Александр Леонидов - Траектория
Павел останавливается напротив старика и, пристально глядя, спрашивает:
— Дед, как у тебя с памятью?
Старик осторожно отвечает:
— Бог не отнял... А чё?
— Ты бога оставь. Лучше припомни, что произошло в твоем доме несколько лет назад, в июле.
Дед Кондрат растерянно хлопает ресницами. На глаза набегают слезы, лицо кривится, и он неожиданно тонко скулит:
— Ни при чем я... Ни при чем...
— Прекратите, Лобач,— тихо останавливает Павел.
— Ага, понял,— мгновенно перестраивается тот.
— Вот и хорошо.
Похоже, забыв о моем существовании, дед заискивающе глядит ему в глаза.
— С чего начать?
— Как оказался в вашем доме незнакомый мужчина?
— Какой мужчина?
— Слушай, старик...— устало роняет Паша Черный.
— Давненько было, вот и переспрашиваю,— угодливо объясняет дед Кондрат.— Старый же я... Чё ты?
— Не прибедняйтесь, Лобач. Рассказывайте, как было...
Старик втягивает голову в плечи.
— Было?.. Лето тады было, кажись, дождик шел, дело к вечеру подвигалось... Уже стал подумывать, как бы на боковую завалиться, да слышу — дверь скрипит. Она у меня все время открыта, кого бояться-то? Входють. Распьяны-пьянешеньки,— дед корчит такую физиономию, словно при одном упоминании о пьяницах его всегда коробит.
— Сколько человек? — поторапливает Черный.
Дед быстро отвечает:
— Врать не буду, трое. Одного знать не знаю, а вот другие двое, нечего греха таить, захаживали раньше. Шибко хорошо я одного знал... Ну, не так чтобы шибко, однако знал маненько. Репкин, кажись, его фамилия, Иваном кличут. Если скрулез не изменяет, он тады испидиторм работал.
— Экспедитором,— уточняет Павел.
— Во-во,— чуть ли не обрадованно кивает дед Кондрат,— в кафе какой-то.
— Откуда ты его знаешь?
— Да какой там знаешь?.. Зайдет с бутылкой, выпить ему негде. Сам выпьет, мне граммульку нальет... Вот и весь знаешь.
— Судим?
Дед Кондрат склоняет голову:
— Было дело... По Указу oт сорок седьмого... Я тады в колхозе конюхом работал, ну и позарился на мешок овса...
— Да не ты,— досадливо роняет Паша Черный.— Репкин судим?
— А-а-а...— тянет дед и споро отвечает: — От чё не знаю, то не скажу,— морщит лоб и, понизив голос, доверительно сообщает; — Но, чую я, не без того. Иной раз в разговоре такое словцо выскочит, каким только там и научишься.
— Как выглядит Репкин? — вмешиваюсь я.
Дед осторожно косится в мою сторону.
— Молодой, пятидесяти не будет, а может, шестидесяти... С меня ростом, только покряжистей.
— А второй? — подхватывает Черный.
— Илюха-то? Мордоворот. Щоферюга он.
— Как вы сказали, его зовут? — переспрашиваю я.
Дед озадаченно выпячивает губу:
— Илюха да Илюха…
— А третий? — задает вопрос Павел.
Старик снова втягивает голову в плечи и часто-часто моргает, пожевывая губу беззубыми деснами.
— Что замолчал? — не повышая голоса, спрашивает Павел.
— Говорить страшно... Видал а его, кажись, нынче зимой... Тут, недалече,— старик тычет большим пальцем в сторону трамвайных путей, виднеющихся в мутном окне. — Только уразуметь никак не могу... Если его Репкин того… Или спутал а спьяну?
— Ты не перескакивай, рассказывай по порядку: как они пришли, чем занимались.
