Дмитрий Стрешнев - Булкинъ и сынъ

- А вы сознались в содеянном?

Фундуклиди отрицательно покачал головой и стал раскачиваться на носках.

- Значит, Степан сам догадался, - сказал я и рассмеялся. - Ловок! Смекает, а? Чует шельму!

Фундуклиди фыркнул.

- Это невоспитанный человек, - он привычным жестом выхватил из нагрудного кармана горькую сигару и стал ее нюхать.

- Так, так... - покивал я. - А вот еще вопрос: зачем вы, Михаил Ксантиевич, хотели меня убить?

- Я?... - грек сосредоточенно задвигал бровями. - Я вас не хотел убить. Когда это я вас хотел убить? Если бы... гм... э-э...

- Если бы вы хотели, то вы бы меня давно пришлепнули? - подсказал я. - Тогда зачем вы в меня всё-таки стреляли?

- Я не в вас стрелял.

- А в кого?

- В злодея.

- В коридоре был один я, никаких злодеев.

- Кто-то крался к моей двери, - упрямо сказал детектив.

- Так. Стоп. Это мы уже слышали. Значит, я действительно чуть не стал жертвой вашей глупости (грек обиженно выпятил губу)... Ну-ну, Михаил Ксантиевич, ладно, и собственной неосторожности тоже.

- Неосторожности, - кивнул грек.

- Да... Драма обернулась фарсом, - сказал я.

- Что? - не понял Фундуклиди.

- Знали бы вы, Михаил Ксантиевич, сколько времени от моей жизни я погубил на размышления о вашем странном поведении. Я ведь вас подозревал по-настоящему.

Детектив вынул изо рта сигару, которую он уже успел порядком изжевать.

- Что ж, так и должно быть... Для успеха дела. А теперь, Петр Владимирович, я вас спрошу.

- Ну-с?

- Зачем вы крались давеча в коридоре?

- Знаете, - с проникновенной злобой сказал я. - Отстаньте от меня!

Он немного подумал.

- Ну, хорошо... В общем, вы ни в чем особо предосудительном мною не замечены. Даже этот... Василий, похоже, с вами не связан, как я установил.

Наглец! Что он хочет сказать?

- Как это понимать? Уж не следили ли вы за мной?

Фундуклиди приосанился и даже выдвинул вперед ногу.

- Моя обязанность - видеть все!

- Ложки вы хорошо... увидели.

- Хе... - ухмыльнулся Фундуклиди, и мне показалось - даже подмигнул.

- Да что вы себе позволяете, черт возьми! - вышел я из себя. - Я ведь, в конце концов, не ваш сообщник!

Грек испуганно вздрогнул, но тут же успокоился. Так бывает, когда кинешь камнем в болото - сначала вроде колыхнется, но тут же снова наползет безразличная ряска.

"Он меня принимает за какого-то авантюриста, - с долей горечи подумал я. - За такого же жулика, как он сам. Неужели этот бурдюк находит в себе какое-то сходство со мной?! Свинья!.. Или он полагает, что порядочный человек не может наняться в телохранители к капиталисту?.. Брюхатый болван! Вот возьму - и открою всё Хряпову!.. Конечно, ничего я не открою: накануне появления злодеев ссора опасна... Да черт с ними, с ложками с этими! Не обеднеет купец, вон дом-то - полная чаша. Новые купит".

- Э... - произнес я. - А вы все-таки... ложечки на место верните.

- Да что там, - сказал грек. - Ложечки-то так... по три золотника всего... Мелочь!

Не вернет, каналья, понял я.

22.

В сумерках мы сидели в библиотеке - Фундуклиди и я.

Я погрузился в кресло и, чтобы развеяться, читал "Декамерона" Бокаччо. Фундуклиди в другом кресле погибал над шарадой из какого-то низкопробного листка и спрашивал меня:

- Вот намудрили, ч-черт... "Два славных зверя есть во мне: один стрелой летит... " Что это? А?

- Борзая, - отвечал я, чтобы он отстал.

- Нет, - сказал Фундуклиди. Какая же борзая!... Может - кот? Хотя, почему - кот? "Стрелой летит..." Мышь? Они быстро бегают, шельмы...

Помучившись, он снова стал приставать:

- Петр Владимирович, а вот дальше: "Другой в далекой стороне гуляет весь в шерсти..."

- Мамонт.

- Ну, Петр Владимирович!

- Тогда овца? Овен?

- Нет, Петр Владимирович, так шарада не выходит. Получается: "мышовен". Разве есть такое слово?

Такого слова действительно не было, и Фундуклиди шараду бросил.

Он встал, походил по комнате, а потом вдруг тихо позвал:

- Петр Владимирович...

- Что?

Фундуклиди стоял сбоку от окна и, оттянув портьеру, глядел в стекло со странным лицом.

- А что если... если... это нечистая сила?

- Да бросьте, Михаил Ксантиевич! - сказал я ему, как маленькому. Какая нынче нечистая сила!

- Так ведь дело-то необычное, - сказал Фундуклиди почти шепотом. Необычное дело-то!.. Никогда такого не встречал!

- Ну и что?

- Вот иногда вдруг и подумаешь: а не... потусторонние ли это?

