Марина Серова - Дуракам всегда везет!
Однако я тут же забыла об этих своих мыслях, когда, открыв дверь в спальню, и в самом деле увидела председателя кооператива. Правда, мизансцена была несколько иной. Портфельчик его стоял на Людочкиной кровати, а сам Валентин Петрович сидел на корточках вплотную у стены спальни и… принюхивался к ней. Я, признаюсь, была шокирована его странной позой.
Увидев меня, он тут же отскочил от стены, быстро схватил свой портфель в охапку и загородился им от меня, как щитом.
– Я… я… – пытался он что-то выговорить. – Они заставили меня… Это они все сделали… Я хотел только квартиру…
Это было чрезвычайно интересно, но выяснять подробности у меня совершенно не было времени. Я решила отложить это на некоторое время.
– Мы с тобою поболтаем чуть попозже, – пообещала я ему. – А пока подумай, освежи все в памяти. Чтобы потом ничего не забыть.
Прихваченными у Федора наручниками я приковала его к какой-то трубе, вероятно, стояку центрального отопления. Он хлопал глазами, не сопротивлялся и не произносил ни слова, только как-то заунывно, страдальчески подвывал. С таким видом, что жизнь его – кончена.
– А пока ответь мне всего на один вопрос, – сказала я. – Где хозяйка квартиры?
– Я не знаю… Не знаю… Я ничего не знаю… – начал он истерически.
Я не стала его слушать, поняв, что ничего толкового от него не узнаю, и оставила его в одиночестве. Мой дальнейший маршрут теперь окончательно определился. Потому, что я действую всегда по своему основному правилу: если не нашла ничего на чердаке – ищи в подвале, если нет ничего в голове – действуй ногами.
Я вошла в лифт и нажала кнопку нулевого этажа. Пока кабина спускалась с одиннадцатого, я успела обдумать план своих действий. Блондинка вряд ли не сообразит обследовать подвал в поисках Людочки. Почему Людочка так привлекала ее внимание, я ответить себе до сих пор не могла, но не сомневалась в этом внимании. Здесь явно была какая-то тайна, которой Людочка с нами делиться не пожелала. Нам было сообщено только то, что Людочка сочла нужным нам сообщить. Теперь я просто жаждала отыскать эту «непосредственность», чтобы поговорить с ней по душам. Получить ответы на некоторые вопросы.
Подвал этого дома я представляла себе таким, к каким привыкла в стандартных домах постройки советского времени – длинные полутемные коридоры с рядами многочисленных клетушек-подвальчиков, где у жильцов хранится картофель, банки с соленьями и разный хлам, ненужный в квартире, но который рука не поднимается выбросить сразу. Но оказалось, я совершенно не учла элитного характера этого дома и, соответственно, элитного характера его подвала. Он оказался с явной претензией на европейский уровень.
Едва я вышла из лифта, как сразу поняла, насколько я заблуждаюсь. Помещение, в которое я попала из лифта, оказалось вовсе не подвалом, а подземным гаражом. Просторное помещение гаража было почти пустым, только штук шесть или семь иномарок сгрудились в одном из его углов. Рабочий день еще не кончился, и состоятельные жильцы дома все были в деловых разъездах. Ни одного человека я в гараже не обнаружила. Не было ни Людочки, ни крашеной блондинки, которую Федор назвал Натали. Не было вообще никого.
Не сразу я заметила несколько дверей, ведущих из гаража в какие-то другие помещения. Мне ничего не оставалось, как открыть наугад первую попавшуюся дверь. Что я и попыталась сделать. Дверь была заперта. Сообразив, что человек не станет запирать за собой дверь, когда спешно ищет или преследует кого-то, я направилась к другой двери и убедилась, что она тоже на замке.
Третья по счету оказалась незапертой. Я поняла, что именно ее я и искала.
Я попала в какое-то техническое помещение, снизу доверху заполненное переплетением всевозможных труб различного диаметра и, вероятно, назначения. Что-то вроде неясного чувства тревоги подсказывало мне, что те, кого я ищу, здесь. А это означало только одно – двигаясь дальше, нужно было удвоить осторожность.
В помещении было темно и тихо. Я понимала, что, открыв дверь из освещенного гаража, я объявила тем самым всем присутствующим о своем визите. Я сразу же скользнула в неосвещенное пространство, захлопнув дверь, и оказалась в полной темноте.
Кроме шума текущей по трубам воды, я ничего не слышала. Бродить в полной темноте среди этого переплетения труб было совершенно бессмысленно. Не сделав и трех шагов, я наверняка врезалась бы лбом в какую-нибудь железяку. Хотела я того или не хотела, нужно было включить свет.
