Наталья Андреева - Истина в вине
— Потому что сейчас у нас нет времени, — резко сказал хозяин замка и поднялся. — Я не могу задерживать гостей дольше, чем до завтрашнего вечера. Завтра уик-энд закончится, и все разъедутся. Если же до этого времени ты не найдешь убийцу, я вынужден буду обратиться к властям, и тогда разразится скандал.
— Вы боитесь скандала?
— Его все боятся. Чем богаче человек, тем больше он боится огласки. Я — меньше всех. Мой страх давно уже кончился. Теперь я знаю, чего надо бояться, увы! Но Сивко, Таранов, Елизавет Петровна… Братству членов нашего клуба придет конец. Я этого не хочу. Наши отношения выстраивались годами. Мы — друзья-соперники, — усмехнулся Воронов. — Без соперничества коллекционирование потеряет всякий смысл. Нам, как говорится, вместе тесно, а врозь скучно. Пойми, это все, что у меня осталось, после того как умерла моя жена. Пойдем наверх, Миша. Шерше ля фам. Интересно, где бы она могла спрятаться?
Хозяин в упор смотрел на него, а он невозмутимо — на винную бочку. И в самом деле, где? Один скандал уже зреет. Покосился на Воронова: тот положил пистолет обратно за бочку. И не удержался:
— У вас здесь не только погреба, но и оружейный склад?
— У меня здесь все, — со значением сказал Дмитрий Александрович. — Кстати, если ты попытаешься сбежать… Я сейчас же отдам на этот счет соответствующие распоряжения.
— Кому? Собакам?
— И им тоже, — невозмутимо ответил хозяин замка. — Ну, пойдем наверх.
Поднявшись, Воронов запер тяжелую дверь, а ключ положил в карман. Он с тоской подумал, что там, в подвале, осталось оружие. Шанс на спасение. А дверь надежная, попробуй, выломай! Интересно, а когда сюда забрались местные, как им это удалось? Проникнуть в подвал, выпить коньяк, разбить бутылки с вином? Или дверь была другая? Воронов не всегда находился с колхозниками в состоянии войны, была ведь и дружба. Какие времена настали! Верхи хотят и могут жить по-старому, а низы это начинает сильно напрягать. В недрах деревни, дома которой хорошо видны из окон замка, похоже, зреет заговор. Да еще знахарка подливает масла в огонь. Ходит из дома в дом и бормочет: «Истребим Антихриста…»
И вновь они шли по длинному коридору.
— Едой пахнет, — со вздохом сказал он.
— Обед непременно будет.
— Это хорошо! И хотелось бы поскорее!
— Если невтерпеж, зайди на кухню, попроси у Эстер Жановны чего-нибудь перекусить. Ты молод, а у молодых аппетит зверский. Помню себя в тридцать! Ел, сколько влезет, ни о каких диетах не думал, и жирок не завязывался.
— Вы и сейчас в отличной физической форме, — слегка польстился он.
— В замке есть тренажерный зал.
— А тира нет, случайно?
— Интересуешься, много ли в замке оружия?
— Скорее, как метко вы стреляете.
— Хочешь вызвать меня на дуэль? — усмехнулся Воронов. — Не советую.
— Да и я неплохой стрелок, — не удержался он.
— Может быть, может быть. Но у тебя нет оружия. А я не так глуп, чтобы тебе его дать. Ты будешь работать мозгами.
— Зажали вы меня в угол, Дмитрий Александрович! — рассмеялся он.
— А что ж ты тогда так веселишься?
— Молодой еще, да и миллионов у меня нет, вот и веселюсь. А и в самом деле: загляну-ка я на кухню!
— Заодно осмотри кладовую. И подсобные помещения. А вдруг она там?
— Есть!
Воронов не спеша стал подниматься по лестнице, а он задержался в холле, раздумывая над тем, что случилось. Выходит, весь этот цирк с осмотром винного погреба и дегустацией был затеян только затем, чтобы разоблачить новичка? И Воронов прекрасно знает, где спряталась таинственная незнакомка?…
— Михаил Андреевич…
— Что такое?
— Михаил Андреевич… Можно вас… На минутку.
Зигмунд, бледнее собственной белоснежной сорочки, губы трясутся. Тянет его за рукав.
— Куда? Что такое?
— Я вас прошу…
Утянул на кухню, а там воровато оглянулся: не слышит ли кто? На плите в огромных кастрюлях что-то варилось, на кухонном столе лежали глянцевые, вымытые до блеска овощи, горкой — душистая зелень, остро пахло специями. Эстер Жановны здесь не было. Зигмунд, прикрыв дверь, поспешно сказал:
— Я вас прошу, не выдавайте меня!
— О чем вы?
— Вы знаете, о чем, — отвел глаза Зигмунд.
— Можно попросить у вас бутерброд?
— Михаил Андреевич…
— Я есть хочу!
— Да, да. Сейчас.
