Ольга Хмельницкая - Сезам, закройся!
Бухгалтерша не двинулась с места.
– Пусть сначала их выловят, а потом я пойду, – покачала женщина головой, – они опасны, а пищеблок совсем близко. Не факт, что крысы все еще находятся именно там. В общем, выходить одна в коридор я сейчас не хочу.
Лицо бухгалтерши стало печальным.
– Я всегда чувствовала, что этим закончится! – воскликнула она. – Мы и так во время дождей фактически отрезаны от всего остального мира, мы и так боимся выходить из здания в одиночку, потому что в лесу якобы бродят страшные чудовища, а тут еще и в самом здании грызуны-мутанты вырвались на свободу! Ты бы, Сонечка, видела их глаза! Страшные! Красные! Я давно понимала, что отсюда надо уезжать, но Валентин Эмильевич обещал мне новые зубы взамен выпавших, да и зарплата тут высокая… Зря я не уехала! Так бы и жила со вставной челюстью на присосках, ничего страшного. Это ж не такие жуткие проблемы, как у милейшей Василисы Егоровны, нашей вахтерши. Та ведь только и живет потому, что ей Валентин Эмильевич дает специальный препарат. Это она мне так сама сказала.
– Зинаида Валериевна, не надо истерик, – оборвала бухгалтершу Сонечка. – При чем тут Василиса Егоровна? К тому же вы говорите ерунду насчет того, что вам страшно выходить в коридор. Я вас уверяю, что добровольно грызуны никогда не покинут место, где есть еда, и там их спокойненько одного за другим перестреляют.
– А если они хотят мстить? – негромко спросила Дрыгайло.
– За что? Кому? – не поняла Сонечка. На лбу ее невероятно красивого лица появилась вертикальная складка.
– Нам всем. С точки зрения грызунов мы, люди, совершали геноцид.
– Во имя науки, – вставила секретарша, помимо воли прислушиваясь.
– Да, это так, но у грызунов может быть своя точка зрения. Давайте посмотрим правде в глаза: у нас в НИИ с ними не миндальничали. У нас и с людьми-то не миндальничают, что уж говорить о крысах!
В коридоре было тихо. Соня подошла к двери, обитой удивительной пупырчатой кожей, так поразившей в свое время Лизу, и прикрыла ее поплотнее.
– Подождем, – сказала секретарша, – в конце концов зачем зря рисковать? Вы правы: лучше посидеть здесь, пока всех грызунов не выловят.
После разговора с Дрыгайло Сонечке стало страшно оставаться в приемной одной.
Осмотрев пол, Лариса подняла зажигалку и осветила потолок. Там тоже было полно мозгоедов.
– Ужас, сколько их, этих гадов, – пробормотала Ильина. – Невозможно себе представить, что будет, если эти муравьи с измененным генетическим кодом вырвутся из подвалов «обители зла», которой является наш НИИ, и рассеются по земле. Сколько горя и страха они принесут!
Девушка вздрогнула, представив себе такую ужасную перспективу. Ковер из насекомых шевелился, покрывая ее ноги. Муравьи царапали кожу Лары лапками, бегали по ее телу, но выше плеч не поднимались.
– И ведь я сама принимала участие в их создании, – горько усмехнулась Ильина, – все надеялась прилежным поведением выторговать себе более привлекательную конфигурацию тела!
Ноги Ларисы начинали уставать. В карцере было очень холодно, мокрые волосы прилипли к голове. Влажная одежда, пропитанная смесью пепси с табаком, не защищала от низкой температуры воздуха в помещении.
«Мне не спастись, – подумала Лариса. – Даже если мозгоеды не доберутся до моего мозга, Утюгов убьет меня как-нибудь иначе. И переживу я карцер или нет, значения не имеет».
Жуткий холод сковывал тело Ильиной. Ее трясло крупной дрожью. Муравьи ползали по ногам девушки, и это было отвратительно. Повинуясь внезапному импульсу, Лариса принялась яростно давить насекомых ногами.
– Пусть вас хоть будет поменьше! – бормотала она, с силой опуская большие ступни, обутые в туфли на низких каблуках, на мерзких насекомых. Она давила и давила их, чувствуя, как пессимизм отступает и ей становится теплее. Муравьи побежали прочь, пытаясь избежать своей участи. Бороться с мозгоедами было трудно, их тела были покрыты твердым панцирем, поэтому Лариса старалась действовать каблуком, который создавал большее давление.
Дождь почти прекратился и теперь лишь мелко моросил. «УАЗ» и «Крузер» пробирались по глубокой жидкой грязи, которая когда-то была дорогой. Изредка с деревьев, вплотную подходивших к проезжей части, падали крупные капли. Внезапно «УАЗ» полковника остановился. «Крузер» подъехал к нему вплотную и тоже притормозил. Рязанцев и Овчинников вышли из автомобилей. Дорога впереди представляла собой гладкое озеро метров пятидесяти длиной.
