядят кости человека.
— Вот его и увидел, — спокойно сказал Ромка. — Я сначала испугался, но потом понял, что эти кости лежат тут очень давно, лет сто, а то и больше. Я рассмотрел скелет, но ничего интересного в нем не нашел, разве что — поза. Он лежал точно так же, как те, на картине, вытянувшись в струну, но только кости рук у него были слегка отстранены от костяка. Он был похож на стрелку, а черепа у него вообще не было.
Ромка снова посмотрел на скелет. Мы с Кряжимским — тоже. Ничего похожего на то, о чем рассказывал Ромка, мы не увидели. Черепа у скелета действительно не было, но сам он походил на груду костей, которые подняли ударом ноги и все переворошили.
Я обратила внимание, что некоторые кости рассыпались в труху, словно их раздавили чем-то тяжелым. Ни о какой стрелке и речи быть не могло.
— Рома, — спросила я осторожно. — Может быть, тебе показалось? Ну, насчет стрелки? Ты же сильно головой стукнулся…
Не знаю, что из произнесенного мной он услышал, но, видно, понял, что я в чем-то сомневаюсь. Потому что он упрямо мотнул головой и повторил:
— Он был похож на стрелку. И указывала она вон туда, на ту стену!
Ромка показал на стену, противоположную той, где находилась галерея, по которой мы пришли в этот центральный зал.
— Я достал картину и хотел посмотреть, — продолжал он, — что там на плане в той стороне. Я хорошо помню, как положил картину на камни, наклонился над ней с фонариком и стал изучать чертеж… Тут что-то сильно загремело, и одновременно на меня упало что-то тяжелое. Я подумал, что обрушился потолок в пещере. Было очень на это похоже…
Он поднял голову и посмотрел вверх. Потом перевел на нас удивленный взгляд.
— Больше я ничего не помню, — сказал он. — Что это было, Оля?
Я молчала. Чем больше я думала о том, что рассказал Ромка, тем меньше сомнений у меня оставалось по поводу того, что это было.
Это был выстрел.
— Его контузило выстрелом, — зашептал мне на ухо Сергей Иванович. — Я точно знаю. Я видал такое в госпитале. Пуля чиркнула ему по затылку, и он потерял сознание… Полсантиметра ниже — и его голова разлетелась бы вдребезги. Как стеклянный шар!
— Прекратите шептать, Сергей Иванович, — сказала я громко. — У нас нет необходимости что-либо скрывать друг от друга. Ни радость, ни опасность. Мы должны объяснить Ромке, что с ним произошло.
— Но он же ничего не слышит, — возразил Кряжимский. — И это может продлиться несколько суток. Я же говорю, я такое видел…
— Все равно, я должна ему сказать, что в него стреляли, — упрямо заявила я. — Хотя бы для того, чтобы он был осторожнее. Теперь я уверена, что мы в пещере не одни.
Я повернулась к Ромке и, показав вновь на свои губы, произнесла четко:
— В тебя стреляли. Это — контузия. Слух восстановится через пару дней.
И, повернувшись к Кряжимскому, добавила вполголоса:
— Доставайте наш арсенал, Сергей Иванович. Ходить безоружными здесь стало опасно.
У меня теперь и в мыслях не было сравнивать наше путешествие с приятным отдыхом. За нами кто-то всерьез охотился, и я вспомнила все странные факты, которые прежде пыталась объяснить какими-то безобидными причинами. И то, что Кряжимского пытались запереть в его квартире. И разгром в нашем номере в дольской гостинице. И свое ощущение, что за нами наблюдают, когда мы с Кряжимским ждали Ромку у музея.
Они выстраивались в очень неприятную для нас цепочку. Я не люблю чувствовать себя дичью, а сейчас именно такое чувство у меня появилось.
Черные дыры ходов пещеры зияли теперь для меня, как вражеские амбразуры. Сидя на берегу озера с фонарями в руках, мы представляли собой идеальные мишени для того, кто спрятался в любом из коридоров. Словно жестяные зайцы в тире.
— Быстро встали — и к той стене, куда указывал найденный Ромкой скелет, — скомандовала я, потом, вспомнив, что Ромка не может меня услышать, взяла его за руку и жестом показала — поднимайся, мол, пошли.
Мы перебрались от озера к стене и, сложив к ней сумки, уселись, прислонившись к ней спинами. Я приказала потушить фонари и сидеть тихо.
Минут пять мы сидели не шелохнувшись. Ни единого звука не достигло наших ушей. Если кто-то стрелял несколько часов назад в Ромку, то сейчас его рядом с нами не было. Или он затаился поблизости так, что ничем не выдавал своего присутствия.
