Мария Спасская - Черная луна Мессалины
– Всего на несколько часов. Мне очень нужно.
– Охотно верю, но ничем не могу помочь, – жестко отрезала я. По опыту знаю, что подобные типы понимают только язык силы. – Я не имею права выпускать музейный экспонат из рук.
– А штатовская шлюшка с позорным именем тоже будет раздеваться в этом гребне под вашим неусыпным надзором, уважаемая Елена? – насупился он.
– Само собой. Я глаз с гребня не спущу. И уж, можете не сомневаться, ни под каким предлогом не позволю вынести его из стен ночного клуба.
Смахнув снег с ручки и открыв дверку машины, я уселась за руль и, несмотря на горячие протесты Николая Ароновича, стучавшего в лобовое стекло, тронулась с места.
Москва, 1952 год
Столица Коте не понравилась. Всю дорогу до дома бабушки мальчик смотрел по сторонам и удивлялся залитым огнями улицам, высоким домам и огромному количеству машин. Ощущая внутренний трепет, он сжимал в кулаке значок с героем любимого журнала, желтым щенком Мурзилкой в красном берете и шарфике, которого выпросил у отца на вокзале, чтобы не остаться в долгу и ответить на подарки бабушки встречным сувениром. Перед серым мрачным домом, длинным и неприветливым, мальчик окончательно струхнул.
Однако старуха, открывшая им дверь, оказалась еще страшнее, чем серый дом. Котя с неприкрытым ужасом рассматривал пожилую женщину с маленькими слезящимися глазками, такими же красными, как у крысы-альбиноса, обитавшей у них в бараке. Крыса была давним врагом Коти, пугая его дерзкими вылазками на середину комнаты в поисках еды, и теперь мальчику казалось, что животное специально перебралось сюда, в Москву, чтобы держать неприятеля в вечном страхе. Стоя в коридоре с чемоданами в руках и не замечая смятения сына, отец деловито говорил:
– Мы, мама, имеем право здесь жить. Ты получала эту квартиру и на меня тоже.
– А эти на что имеют право? – усмехнулась крысоподобная бабка, наклоняясь и выпуская на Котю папиросный дым.
Глядя в ее приблизившееся лицо, мальчик обмер – у бабушки железные зубы! И едва заметный горб за спиной! Да ведь она ведьма!
– Гертруда Яновна, не дымите на ребенка, – сердито попросила мама, и Котя испугался еще сильнее. Гертрудой звали злую колдунью из скандинавских сказок, заманивающую доверчивых мальчиков и девочек в свой пряничный дом.
– Я у себя дома, дымлю, куда хочу. – Дым из старушечьего рта окутал растерявшуюся маму, стальные зубы оскалились в вызывающей улыбке.
– Я пропишу на эту жилплощадь Наташу и Котю, и они тоже будут на все иметь право, – нахмурился отец. – Не согласишься по-хорошему – подам на тебя в суд. И, можешь не сомневаться, наш советский суд не оставит семью фронтовика на улице и решит по справедливости.
– Поня-ятно, – скрипуче протянула старуха, стряхивая пепел прямо на грязный пол. – Ну что же, проходите, раз так. Располагайтесь.
Отец поставил чемодан, шагнул на кухню, по-хозяйски заглянул в шкафчик, окинул взглядом голые полки, на которых одиноко скучала бутылка кефира. Застегивая на ходу пальто, направился обратно к входной двери.
– Пойду пройдусь до магазина, – надевая шапку, говорил он. – Хоть посидим по-человечески, отметим встречу. Родные все-таки люди.
Отец захлопнул за собой дверь, и бабушка тут же развернулась и ушла в комнату, заставленную стеллажами с серыми книгами в скучных обложках. Села за письменный стол и принялась стучать по клавишам пишущей машинки, предоставив гостям самим устраиваться на ночлег.
Котю разместили в комнате на сундуке под портретом усатого дядьки с трубкой, зажатой в кулаке, о котором Котя знал, что это Сталин. У них в гарнизоне портретами Сталина в фуражке и френче были завешаны обшарпанные стены бараков и обклеены щиты на плацу, и Котя привык к парадному виду вождя. Но этот, с трубкой и многозначительным прищуром, был какой-то особенный, незнакомый и оттого опасный вдвойне. Котя лежал под портретом, и мальчику казалось, что Сталин хитрым глазом косится на него, подозревая в нехорошем. Желание спать пропадало само собой. Мама разместилась рядом с Котей на старенькой раскладушке. Она проплакала всю ночь, а утром Котя услышал, как мать кричит в телефонную трубку, переданную ей старухой:
– Как ножом в живот? Где он? Конечно, документы подвезу! Говорите адрес больницы, я записываю!
