Николай Андреев - Убейте прохожего!
Еще Игорь пожаловался на то, что ему в толпе отдавили ногу и, видимо, в качестве компенсации за физический ущерб попросил сказать по секрету: кто такой Демиург и как ему, папе, удалось одурачить его.
Романов задумался. Стараясь ни в чем не солгать и вместе с тем не проговориться, до какого состояния ничтожества довел его Демиург, произнес туманную фразу о том, что у маньяков масок на лице штук, наверное, по сто и заглянуть под них ему еще не удалось.
– А что касается того, как я его одурачил? – тут Романов решил вообще ничего не скрывать. – Я, Игорь, никого не дурачил. Демиург подумал, что я не представляю для него угрозы, и отпустил меня. Но он ошибся. И я ему это скоро докажу.
Судя по кислому выражению лица, ответ Игоря не удовлетворил. Не дождавшись пояснений к тому, что уже было сказано, он собрался и, пожелав папе доброй ночи, тихо вышел.
«Ну и пусть! – не стал ни о чем жалеть Романов. – По крайней мере, мне нечего стыдиться – я рассказал так, как было на самом деле. Или почти так… Вот выполню обещание поймать Демиурга, тогда и буду хвастаться».
А пока Романов сам продолжал находиться в чужом плену. Стоило ему, не выключая ночника, раздеться, лечь в постель и закрыть глаза, как в ту же секунду он снова оказывался на полу в квартире Январского и снова слышал раздраженный голос Демиурга:
«В том, что случилось, вам, Василий Сергеевич, кроме себя, винить некого…»
«Вы же ремесленник…»
«За одно только выражение: „Страх смерти ничто в сравнении с самой смертью!“ – вас надо выгнать из Союза писателей и предать смерти…»
«Как же я вас всех ненавижу!»
Романов открыл глаза. Посмотрел на пол, поблагодарил Бога за то, что под ним – пол его квартиры, а не квартиры Январского, встал, оделся и сел в кресло перед выключенным телевизором.
Внезапно затрезвонил стоявший на журнальном столике телефон. Романов посмотрел на настенные часы, показывающие половину двенадцатого, протянул руку к трубке и тут же одернул ее. По тому, как звучал звонок – надрывно, тревожно, так, словно хотел предупредить об опасности, решил, что знает, кто именно звонит ему в столь позднее время.
Романов втянул ноги в кресло. Кончиками пальцев осторожно отодвинул телефон подальше от себя и, мысленно прося его замолчать, заткнул ладонями уши. Телефон послушался – умолк. Однако не прошло и минуты, как затрезвонил вновь.
На этот раз звонок, казалось, звучал пронзительно резко, угрожающе, зло, так, словно у человека на другом конце провода заканчивалось терпение, а вместе с ним и время, когда еще не поздно уладить миром дело, ради которого он звонил.
Романов не выдержал и схватил трубку.
– Алло! Не разбудил? – услышал уже ставший знакомым раздраженный голос.
Романов молчал – не знал: стоит ли ему разговаривать с Демиургом, а если стоит, то о чем разговаривать и как.
– Извините, Василий Сергеевич, если побеспокоил. Но тогда у Январского не было возможности услышать вас.
– Что вы хотите услышать от меня? – прошептал Романов. – То, что смерть – ничто в сравнении со страхом смерти, да? Я всё понял. Она – ничто… Этого достаточно?
И тут же подумал: «Только бы сейчас он не принялся доказывать мне, что человек ради того, чтобы не умереть, с готовностью согласится на мучения и страх! Только бы он…»
– Значит, вы изменили свое мнение?
– Изменил… да.
– А самому нельзя было до этого додуматься? А?
Романов молчал.
– Эх, Василий Сергеевич, Василий Сергеевич! – вздохнул Демиург. – Вычурность – вот ваша беда и беда таких, как вы – модных литераторов! Ради красного словца, красивой фразы вы и такие, как вы, готовы исказить идею и принести в жертву здравый смысл… Вы понимаете, о чем я говорю?
– Нет, – прошептал Романов. – Простите, что вам от меня еще нужно?
«Только бы он сейчас не принялся доказывать мне…»
– Я вам скажу что. Вы, наверное, будете удивлены, но вы мне интересны! Да-да! В нашем Мухосранске, как вам должно быть известно, интересных людей крайне мало. А точнее говоря: их совсем нет! Кругом, куда ни кинь, одна воинствующая серость, одна тупая ограниченность, дрянь…
Романов осторожно перебил Демиурга. Спросил: чем же он ему интересен.
– Чем? – переспросил Демиург. – Тем, что я до конца так и не понял, что вы за человек. С одной стороны, вы чванливы и хотите выглядеть значимее, чем есть на самом деле. Вы пользуетесь не заслуженной известностью и пьете, как говорил Светлов, не по таланту…
– Простите! – снова перебил его Романов. – Но почему вы решили, что у меня нет таланта?
Словно ожидая этого вопроса, Демиург встрепенулся и принялся с жаром говорить о том, что бесталанные люди отличаются от истинно талантливых тем, что никогда, ни при каких неудачах, не сомневаются в том, что талантливы. И именно потому случайно выпавшие почести, чины и звания воспринимают ими как само собой разумеющееся.