Я стала осторожно шарить левой рукой по стене около двери в поисках выключателя. Через пару минут мне удалось его обнаружить.
Приготовившись реагировать немедленно, я щелкнула выключателем и тут же бросилась на пол. На всякий случай. И сделала совершенно правильно. Одновременно со вспышкой света раздался выстрел, и в стену, у которой я только что стояла, врезалась пуля.
Падая, я почти рефлекторно выстрелила в ту сторону, откуда раздался выстрел.
Честно говоря, я не сразу поняла, что произошло. Раздалось сильное шипение, смешанное с каким-то свистом, и, следом за ним, – дикий вопль.
Я вскочила на ноги. Метрах в пяти от меня клубилось облако пара, в котором извивалась всем телом очень высокая фигура неясных в клубах пара очертаний. Без всяких сомнений, это была та самая блондинка в махровом халате. Спина ее была сильно прогнута, руки приподняты кверху. В правой – зажат пистолет.
Сзади, из пробитой пулей из моего пистолета металлопластиковой трубы, ей в шею била свистящая и шипящая струя перегретого пара.
У меня было не больше секунды, чтобы принять решение. Сейчас первый шок от неожиданной боли от ожога у нее пройдет, и к ней вернется способность соображать и действовать. Стоит ли дожидаться этого момента?
Я выстрелила. Пистолет в ее руке дернулся и отлетел куда-то в сторону. Она дернулась вслед за ним, и это помогло ей выскочить из струи пара. Она начала сдирать с себя халат, и сначала я даже не поняла, зачем она это делает. Но тут же сообразила – толстая махровая ткань была пропитана кипятком, в который превращался конденсировавшийся пар, вырвавшийся из трубы, и прилипала к ее спине.
Я знала, что будет дальше. Сейчас она сорвет халат и вместе с ним – кожу с обожженной спины…
Помешать ей я уже не успела. Она сорвала с себя халат и совершенно обезумела от боли. Вытаращив глаза, она промчалась мимо меня к двери, едва не сбив меня с ног своими мотавшимися из стороны в сторону пудовыми грудями. Ее вопль гулко разнесся в пустом гараже.
От неожиданности происшедшего я едва не забыла о главном, зачем я сюда попала. О Людочке. Где же эта наша скромница?
– Люда! – крикнула я. – Где ты?
Ответом мне было только шипенье, вырывавшееся из пробитой трубы.
Помещение постепенно наполнялось паром. Воздух сделался очень влажным и горячим. Мое лицо, плечи, руки покрылись каплями сконденсировавшейся воды. Температура повышалась, но еще несколько минут здесь можно было находиться сравнительно безопасно. Если, конечно, не лезть в струю пара и не сдирать потом с себя кожу вместе с одеждой.
Я подумала, что, если Людочка находится сейчас в каком-нибудь шоковом столбняке и просто не может заставить себя сдвинуться с места, ее жизнь находится в серьезной опасности.
– Люда! – кричала я, стараясь перекричать шум струи пара. – Люда! Это я, Таня! Беги отсюда. Здесь нельзя оставаться…
В ответ я услышала стук открывшейся и вновь захлопнувшейся двери. Признаюсь честно, я выматерилась как последний грузчик.
Людочка сбежала.
Не скажу, чтобы это было для меня полной неожиданностью. Это было, собственно, в ее стиле. Но чувство резкой неприязни тяжелой волной поднялось откуда-то снизу, и саркастическая усмешка искривила мои губы.
Непосредственность ты наша. На мои вопросы ты все же ответишь…
Мне тоже пора было убираться из этого душного подвала. Не хватало еще потерять сознание от удушья и свариться тут заживо.
Все, с меня хватит, решила я. Звоню в ментовку, и пусть они дальше разбираются сами. Уже без меня. Я, наконец, просто устала.
Я и впрямь почувствовала дикую усталость. Жаркий июньский день, начавшийся отличным клевом на рассвете и двумя пойманными мною очень приличными лещами, показался мне бесконечным. Зря я, кстати, так бездарно распорядилась своим уловом. В сильном раздражении на Светку заставила ее таскать моих рыбин по жаре и потом – просто выбросить, потому что пропали. Я помню, какая обиженная была у Светки физиономия, когда она швырнула уже припахивающих тухлятиной лещей в урну.
Кстати, как там Светка? Когда я выбегала из комнаты, приказав Лене ее освободить, она была, по-моему, в полной прострации. Мне захотелось срочно ее увидеть. В конце концов, она больше всех из нас и пострадала. Потому что меньше всех была к этому готова. Вот Людочка, та, по-моему, всегда готова ко всему. Но и ты, общаясь с ней, тоже должна быть готовой ко всему…