- И часто вам такое приходит в голову?

Фундуклиди пожал плечами.

- Днем - нет... А как сумерки (он испуганно посмотрел на серый свет за окном) - так и ползут, ползут мыслишки... И что хуже - раньше этого не было! Я с детства в чертей не верил-с! Даже как-то боязно... право, боязно иногда.

- Бросьте. Чушь! - сказал я. - Просто не надо решать шарады. Читайте, вон, Бокаччо, Бомарше, Аристофана... Какая, к черту, нечистая сила!

- А что это? Как вы думаете?

- Черт его знает! (Я нарочно лишний раз помянул рогатого). Необычный шантаж... или реальная угроза... Скоро увидим.

Фундуклиди еще походил, мучаясь.

- Знаете, - сказал он, вплотную подходя и с таким таинственным видом, словно поверял мне, где зарыта кащеева смерть. - Знаете, что я думаю?

- Ну-ну?

Детектив надвинулся животом, сделав страшные глаза.

- Если это... не люди... я этот мешок с деньгами защищать не буду!..

- Это вы Хряпова имеете в виду?

- Да... Если... Не буду... Мне своя жизнь... Это из-за его жадности! Он Булкина погубил, а я - за что? Перстни его видели? О-о!..

- Да тише вы! - сказал я, отложил Бокаччо, встал и встряхнул Михаила Ксантиевича за плечи. - Что вы?

- Что я? - сказал Фундуклиди растерянно. Нос его повис.

- Придите в себя.

- Да... Всё... Хорошо, - сказал грек. - Д-да, Петр Владимирович. Я чего-то... того, - и он постучал себя по башке.

- Ну вот и отменно! - воскликнул я. - То есть, не то отменно, что вы... того, а то, что пришли в себя.

Я подобрал газетку, которую читал Фундуклиди.

- Где тут ваша шарада? Ага!... "Один... стрелой летит... лругой... гуляет в шерсти..." Вы невнимательно прочитали. Вот же последние две строки, Михаил Ксантиевич, и в них ключ! Слушайте: "Когда же вместе нас сведут - то нас в хрустальных рюмках пьют"! Ну-те: это же конь, а другой як. Вот и: конь-як! В хрустальных рюмках пьют. Сходится?

- Сходится, - буркнул Фундуклиди.

Он еще постоял и скоро куда-то ушел.

Да, подумал я, с таким напарником надо держать уши на взводе. Кто знает, какое у него окажется настроение в решающий миг. Очень обидно от его глупости погибнуть... Но - не нечистая сила это, не верю. С чего он взял?... Вельзевул, Астарот... Сказки, выдуманные пугливыми скотоводами под синими палестинскими звездами. Нет, не верю.

Вот фрукт этот грек, мало того, что глуп, так еще и суеверен!

23.

Последнее письмо пришло за день до рокового срока, назначенного таинственным злодеем Булкиным и его бандой. Письмо было самое короткое и самое ужасное: "Готовьтесь!". При виде этого листка со зловещими тараканами букв у меня вдоль спины побежали маленькие холодные мыши. У Савватия Елисеевича веко запрыгало в нервном тике, а Фундуклиди вставил сигару в рот пылающим концом и даже не чертыхнулся, хотя ожег губу. Но самое неприятное было в том, что у детектива на лице появилось такое же выражение суеверного страха, как тогда вечером в библиотеке.

- Значит, вскорости будем иметь счастье лицезреть господина Булкина! - принужденно бодрым, каким-то петушьим голосом сказал Хряпов.

- И сына, - сдавленно прохрипел грек.

- А с ними, возможно, еще пяток образин, - завершил я.

Мы все посмотрели друг на друга с ужасом. До получения этих страшных слов: "Готовьтесь" мы постоянно обманывали себя, в душе притворяясь, что последний акт драмы еще не скоро. Это криво нацарапанное на четвертушке грязной бумаги слово подорвало наши силы. Оказалось, что занавес уже поднимается в последний раз, и кому-то вот-вот, возможно, придется взаправду умереть на подмостках глупого балагана. Как валтасаров пир осветили роковые письмена на стене, так и у нас в сердцах вспыхнуло и запылало слово: "Готовьтесь!"

- Прямо мороз пробирает, - сказал я. - Знаете, господа, у меня по спине вроде мыши бегают... холодненькие такие...

Хряпов вроде сначала не понял, но потом захихикал и покивал: да, да, надо же...

Он положил письмо на ломберный столик, потому что оно захрустело в его задрожавших пальцах.

Фундуклиди вдруг повернулся и быстро пошел прочь.

- Михаил Ксантиевич! Господин Фундуклиди! Куда вы? - крикнули мы с Хряповым, но детектив уже скрылся в дверях, зацепив плечом занавеску.

- Вы что-нибудь понимаете? - спросил Савватий Елисеевич.

- Абсолютно ничего. Может, что-нибудь здесь, - показал я на голову. Давеча в библиотеке он странно разговаривал...

- Нет, что вы... С чего? Это ведь: де-тек-тив. Скорее не здесь, а... там (Хряпов показал - где). Охотники рассказывали: есть такая болезнь у медведей.

- А всё же... - произнес я, и мы вдруг, не сговариваясь, побежали вслед за греком.