Инна Бачинская - Две половинки райского яблока

Элса Цунк вспыхнула и смутилась. Наверное, впервые в жизни она совершила нечестный поступок, и ее сразу же уличили. Она пожала плечами, не зная, что сказать.

– Вы пожалели меня? – спросил маг.

Она кивнула. Хабермайер рассмеялся, положил руку ей на плечо и сказал:

– Спасибо! Вы спасли мою репутацию.

Это было, разумеется, неправдой, и Элса потом поняла всю глупость и ненужность своего поступка, даже, можно сказать, жертвы. Люди делятся на внушаемых и тех, кто невосприимчив к гипнозу. Наткнувшись на подобного человека, маг и волшебник просто приглашает на сцену другого желающего. Без всякого урона для своей репутации. Фройляйн Элса Цунк этого не знала. Но если бы даже и знала, то все равно это ничего бы не изменило. Она бросилась бы грудью на защиту своего кумира. Да, да, кумира, а разве вы уже не верите в любовь с первого взгляда? Редко в нашем мире чистогана, но бывает, бывает… случается!

Ханс-Ульрих расспрашивал Элсу о ее жизни, семье, работе и поражался все больше и больше, потому что никогда еще на жизненном пути, довольно долгом, несмотря на моложавый вид, ему не попадалось существо столь простодушное, честное и прямое, как фройляйн Элса Цунк. Фройляйн Элса Цунк была настоящим сокровищем, о чем нисколько не подозревала. Такие, как Элса, являются хранителями самых больших человеческих ценностей – морали, доброты и чувства долга.

Кончилось тем, что он предложил ей работу секретаря. Фройляйн Цунк немедленно согласилась, даже не вспомнив о женихе-зоотехнике. Это было семь лет назад…

Более разных людей трудно себе вообразить. Тонкий, порывистый, капризный, часто депрессивный маг и волшебник Хабермайер и спокойная, немногословная, уверенная в себе фройляйн Цунк. Огонь и лед, вода и пламень… или как там у поэта? Однажды порывистый Хабермайер подрался на улице с тремя пьяницами и вернулся домой с фингалами под обоими глазами и со сбитыми костяшками пальцев. Он шипел от боли, пока Элса неторопливо обрабатывала его раны перекисью водорода, и с восторгом рассказывал, как «наподдал» этим свиньям. Возбуждение сменилось апатией, и следующие три дня Ханс-Ульрих пролежал в темной спальне, не желая никого видеть. В другой раз он отдал свой «Rolex» какому-то бомжу, потрясенный его ничтожеством. Фройляйн Цунк пожурила его, доказав, как дважды два четыре, что теперь полиция арестует несчастного за кражу, так как никто не поверит, что нашелся чудак, сделавший добровольно такой подарок. Она обладала магическим свойством действовать на Хабермайера как успокоительное, а иногда – как ушат холодной воды: неприятно, зато полезно для здоровья. Маг прекрасно понимал, что за фройляйн Цунк он как за каменной стеной.

Элса же влюбилась в мага раз и навсегда, по гроб жизни. Что касается Хабермайера, то он вообще интересовался исключительно своей персоной и совершенствованием своего дара. Он был гипнотизером и экстрасенсом и обладал зачатками ясновидения. И с некоторых пор появилась у него мечта, даже страсть… В случае исполнения этой мечты он мог стать непревзойденным в своей области специалистом, единственным в мире, уникумом. Но об этом после…

Элса тоже, как оказалось, обладала некими паранормальными свойствами – она прекрасно видела в темноте, а также ей снились вещие сны… Достаточно было взять в руку предмет, принадлежащий какому-нибудь лицу, и погрузиться в сон, как она тут же видела какой-нибудь эпизод из жизни этого самого лица. Ханс-Ульрих всерьез подумывал привлечь ее к выступлениям и даже однажды задействовал в сеансе, но с плачевным результатом. На публике свойства фройляйн Цунк начисто пропадали. Оказывается, они проявлялись лишь в камерной обстановке, наедине с Хабермайером. Видимо, чувства, питаемые девушкой к патрону, играли тут не последнюю роль.

Так и катилась жизнь фройляйн Элсы Цунк по городам и весям, по разным странам – цыганская кочевая жизнь, правда, вполне комфортная. В безнадежной любви к магу и волшебнику Хабермайеру, о которой тот даже не подозревал или делал вид, что не подозревает.

…Элса рассматривала в зеркале свое невыразительное лицо… Ей и в голову не приходило накраситься и, как теперь говорят, сменить имидж. Она по-прежнему носила простую, даже грубую одежду, лишавшую ее всяких намеков на женственность, – мужские костюмы с мужскими галстуками в основном. Правда, солдатские ботинки сменила на скромные удобные туфли на низком каблуке.

