Валерий Гусев - Розыгрыш с летальным исходом
– А если будет?
– Поздравим.
– Что делать, Леша?
– Что сердце подскажет. Ты только, Ильич, держи меня в курсе.
– В курсе чего?
– Ну… Как развиваются ваши романтические отношения.
– Но это не этично. Это настолько интимно.
– Да нам подробности не нужны, - успокоила его Яна. Соврала, конечно. - Вы нам - факты. Что состоялось, что наметилось.
– Распустились! - Нильс поднялся, довольно энергично.
– Яков Ильич, - сказал я ему вслед. - В самом деле - держите меня в курсе. Могут быть некоторые осложнения.
– Но она же первая начала, - с возмущением, по-мальчишески оправдался Нильс.
– А ты, смотри, первым не кончи, - буркнула Яна.
Нильс, потеряв от возмущения (и смущения) дар речи, выскочил на палубу, охладиться.
– Пошли спать, Серый, - позвала меня Яна.
– Иди ложись. Сейчас моя вахта.
Я вернул книгу на место, сделал себе кофе и, забрав чашку, тоже выбрался под звезды. И задумался - в какое место мозаики этот камешек вложить? Тем более интересно, что в книге я обнаружил вложенный меж страницами ксероксный листочек со словарем. Такой же, как и в экземпляре, принадлежащем «папочке» Нильса.
Хорошо кто-то к чему-то подготовился.
Буйство на берегу постепенно затихало. Только мерцали немного затухающие отблески костра. Да бродили вокруг него вялые тени островитян.
Понизовский бросил за борт окурок, дружески приобнял Нильса:
– Пошли, старина, в койки. Тебе нужно силы беречь.
Нильс оскорбленно сбросил его руку:
– Придержите ваши шуточки для аборигенов.
Когда мы с Семенычем остались одни, он сказал:
– Я на берег, Серый, инкогнито. Постараюсь в «па» заглянуть. Дай мне твою пушку на всякий случай.
Я взял пистолет из пуфика, отдал его Семенычу.
– Может, ракетницу возьмешь?
– Не стоит. Поглядывай тут. - Он спустился в шлюпку и без стука уключин и плеска весел растворился во мраке тропической ночи.
Вернулся Семеныч не скоро, но еще затемно.
– Обошлось? - спросил я.
– Для меня - вполне.
Ясно.
Семеныч жадно закурил. Приблизил ко мне лицо:
– Знаешь, Серый, что я там, за этой оградой разглядел?
– Головы на кольях?
– Почти. - Он выдохнул мне прямо в ухо: - Женские скальпы.
Я едва не упал за борт.
РАЗВЕДКА БОЕМ
– Странно все это, Серый. Очень странно.
– Еще бы!
– Я не о скальпах. Понимаешь, мне не удалось проникнуть в «па». И знаешь почему?
– Из-за охраны с копьями?
– Никаких копий, Серый. Это бутафория. Странно другое… Я легонько вырубил одного стражника и заглянул за ограду. А там - другой. Я не ожидал, но успел ударить первым. - Семеныч понизил голос до шепота. И сказал такое, что подействовало на меня посильнее скальпов: - Он поставил блок. Профессионально, автоматически.
– Не слабо. - Я понял именно с этой минуты, что мое табу на участие в борьбе с криминалом потеряло свою силу на этом острове.
– …Больше того, Серый. Тот, первый, уже начал приходить в себя.
Понятно. Тоже своего рода профессионализм.
– В общем, я успел только разглядеть эти скальпы… Ну, и копья у стражников забрал. Куда бы их сунуть?
– Туда же, - сказал я. - В пуфик. Там хорошо, уютно - Янкины тряпки. Пробковые пояса.
– Держи, - он сунул мне два пистолета: мой «вальтер» и трофейный «ПМ».
Я отнес их в рубку, вернулся.
– Иди спать, - сказал Семеныч. - Я на вахту Понизовского пришлю.
– Лучше Нильса.
– Ты прав. Пусть помечтает. А ты подумай, Серый, что все это значит?
– Что именно? - Я никак не мог собрать воедино мысли и чувства.
– Почему они за старика так круто взялись? С этого надо начинать.
– Женить хотят. На Маруське.
– Зачем, Серый?
Не буду я думать. По крайней мере об этом. Я буду думать о книге, которую видел в хижине. И о книге, которую я лишь чуть пролистал здесь, на яхте. Но они мне сказали многое. Однако рано, рано пока об этом. Хотя бы потому, что это слишком невероятно.
– Как бы нам удрать отсюда, Серый? - Семеныч остановился у входа в рубку. - Да побыстрее. Иначе будет поздно.
Боюсь, что уже поздно.
Мы не случайно сюда попали.
Утром на берег мы не сошли. Один Понизовский изъявил желание навестить вождя. Мы передали с ним наши приветствия и наилучшие пожелания. А также сожаления в том, что местное гостеприимство оказалось слишком горячим для наших нежных организмов.
– Я знаю, что сказать, - заверил нас Серега, спускаясь в шлюпку.