Зигмунд идет к огромному холодильнику, хлопает дверца, и он говорит его спине:
— Успокойтесь. Обойдется.
— Вы думаете? В руках у Зигмунда окорок, бутылка с острым соусом, а взгляд отчаянный.
— Ну, что он вам сделает?
— О! Вы не знаете Воронова! Это страшный человек! Страшный! Злобный и мстительный. И… он сумасшедший! Теперь я уверен, что он — сумасшедший! Я сделал глупость… Но она так просила…
— Да уж, когда она так просит, ей трудно отказать, — намекнул он.
Зигмунд дрожащей рукой отрезает окорок, режет пополам багет и дрожащими руками делает сэндвич. Кетчуп проливается на стол. Сомелье хватает тряпку.
— Не надо так нервничать, Зигмунд.
— Я боюсь.
— Обойдется.
Он впивается зубами в сэндвич. Уже легче. Еда — это здорово! Перед тем как начать расследование, надо бы подкрепиться. На зубах аппетитно хрустит маринованный огурчик, энергично орудуют челюсти. Зато Зигмунд его энтузиазма не разделяет. По-прежнему бледен от страха. Надо его подбодрить. Ну что такого страшного может случиться? Он так и говорит:
— Ну не убьет же вас Ворон? Ну, уволит. Что вы себе, работу не найдете?
Зигмунд пытается еще что-то сказать, но в это время в кухню заходит Эстер Жановна с пустым подносом в руках.
— Зигмунд, надо спуститься в погреб, и… Кто здесь? — Она от неожиданности роняет поднос на мраморные плиты пола, раздается звон, эхо которого разносится по гулким коридорам замка. Словно бы один из невидимых оркестрантов ударил в литавры. Оркестр обещал красавице Бейлис Федор Иванович Сивко. И надо же! Не ошибся! А марш-то похоронный…
— Я пришел за бутербродом.
— Боже! Как вы меня напугали!
Поднос поднимает Зигмунд, бормоча при этом:
— Все в порядке, у нас все в порядке.
— Я, пожалуй, пойду, — говорит он. — У вас суп выкипает.
— Господи! — она кидается к плите.
А и в самом деле: что теперь будет? Как милой девушке выбраться из замка? А ему как отсюда выбраться? Судя по начальнику охраны, здесь работают профессионалы. Парень дело знает, и если бы он был здесь такой один! Но оловянных солдатиков, всерьез играющих в войну, на территории замка хватает. Это уже не кино. Здесь убивают по-настоящему. Эх, если бы оружие…
Он поднимается по лестнице, на ходу доедая сэндвич. До заката завтрашнего дня не так уж много времени. А что будет, если он так и не узнает, кто убил Бейлис?
А что будет, если узнает?
Шабли
В то время как в винном погребе хозяин замка разоблачал миллионера-самозванца, Иван Таранов и Елизавет Петровна поднялись на третий этаж.
— Где ж она может прятаться, а? — озадаченно спросил Таранов. — Это ж надо такого понастроить! Катакомбы! А главное: зачем?
— У тебя, что ли, нет загородного особняка?
— Так у меня ж на Рублевке! В заповедной зоне! И у Сивко тоже. И у тебя. А здесь зачем?
— Места красивые, — пожала плечами Елизавет Петровна.
— Красивые, — кивнул Таранов. — А толку? По-моему, Воронов слегка не в себе. Как думаешь?
— Слегка! Скажи лучше, что он помешанный!
— А ты помнишь, с чего началось?
— Все началось, когда он купил на аукционе в Париже эту чертову бутылку вина, — задумчиво сказала Елизавет Петровна и бросила на Таранова внимательный взгляд.
— «Мутон Ротшильд» с аппликацией Матисса? Точно! Все началось тогда.
— Ему не надо было этого делать.
— Точно! Не буди лиха, пока оно тихо, так, что ли? Ну, с чего начнем? — нетерпеливо спросил Таранов. — На чердак поднимемся?
— Можно и на чердак.
Иван Таранов идет к лестнице на чердак, но Елизавет Петровна вдруг останавливает его резким окликом:
— Иван! Погоди!
Таранов оборачивается и в нетерпении спрашивает:
— Ну? Что еще?
— Ты сам-то в это веришь?
— Во что?
— Что какая-то женщина прокралась ночью в замок и задушила Бейлис?
— Конечно!
Елизавет Петровна нервно смеется. Таранов начинает злиться:
— Что за намеки? Зачем ты меня сюда позвала?
— Потому что… Потому что этой ночью спали далеко не все.
— Ну, я не спал до двух часов. И что?
— Это я хотела спросить: и что же тебе мешало?
— Я ж сказал об этом за завтраком! Ах, да. Тебя ж не было. Мне мешал женский плач, — все больше раздражался Таранов. — А потом смех. Воронов чего-то не додумал, когда строил свою громадину. Здесь отличная акустика.
— Я ничего не слышала, — поспешно сказала Елизавет Петровна.