– Но вы… Почему вы отказались от должности главного редактора «Губернской газеты»?
– А, по-вашему, я должен был согласиться?
Вопрос, заданный Романовым, заставил Демиурга задуматься. Он помолчал несколько секунд и высказал мнение, что человек с таким набором качеств, как у него: высокомерие, лицемерие, чванство и тому подобное, просто обязан был принять это предложение.
Романов переложил телефонную трубку из руки в руку и, стараясь говорить тихо, спокойно, как разговаривают сиделки с больными во время затянувшегося кризиса, сказал о том, что главная причина, из-за которой он отказался занять должность главного редактора, заключалась в условии работодателя – поддержать на губернаторских выборах Барыкина.
– У вас были свои предпочтения? – спросил Демиург.
– Нет, что вы! – ответил Романов. – По большому счету мне все равно, кто у нас станет следующим губернатором – ни за одного из нынешних кандидатов я голосовать не стану. Дело в том, что главный редактор «Губернской газеты» обязан озвучивать идеологию, проводимую руководством области. А после того, как руководство области решило поддержать на губернаторских выборах Барыкина, мне более-менее стало ясно, что это будет за идеология и в чем ее смысл. Я отказался и нисколько об этом не жалею.
Демиург после небольшого молчания сказал, что хотел бы поговорить на эту тему подольше, будь у него другое настроение.
– Что-то случилось? – участливо спросил Романов.
Спросил и ахнул. За разговорами об интересе, проявленным к нему Демиургом, он совершенно забыл не только о том, что разговаривает с самым кровожадным маньяком в истории города, но и о том, что этот маньяк буквально несколько часов назад, видимо, совершил еще одно преступление.
– Да, – ответил Демиург. – Случилось.
– Вы убили человека.
– Свидетеля.
– Значит, до этого кого-то еще?
– Кого-то еще – не считается, – произнес раздраженным голосом Демиург. – Кого-то еще я не убил, а отыграл! Разницу чувствуете? А эту девушку, свидетеля, я действительно убил. И мне сейчас плохо.
Романов не знал, что делать. Надо было, считал он, как-то разрядить ситуацию, сказать что-нибудь желательно умное. Но что? Попрекать его он боялся, утешать – стыдился, а читать мораль после того, как почти шестнадцать часов пролежал, связанный по рукам и ногам, на полу рядом с трупом, зарекся раз и навсегда.
– Ладно, чего теперь жалеть, – первым нарушил молчание Демиург. – Пойду, пожалуй, спать… Да, и вот что еще я хотел узнать. Мы в пионерском лагере пели одну песенку – «Остановка» называется. Правду говорят, что это вы ее написали?
Романов вспомнил, что у него было стихотворение с таким названием, и сказал: правда.
Демиург помолчал несколько секунд и, ни слова не говоря, отключил связь.
Выдохнув с облегчением, Романов осторожно положил трубку на рычаг. Медленно встал с кресла, прошел на негнущихся ногах вдоль комнаты и только тогда заметил, что весь он – от рубашки до носок – был мокрым от пота.
– Ну, это ничего, ничего, – утешил себя. – Это поправимо. Главное, что мне не пришлось выслушивать о том, что человек, ради сохранения жизни, готов принять мучения и страх! А всё остальное, так… Ерунда!
6 марта
Из телевизионных новостей:
«Сегодня глава местного самоуправления мэр города Николай Зингер и руководитель регионального отделения КПРФ Егор Рева подписали соглашение о сотрудничестве в решении вопросов реконструкции исторического центра города. „Мы считаем, – отметил в своем выступлении мэр города, – что, став губернатором области, чего мы Егору Ильичу искренне желаем, он с еще большим усердием станет помогать родному городу“. Данное соглашение является продолжением начатой администрацией города программы по сотрудничеству с политическими партиями РФ. Ранее соглашение о сотрудничестве с администрацией города подписала партия „Единая Россия“.
Период, когда большинство попыток поэта Василия Романова завязать тесные отношения с понравившимися женщинами заканчивались неудачами, закончился сразу после того, как первая песня из его совместного с Михаилом Харякиным музыкального альбома «Убейте прохожего!» прозвучала на местном радио. Было ли это простым совпадением или же, как это часто случается в жизни, черную полосу в положенное время сменила белая, Романов не знал. И не хотел знать. Он принимал любовь женщин, как заслуженное вознаграждение за долгие ночи одиночеств, и о причинах перемены старался лишний раз не думать – знал: черная полоса когда-нибудь вернется и женщины, как это уже случалось в недавнем прошлом, забудут о нем до следующей белой полосы. Единственное, что по-настоящему огорчало его – это неразборчивость в выборе партнерш. Бывало, проснувшись утром, он буквально сгорал со стыда, увидев лицо той, с кем провел ночь. В такие моменты Романов мучился. Оттого, что чувствовал отвращение к себе и к гостье, оттого, что, не будучи неблагодарным, вынужден был отвечать ей лаской на ласку и оттого, что, отвечая лаской на ласку, мечтал только о том, чтобы гостья как можно скорее ушла… Когда же гостья, наконец, уходила, он шел в душ и подобно преступнику, уничтожающему улики, тщательно растирал себя мочалкой, клянясь в том, что в следующий раз будет особенно щепетилен в выборе женщин.