– Не зная броду, не суйся в воду, – мрачно сказал Владимир Евгеньевич, глядя на свои ноги, обутые в кроссовки. – Давай так: я пойду вперед пешком, а ты поедешь за мной на машине. Все равно узнать глубину воды, не промерив ее, невозможно.
– Это разумно, – согласился Богдан.
Заглушив «УАЗ», полковник ступил в воду, чавкая совершенно мокрыми кроссовками, на которые налипли, казалось, тонны грязи. Овчинников залез в «Крузер» и потихоньку двинулся следом. «УАЗ» полковника остался стоять на берегу.
– Тут всего лишь по колено, – пробормотал полковник, с трудом переставляя ноги, глубоко утопавшие в илистом дне, – но лучше перестраховаться.
Лес, черный и мокрый от дождя, стоял справа и слева сплошной стеной. Запах растительности был тяжелым, чуждым и каким-то южным.
– Прямо-таки экваториальные леса, – сказал Владимир Евгеньевич и оглянулся.
«Крузер» тихонько ехал за ним, урча двигателем и освещая водную поверхность ярким светом ксеноновых фар.
Дорога казалась нормальной – полковник погрузился по колено. Пару раз его ноги упирались в какие-то твердые камни, но на продвижение внедорожника это не оказывало существенного влияния. Через несколько минут «море» закончилось, и автомобиль Богдана выехал на относительно жесткую поверхность из влажной глины.
– Никаких проблем! – крикнул Овчинников в открытое окно внедорожника. – Можно было ехать напрямую. Хотя я согласен, что надо было проверить.
Рязанцев кивнул и быстро пошел назад через огромную лужу. Он был на половине пути, когда ему показалось, что около «УАЗа» кто-то стоит. Полковник присмотрелся, потом замедлил шаг. Справа от его автомобиля во тьме светились два больших глаза. Остановившись, Владимир Евгеньевич вытащил из заднего кармана джинсов пистолет и щелчком взвел курок.
Понимая, что она замерзает, Ева принялась ходить туда и сюда по камере. Карцер был крошечным, и девушке удавалось сделать всего около полудюжины шагов, да и те были маленькими. Вскоре у Ершовой закружилась голова. Тогда девушка принялась делать приседания и отжиматься от пола.
«Володя наверняка уже близко, – думала она, – и он уж точно будет искать меня, пока не найдет».
Ева проверила, насколько плотно держатся в туннелях ее вещи, и немного поправила ремень, который время от времени слегка сдвигали атаки голодных мозгоедов. Через некоторое время девушка устала отжиматься и села на корточки в углу камеры. Ожидание становилось нестерпимым. Через некоторое время в ушах у Ершовой что-то тоненько зазвенело.
– Это из-за полнейшей темноты и тишины, – сказала Ева вслух, чтобы хоть что-то услышать, – скоро у меня начнутся сенсорная депривация и галлюцинации.
Она вытащила мобильный телефон и некоторое время поиграла в игры, потом перечитала все сохранившиеся в памяти сотового сообщения, затем изучила телефонную книгу. На индикаторе зарядки оставалось всего две палочки, поэтому Ева выключила аппарат.
После этого ей стало совсем одиноко, словно телефон был некоей ниточкой, которая поддерживала связь с окружающим миром.
«Спокойно, – подумала Ершова, сжимая в ладони выключенный телефон и ожидая, пока перед глазами перестанут плясать цветные пятна, – связи в подвале все равно нет, это все чисто эмоциональные штучки».
Она еще немного походила и, проверив ремень, засунула в туннель еще и носок. Преграда стала крепче. Давление насекомых уже никак не ощущалось – видимо, муравьи сочли преграду непреодолимой и оставили свои атаки.
– А может, мне поспать? Проснусь, а Володя уже здесь, – сказала девушка самой себе.
Пол был холодным, но Ева умудрилась кое-как свернуться на кирпичах калачиком, уставшая, голодная и замерзшая. Она закрыла глаза. Через некоторое время дыхание девушки стало мерным и спокойным. Мозгоед, терпеливо ожидавший на потолке своего часа, неспешно двинулся вперед.
Превозмогая панику, Лиза заставляла себя дышать. Ее молодое, тренированное и здоровое тело не хотело умирать. Горло перехватывало. Было холодно, девушку бил сильнейший озноб, сказывалась огромная потеря крови.
«Я хочу жить!» – думала Минина, стараясь не шевелиться. Какое-то внутреннее чутье подсказывало ей, что от этого будет только хуже.
В норе было темно. Лиза открыла глаза, но ничего не увидела, никакого просвета. Она лежала на мягкой подстилке из листьев и перьев, но та почти вся пропиталась кровью. В голове был сплошной туман из-за лихорадки.
