Марина Серова - Млечный путь
Собственно, я и не настраивалась особо искать медальон Людмилы. В душе я надеялась, что Лукашенок причастен к исчезновению Вячеслава. И, принимая это предположение, думала, что смогу обнаружить что-то, что сможет его выдать.
Я отодвинула стекла книжного шкафа и стала выдвигать тома собрания сочинений Жорж Санд. И в этот момент Лукашенок совершил маневр, который от него мало кто ожидал. Он рванулся ко мне, занося кулак для удара.
Однако на это неожиданно быстро среагировал Перетурин, совершенно непрофессионально, но весьма удачно, подставив хозяину квартиры подножку. Тот рухнул на пол, загремев костями. Я даже не успела перехватить занесенную руку Лукашенка, хотя уже инстинктивно подняла свою. Людмила громко ахнула. Родион, видимо, практически не применявший физическую силу, только развел руками, он сам от себя не ожидал подобной прыти. Мне оставалось только скрутить Лукашенку руки за спиной, благо на стуле болтался черный ремень из кожзаменителя, который я с успехом и применила.
После этого я вновь повернулась к шкафу, вытащила оттуда три тома Жорж Санд и вдруг… В глубине шкафа что-то звякнуло. Я засунула туда руку и осторожно достала целлофановый пакет с лежавшей в нем золотой вещью. Я показала пакет всем.
– Ну, вот и объяснение его чересчур энергичных действий, – удовлетворенно констатировал Перетурин. – Людмила, ваш медальон?
– Да, да! Это он, он! – восторженно воскликнула Омельченко.
Я облегченно выдохнула.
– Ну что, будем звонить в милицию? – тут же спросил Перетурин.
– Нет, – немного подумав, ответила я. – Пока рано…
– Послушайте, ребята, – неожиданно Лукашенок сменил тон на подобострастный, обвел всех присутствовавших в комнате взглядом, и я почувствовала какое-то внезапное изменение в его облике, – только ментов не надо, а? Не убивал я никого, зачем мне? Да, украл, но ведь мы это можем по-хорошему решить, свои же люди как-никак!
Он умоляюще посмотрел сначала на Родиона, а потом на меня. Я задумалась, признавая, что, к сожалению, Лукашенок, скорее всего, не причастен к исчезновению Вячеслава. Для силовых акций он выглядел слишком хлипким. Но вина его в другом преступлении, а именно краже из сумочки Людмилы, уже доказана. Да и его непричастность к исчезновению Колесникова все-таки должна еще подтвердиться фактами.
– Где деньги? – спросила напрямую я.
Лукашенок вздумал было отпираться, но потом махнул рукой и показал на один из томиков Жорж Санд. Я открыла книгу, из которой и выпали несколько купюр.
Людмила быстро взяла деньги и пересчитала. Вполне естественно, что деньги были не все, Лукашенок уже успел кое-что потратить, что было неудивительно.
Сергей вызывал неприятное чувство. К тому же он пока оставался подозреваемым в главном преступлении, гораздо более тяжелом.
– Ну что ж, может быть, расскажете, что вы сделали с Вячеславом Колесниковым? – спросила я.
– Ничего я не делал, – ответил Лукашенок. – Я вообще даже не очень знаю, кто это такой.
– Я тебе сейчас покажу «не очень знаю»! – грубо ткнул его в бок Перетурин. – Колись давай!
Однако попытки разговорить Лукашенка на эту тему успехом не увенчались. Он упрямо твердил, что абсолютно непричастен к тому, что случилось с Колесниковым. И я была склонна этому верить. Оставалось только решить, что же делать с самим Лукашенком. Людмила была не склонна звонить в милицию, поскольку похищенное по сути дела она вернула – недостающие деньги она рассчитывала компенсировать за счет брата Лукашенка. Более того, она была уверена в том, что старший брат будет готов заплатить ей за то, что она не станет доводить эту историю до сведения милиции. Поэтому, посовещавшись, мы решили позвонить в клинику Лукашенку-старшему и попросить его приехать самому. Дальнейшее я оставляла на усмотрение его и Людмилы.
Итак, следовало похвалить себя за удачное, оперативное раскрытие кражи и констатировать, что главная проблема – поиски причин исчезновения Вячеслава и убийства Вероники – по-прежнему не решена.
* * *Настроение было не ахти какое радостное. Пошел уже третий день расследования, а выяснила я пока что очень мало. Все обстоятельства, которые мне удалось вскрыть, никак не проливали свет на исчезновение Вячеслава Колесникова. Я даже не могла точно сказать, что с ним: убит, решил скрыться сам или что-то еще. И почему решил скрыться. Еще меньше я понимала ситуацию с Вероникой. Но по опыту знала, что в таких случаях главное – не расслабляться, не опускать руки, не впадать в пессимизм. А нужно собраться и покритиковать саму себя, желательно пожестче.