— Пришли они, зцачица, я им стаканы предоставил. Редиска, лучок у меня были, хлеба немного в шкапчике. Давай они выпивать. Илюха-то почти не пил, вздыхал все. Все больше деревенский этот наваливался. Мужик он здоровый, че ему эта литра? А Репкин ему все подливал. Потом гляжу, мужик скопытился, прямо за столом и задремал. Тут Репкин Илюху в бок в толкает: дескать, пора тебе домой. Поднялся Илюха, шатается. Репкин его под руку сгреб и повел. А мне сказал: вернется скоро, вроде ночевать будет. Вышли они, я на койку прилег и отрубился. Тоже ведь с ними малость тяпнул. Много ли мне, старому, надо? Сплю. Вдруг среди ночи чегой-то жутко так стало на душе, аж проснулся... А Репкин ентот,— дед Кондрат ежится, — с топориком над мужиком тем стоит... Топорик ладный такой у меня был, туристский, мне его один паря подарил… Так и пропал топорик... Кады Репкин обухом мужика по темечку тюкнул, я чуть с кровати не свалился. Глаза закрыл, а сам маракую: ежели он и меня потом?! Страшно так стало. Пошевелиться боюсь, но глаз один, не удержался, приоткрыл, А Репкин ко мне. Тут я совсем чуть из ума не вышел. Старый, а все едино, вот такую лютую смерть принимать боязно. Снова глаза зажмурил, дышать перестал, как та лиса. Уж и с жизнью попрощался. А Репкин подошел, стрит надо мной, сопит. Проверяет, стало быть, сплю ли, не видал ли чего. А я еще эдак развалился и захрапел,— дед Кондрат прикрывает глаза и перекашивает рот, наглядно демонстрируя, как это он сделал.— Откуда только хитрость взялась… Правильно говорят, жить захочешь — всех обскочишь... Постоял он, значица, надо мной, слышу — отходит. Снова я глаз приоткрыл. Репкин мужика того, как куль с крупой, ухватил, навалил на плечи и — ходу. Как только в двери пролезли?.. Утром очухался, надо же, думаю, какая страхота во сне привидеться может. Глянул в угол, где топорик стоял, а его нету… И Репкина нету, и мужика того след простыл... Хотел было куда следоват сообщить, но храбрости не набрался. Как подумал, скажут мне: «Топор чей, а?! Твой? Ну и ответ держи». Или спросят, почто Репкина за руку не схватил? Или, думаю, дружки Репкины нагрянут да, как петуху, голову и отрубит.
— За недонесение о совершенном преступления тоже ответственность предусмотрена, — сухо информирует оперативный уполномоченный.
Дед Кондрат трусливо моргает.
— Слыхал… Hо не думаю, чтоб шибко посадил ... Старость зачтут. Зато живой буду,
— Вы-то живой...— сдерживая брезгливость, говорю я.
— Ага, — благодушно кивает Лобач, но, осмыслив мой тон, становится похожим на поджавшую хвост собаку.
29.
Старинное, красного кирпича, здание с башенками вырастает перед нами сразу, едва мы выходим из-за угла на улицу Пушкина.
— Лариса Михайловна, может, позвоним в информационный центр? — предлагает Павел, кивая в сторону вывески, сообщающей, что в этом здании размещается военный комиссариат.
За стеклянной перегородкой прапорщик с повязкой дежурного на рукаве. Павел прикладывает к стеклу служебное удостоверение и просит разрешения воспользоваться телефоном.
— Девушка, это Черный из городского управления внутренних дел,— набрав номер, говорит он.— Мне бы справочку... Пароль?... Хризантема... Репкин Иван, между сорока и шестьюдесятью...
На другом конце провода, видимо, сомневаются в успехе — слишком скудны данные, Паша Черный, косясь на меня, виновато объясняет, что, к сожалению, ничем другим не располагает. Ждет ответа с прижатой к уху трубкой, а я, сидя у батареи, гляжу на его непривычно задумчивое лицо.
— Нет такого? — хмурится Павел.— Может, созвучная фамилия?.. Приехать? — Что-то вспомнив, он добавляет: — Девушка, а Надя далеко?.. Вышла-а...
Поблагодарив прапорщика, выходим на улицу...
Надя из информационного центра — брюнетка с тонкой, как у меня, талией и остреньким носиком. Она восторженно встречает Черного.
— Паша! Ты что-то к нам редко заходишь?! Только по телефону твой голос и слышу.
— Сегодня утром забегал,— улыбается Павел.
— Как же я тебя не видела?! — горестно удивляется та и, заметив, что оперуполномоченный не один, коротким, но женским цепким взглядом окидывает меня. Затем, уже не столь эмоционально, интересуется: — Кого искать будем?
— Что-нибудь похожее на Репкина.
— На Репкина так на Репкина,— говорит брюнетка и кокетливой походкой удаляется за высокие стеллажи с множеством деревянных ящичков.
«Разыскивается за совершение хищения в особо крупных размерах,— на ходу читает карточку Надежда.— Последний раз освободился из мест лишения свободы условно-досрочно в шестьдесят первом году. Судим также под фамилиями Козин, Тимченко, Столяров. После освобождения установлена родовая фамилия — Репиков».
Она идет так медленно, что у меня возникает дурацкое желание подбежать, выхватить карточку а взглянуть на фото. Черный вынимает маленькую записную книжку и раскрывает ее.
Наконец получаю возможность взглянуть па Репикова.
Рассматриваю снятого в фас и профиль мужчину со стриженным наголо черепом и плотно сжатыми губами так долго, что даже Паша Черный не выдерживает.
— Он?
— Он,— радуясь, словно отыскала не опасного преступника, а давно потерянного любимого, отвечаю я.
Черный забирает из моих рук карточку, подробно фиксирует на чистом листочке своей книжечки все данные о Репикове, отдельным столбиком — его судимости, каким райотделом разыскивается в настоящее время. Я же успеваю достать из сумочки бланк запроса и, заполнив его, подаю брюнетке.
— Если можно, ответ направьте по почте побыстрее.
— Я могу сделать это прямо сейчас.
Ой, я бы вас очень попросила! — Это прекрасно — вернуться домой ужв с очень нужной справкой.