Красноглазая ведьма, поджав губы, молча слушала и осуждающе качала головой. Пока мама торопливо шарила в сумках в поисках бумаг, бабушка осведомилась:
– И что случилось на этот раз?
– Лешу ударили ножом у магазина. В живот. Он в тяжелом состоянии, но жив. Гертруда Яновна, не посидите с Котей, пока я съезжу в больницу?
– Не посижу, – сквозь зубы процедила бабка. – Должна предупредить, голубушка, что я работаю над книгой и потому ни с кем сидеть не собираюсь.
Котя, заскучав, принялся считать лепестки ромашек на вытертых обоях и, должно быть, снова заснул. Проснулся оттого, что старуха трясла его за плечо и, выставив стальные зубы, громко говорила:
– Живо отправляйся в ванную! Некогда разлеживаться! Мне тоже нужно умыться! Наталья! Не занимайте санузел надолго.
Сидя на табуретке с зачесанной набок мокрой челкой и щуря на солнце еще не проснувшиеся глаза, Котя смотрел, как мать налила в кастрюлю воду, засыпала геркулес и поставила на огонь.
– Сейчас покушаем, – прошептала она Коте ободряюще. – И пойдем к нашему папе. Он заболел, нужно его навестить.
Котя согласно кивнул, как большой.
– Отвезем минералки и яблок, – продолжала мама.
– И значок с Мурзилкой, – солидно добавил мальчик, интуитивно догадываясь, что ведьме его подарок не нужен.
Мама с нежностью посмотрела на Котю и прижала к себе его маленькое худое тельце. Она усадила сына к столу и, повязав полотенце вокруг шеи, принялась кормить наскоро сваренной кашей.
– Позволь узнать, Наталья, на что вы собираетесь жить? – сухо осведомилась вошедшая на кухню старуха. – Имейте в виду, содержать вас я не намерена.
– У меня есть сбережения, – откликнулась мать. И добавила: – Гертруда Яновна, кладите себе кашу, пока теплая.
– Благодарю, я не ем каш, – отрезала та, ставя на огонь турку с дивно пахнущим кофе. Ее слезящиеся глазки оценивающе окинули невестку с ног до головы. – Прошу учитывать, дорогуша, что статью за тунеядство пока никто не отменял. Ты раньше работала?
– В гарнизонной прачечной, гладильщицей. – Мать заискивающе улыбнулась: – Я все могу – мыть полы и окна, стирать, убираться, готовить. Если кому-то нужна помощница по хозяйству – я с радостью возьмусь за любую работу!
– Восьмилетку-то хоть закончила?
– У меня высшее инженерное образование, но без прописки смешно в Москве на что-то рассчитывать.
– Пожалуй, я переговорю с одной своей знакомой. Я слышала, ей требуется женщина для уборки.
– Спасибо вам огромное, Гертруда Яновна! Вот только как быть с Котей…
Дернув плечом, бабушка ответила:
– Ничего страшного, с парнем убираться будешь ходить. Пусть сидит в коридоре у Коллонтай и ждет, пока закончишь.
С тех пор так и повелось – пока мама убирала квартиру бабушкиной знакомой, Котя ждал в коридоре. Опозданий хозяйка не любила, и потому мама в дороге заметно нервничала. Пробежав мимо каменных столбов, на которых поскрипывали от ветра литые ворота, она втащила Котю в парадное с высокими гранитными ступенями и, кивнув суровой консьержке, затолкала сына в решетчатый лифт. Захлопнув дверки кабины, нажала на нужный этаж и, приплясывая от нетерпения, ждала, когда лифт остановится, чтобы тут же выскочить из него и отпереть заранее приготовленными ключами высоченную двустворчатую дверь.
– Александра Михайловна, это Наташа! – Голос матери эхом отозвался в глубине бесконечного коридора. – Доброе утро! Я пришла!
Слово «Коллонтай» было похоже на название шустрого пушистого зверька, и в первый раз, когда шел за мамой, Котя с нетерпением ждал встречи с этой удивительной женщиной, носящей пушистое имя. Но все оказалось не так, как рисовала фантазия мальчика. Коллонтай напугала Котю гораздо больше, чем красноглазая старуха. И даже не столько она, сколько странная конструкция, на которой Коллонтай передвигалась. За все пять лет своей жизни Котя не видел никогда инвалидной коляски и теперь каждый раз с восторгом и ужасом смотрел на пожилую даму, выезжающую на странном двухколесном кресле из одной из комнат огромной квартиры, должно быть, из тронной залы. Вне всякого сомнения, Она была Королевой Ведьм и ездила на троне, чтобы не выдать себя громыхающей походкой.