Я сосредоточилась. Смерть Вероники – хоть она и не состоялась – никак не хотела вязаться с исчезновением ее жениха. На первый взгляд – да, эти события неотделимы одно от другого. Но чем больше я размышляла, тем больше убеждалась, что они связаны только тем, что Вячеслав и Вероника были женихом и невестой. А вот общий мотив не находился. И вообще, нужно прояснять ситуацию. Я пытаюсь строить версии, основанные на предположениях, а факты остаются за кадром. Я же даже не знаю, жива ли еще Вероника! Может быть, за ночь уже скончалась… Ведь состояние ее было крайне тяжелым, учитывая, с какой поспешностью ее доставили в нейрохирургическое отделение. Да и неизвестно, сколько она пролежала без сознания в своей квартире. Значит, нужно все-таки ехать в милицию и выяснять подробности. Собственно, я это и намеревалась сделать с утра, да помешал звонок Людмилы.
Теперь же я решительно повернула машину в сторону Кировского УВД. Как и следовало ожидать, подполковника Мельникова на месте не было. Я вообще предполагала, что хитрый подполковник на время отпуска укатил куда-нибудь подальше от Тарасова, чтобы, не дай бог, его не вызвали на работу раньше времени в связи с каким-нибудь происшествием. Спросив у дежурного, к кому можно обратиться помимо подполковника, я получила ответ:
– Ну, попробуйте к капитану Арсентьеву. Кабинет двадцать четыре.
Капитан Арсентьев был мне очень хорошо знаком по прошлым делам. Это был этакий бравый вояка: всегда готовый идти в бой, человек не размышления, а действия. Он вообще был немного тугодум, но тем не менее очень исполнительный и добросовестный. Идеальный подчиненный. Конечно, в анализе ситуации он мне не поможет, но вот факты предоставит все.
– Да-да, – послышался твердый баритон на мой стук в дверь кабинета номер двадцать четыре.
– Добрый день, – проходя внутрь, с улыбкой поприветствовала я Арсентьева.
Капитан с чрезвычайно серьезным и сосредоточенным видом сидел за столом. Увидав меня, он сначала застыл, потом улыбнулся в ответ и отчеканил:
– Здравствуйте, Татьяна Александровна. Подполковника Мельникова нет, я за него. Заместителем на время его отсутствия…
Капитан Арсентьев был явно горд тем, что именно его оставили замещать подполковника на время отпуска.
– А я к вам вот по какому вопросу, – усаживаясь на стул, начала я. – Вчера произошло происшествие на улице Волжской, сорок пять… Молодая женщина доставлена в нейрохирургическое отделение Первой городской больницы…
Это было все, что я знала. Во всяком случае, все, что могла сообщить Арсентьеву. Но тот моментально понял, о чем речь, и кивнул с озабоченным видом.
– Да, я в курсе. Ведется проверка. А что, собственно, вас интересует?
– В первую очередь состояние девушки. Ну, а также обстоятельства. Что с ней случилось, по предварительным данным?
Разговаривать с Арсентьевым я предпочитала на сухом, казенном языке, ибо таковой он понимал лучше всего: это был его язык. Незатейливый, канцелярский, язык протокола…
– Поступил звонок… – в тон мне начал объяснять Арсентьев. Он взял со стола бумаги и, заглянув в них, продолжил: – Звонок поступил в тринадцать двадцать, от гражданки Соколовой Светланы Юрьевны, которая пострадавшей Веронике Вересаевой приходится соседкой снизу. Сама Вересаева была обнаружена в квартире, без сознания, лежащей на полу. На голове у нее имеется рана в затылочной области… Доставлена в Первую городскую больницу, как вы верно отметили. Произведен осмотр места происшествия, на основании осмотра составлен протокол. Осмотр производился в присутствии…
– Стоп! – остановила я Арсентьева, который был готов перечислить мне все имена-фамилии-отчества людей, присутствовавших при осмотре квартиры Вероники. – А в каком она сейчас состоянии? Вы беседовали с врачами?
– В плохом состоянии, – помрачнел капитан. – Врачи говорят, шансов мало. О том, чтобы взять показания, они и слышать не хотят. Да и не получится: она не приходит в себя.
– Орудие преступления найдено?
– Нет, – покачал головой Арсентьев. – Тяжелый предмет, острый…
– Острый?
– Ну да, рана такая… характерная. Как будто вмяли чем-то… И еще: на запястьях свежие ссадины и синяки.
– Вот как? А свидетели есть? Соседи что говорят? Кого-нибудь видели? Может быть, слышали что-нибудь? – забросала я Арсентьева вопросами.