После завтрака мы замкнули Янку на Нильса и, уединившись в кают-компании, провели с Семенычем блиц-совещание. На свежую голову. В протокол занесли для исполнения два пункта. Первый - мы ничего не знаем, мы ни о чем не догадываемся, мы ничего не подозреваем. Второй - вести себя так, чтобы пункт первый был безупречен. Поэтому - ни слова Янке, ни слова Нильсу. И тем более - ни слова Сереге.
– Ты, кстати, хорошо его знаешь? - спросил я.
– Да уж не один год. Еще с тех времен, когда он плавал в океанах науки.
– А чем он сейчас занимается?
– По-моему, ничем. Крутился в каком-то шоу-бизнесе, но, насколько я знаю, без особого успеха.
– Это он тебе идею плавания кинул?
Семеныч на секунду замялся.
– Да как тебе сказать… Скорее все-таки идея моя. Но совпала с его наводкой.
Очень доходчиво объяснил. Но настаивать я не стал. У Семеныча, видимо, есть свои причины не раскрываться.
Понизовский вернулся на яхту с дарами тропиков и с новостями.
– Вот. - Он вывалил на палубу из корзины кокосовые орехи. - Лучшая в мире опохмелка. По силе воздействия приближается к уровню рассола или кислых суточных щей.
– Лучше бы, - робко высказался Нильс, - к стопке водки.
– Кстати, Маруся просила тебя поцеловать. Но это не в моих принципах.
Несмотря на шутливый тон, Понизовский был озабочен. Даже, я бы сказал, встревожен.
– Ребята, - обратился он к нам, когда вскрыл орехи, - никто из вас на берег ночью не сходил? К девкам не бегал?
– Серый - точно, - сказала умница Яна. - Всю ночь ко мне приставал. А вот Семеныч…
– Я к тебе не приставал, - поспешил Семеныч.
– Я серьезно, - настаивал Понизовский.
– А что случилось? - Семеныч смахнул с подбородка струйку молока.
– Случилось… Кто-то напал на охрану «па». Похитил их… копья.
– Ну вот. - Семеныч потянулся к рубашке, висевшей на релинге, достал из кармашка сигареты. - Началось.
– Что началось? - вздрогнул Понизовский.
– То самое. Чем ты нас пугал. Оппозиция поднимает голову.
– Не понял.
– А что тут не понять? - Семеныч закурил, оглядел даль моря, словно искал дырку в заборе. - Они деньги вождя ищут.
Понизовский в задумчивости обхватил подбородок ладонью.
Мне понравилось, что он соблюдает правила игры.
– Логично. Нужно подсказать Мату-Ити. Беду отвести. Уж если они нас заподозрят…
– Акулам скормят?
– В лучшем случае. - Понизовский произнес эти слова так мрачно и жестко, будто подобная угроза исходила не от вождя, а от него самого…
Дня два-три прошли спокойно. Я бы сказал, безмятежно. Как и положено на острове посреди Тихого океана под горячим солнцем в безоблачном небе.
Все мы, в той или иной степени, занимались своими делами.
Аборигены готовились к празднику Полной Луны, эта подготовка заключалась в основном в неистовых плясках под луной, еще не совсем полной. По вечерам с берега доносился веселый, и я бы сказал так: многоязычный шум. Не знаю, как там галлицизмы - я ненормативную французскую лексику не изучал (нормативную, кстати, тоже), но вот что касается славянизмов, то их мое натренированное ухо улавливало в достатке. В избытке даже. В общем, к языкам здешние аборигены весьма восприимчивы.
Великий вождь Мату-Ити в своем красивом мундире катался по пляжу на велосипеде, принимал приветствия и почести, раздавал указания и приказы. Над велосипедом был закреплен цветастый дамский зонтик. А за велосипедом послушной трусцой поспешали его двенадцать верных жен - топлес и в невидимых миру бикини, сплетничая и переругиваясь на бегу.
Янка с интересом наблюдала в бинокль за этим марафоном и забавно его комментировала. Мне даже казалось порой, что она и сама не прочь пробежаться в этой своеобразной процессии в этих своеобразных нарядах.
– Не королевское это дело, однако, - с презрением отвергла она мое провокационное предложение.
Время от времени мы выходили в лодке за барьерный риф на рыбную ловлю. Там была чудная отмель - своеобразный подводный выгул, где паслись и резвились на воле неисчислимые стада самых разнообразных представителей местной водной фауны. Названия этих рыб (кроме тунца и макрели) я, конечно, не запомнил.
Подозреваю, что и местные рыбаки тоже в них путались. Да и рыбаками они были так себе, по большому счету. Как, впрочем, и мореплавателями. Я заметил, что в море они выходят с большой неохотой, с опаской даже. И практически все время держатся вблизи берега, не отваживаясь выйти подальше, на обильные рыбные места. Обычно они бродили по мелководью с острогами и с воплями и визгом пытались наколоть какую-нибудь добычу. Чаще всего им это не удавалось, хотя, как всем известно, у таитян это традиционный способ ловли. Или охоты, точнее.