…Она лежала в ванне, укрытая белой пеной почти до подбородка, и размышляла. Что-то переменилось в их жизни, что-то вошло в нее… чему и название подобрать трудно. Ханс-Ульрих стал еще более нервным, еще более порывистым. И произошло это после визита на окраину Бонна, к старому учителю Ханса-Ульриха со странным именем Бальбуро, который перед смертью призвал его к себе. Старик умирал, всеми забытый, в полном одиночестве. Они провели вместе около часа – учитель и ученик – при закрытых дверях. Фройляйн Цунк сидела в это время на диване в небогатой гостиной, рассматривая старинные афиши на стенах, где Бальбуро был изображен в атласном плаще и цилиндре, красивый, загадочный и молодой.

Ханс-Ульрих был страшно возбужден беседой, но ничего ей не рассказал. Только едва не плакал – каялся, что забыл старика и последние два года не звонил и не навещал его. А потом пошло-поехало. Гастроли в этом городе, хотя рабочее расписание ничего подобного не предусматривало. Уединенный старинный дом почти на окраине, дремучий сад, незнакомец в саду под деревом, бросающий камешки в окно. Тайная встреча под покровом ночи. А до этого – посещение городского музея и… и… то странное, что там произошло. Даже вспоминать не хочется. И странный интерес к старым дворянским родам, к старым портретам, особенно к портрету некоего человека, слывшего чернокнижником, и к его вещам. И сегодняшнее погружение ее в транс без всякого объяснения. Значит ли это, что Ханс-Ульрих перестал ей доверять? Он, болтливый как ребенок, не рассказал ей, зачем призвал его старый учитель, зачем нужно… все это.

Что-то надвигается, пришла к выводу фройляйн Цунк. Что-то носится в воздухе… Перемены уже в пути.

Глава 9

Вино и женщины

В шумном платье муаровом,в шумном платье муаровомПо аллее олуненнойВы проходите морево…Ваше платье изысканно,Ваша тальма лазорева…Вы такая эстетная, Вы такая изящная…Но кого же в любовники?И найдется ли пара Вам?

Татьяна прилетела через минут сорок. Часы показывали без четверти полночь. Анчутка проснулся и поковылял в прихожую встречать гостью.

– Татьяна, ты? – спросила я на всякий случай, хотя ясно видела ее озабоченную физиономию в глазок. Сила привычки.

– Я! Открывай осторожнее, здесь здоровенный котище на коврике. По-моему, это тот самый, с собачьим ошейником. Морда – если приснится, заикой станешь! Брысь! – закричала Татьяна. – Это я не тебе! Не уходит.

– Я сейчас открою, а ты отпихни его и сразу протискивайся! – приказала я, приоткрывая дверь.

Первое, что я увидела, была знакомая рыжая круглая башка, сунувшаяся в щель. Татьяна вскрикнула и взмахнула руками.

– Не пускай! – закричала я, нажимая на дверь.

Анчутка издал боевой вопль, и сразу же послышался ответный вопль Татьяны:

– Кто это?

– Это Анчутка, – ответила я, отпихивая малыша от двери. С лестничной площадки послышался низкий утробный вой рыжего самурая. – Быстрее!

Татьяна протиснулась в прихожую боком, и я сразу же захлопнула дверь. Рыжий остался за порогом. Анчутка приник к щели внизу двери, издавая леденящие кровь вопли.

– Чего он орет? – спросила Татьяна, тяжело дыша и расстегивая плащ.

– Чтоб знали, кто тут хозяин, – ответила я, подхватывая тощего котенка на руки. – Знакомься!

Татьяна еще не видела моего зверя – в прошлый раз, когда мы с листьями и копченой рыбой заявились ко мне, Анчутка исчез. И на мои «кис-кис» никак не реагировал. Татьяна пригляделась, близоруко щурясь.

– Действительно, Анчутка. Лучше не придумаешь. Где ты его взяла?

– Я же рассказывала, сидел под дверью.

– И этот тоже? – удивилась Татьяна. – У тебя что, под дверью медом намазано?

– Именно, – ответила я. – И разбросан «Вискас».

– У, глаза разбойничьи, – сказала Татьяна. Анчутка, уставившись на нее своими зелеными кругляшами, вдруг замахнулся лапой.

– Ой! – взвизгнула Татьяна. – Он, кажется, собирается драться?

Котенок вдруг рванулся из моих рук, перелетел узкое пространство прихожей и спланировал на мощную Татьянину грудь. Вцепился когтями в толстый свитер и проворно побежал наверх. Татьяна снова завизжала. Анчутка ответил не менее противным визгом и ткнулся холодным влажным носом ей в подбородок. И испустил мощное, как автоматная очередь, мурлыканье.

– Чего ему надо? – напуганная Татьяна, не решаясь шевельнуться, стояла, как статуя, скосив глаза на Анчутку.