Евгений Сухов - Убойный репортаж
– Я понял, – сказал я. – Но это же… страшно.
– Страшно, – согласилась Маргарита Николаевна и улыбнулась: – Сейчас мы исправим это состояние…
Она снова перевела какой-то рычажок.
– А сейчас что вы сделали? – поинтересовался я.
– Направила нравственность тестируемого в сторону добра, – ответила Бережная.
– А этот рычажок типа реостата? – указал я пальцем на прибор. – Вы перевели его налево – получился злодей, перевели сейчас направо – получится добряк?
– По сути, вы где-то правы, – сказала Маргарита Николаевна. – Конечно, перед нами встают этические проблемы, когда мы экспериментируем с долями мозга, отвечающими за добро и зло, но все меркнет перед столь глобальной проблемой, как победить зло. Вы согласны?
– Наверное, – неопределенно ответил я, боясь высказаться более точно. Впрочем, я просто не знал, что ответить…
– Итак, – Бережная отвернулась от меня и снова задала вопрос Алексею Петровичу: – Вы готовы?
– Да, – последовал ответ.
– Тогда новый вопрос. Представьте себе, что вы попали на необитаемый остров с незнакомым вам человеком. Он вам несимпатичен, даже в чем-то отвратителен. А имеющегося запаса пищи хватит лишь на одного человека, и этим запасом владеете вы. Вы поделитесь с ним едой? Да или нет?
– Да, – твердо ответил Алексей Петрович.
– Еще вопрос, – продолжила тестирование Бережная. – Перед вами вооруженный грабитель. Он целится в ребенка и готов его убить. Вы можете спасти его, только заслонив его от пули собственным телом. Вы сделаете это? Да или нет?
– Да, – столь же твердо ответил мужчина.
– Это феноменально! – не смог я удержаться, чтобы не выразить свое восхищение. – Вы… Вы просто… все тут… волшебники…
– Мы еще только учимся быть ими, – довольно ответил Борис Георгиевич. – И иногда это у нас получается…
– А если не возвращать ваш рычажок в первоначальное положение? – спросил я у Маргариты Николаевны. – Оставить этого тестируемого с установкой нравственности в сторону добра и отпустить домой? Что тогда с ним будет?
– Ничего не будет, – улыбнулась Бережная. – Вернее, будет одним хорошим человеком больше…
– А как долго по времени сохраняется эта установка?
– Эксперименты в этой области нами ведутся, – ответил за Бережную профессор Базизян, – но конкретно мы пока ничего сказать не можем…
– Это секрет? – задал я прямой вопрос.
– И секрет, и необходимость, – сказал Борис Георгиевич. – Ведь еще неизвестно, как отреагирует общественность на наши опыты и, главное, какие будут результаты этих опытов…
– А что, если Алексея Петровича пока оставить добрым? Денька на три, а? – Я с надеждой посмотрел сначала на Бережную, а потом на Бориса Георгиевича. – Вы же говорите, что ваши установки в сторону добра и зла безвредны и безболезненны?
– Да, это так, – подтвердил профессор. – Никакой клиники!
– Ну вот, – располагающе улыбнулся я. – Конечно, людей с нравственностью, направленной в сторону зла, держать долго в таком состоянии не стоит, но почему не подержать в таком состоянии человека, нравственность которого направлена в сторону добра? А через три дня вы его снова протестируете и сравните результаты нового и прошлого тестирования. А мы покажем в нашей программе ваши эксперименты и подготовим, так сказать, общественное мнение к основному вашему открытию, связанному с возможностью отключения у людей злых эмоций…
– Вы говорите вполне разумные вещи, дорогой Аристарх. – Профессор Базизян выглядел задумчивым, но, похоже, склонялся на мою сторону. – Что же касается результатов, то тестирование Алексея Петровича, скажем, через два дня по результатам мало чем будет отличаться от сегодняшнего тестирования…
– Ага, значит, подобного рода эксперименты вы уже с кем-то проводили? Тогда тем более вы ничем не рискуете и ничего не теряете…
– Но, Борис Георгиевич, это нами не планировалось, – неожиданно выступила против моего предложения Маргарита Николаевна.
– Так давайте запланируем, – строго посмотрел на нее профессор Базизян. – Все, решено. Отпускайте тестируемого без обратной настройки…
Бережная пожала плечами и не стала возвращать рычажок в первоначальное положение. Может, потому, что распоряжение начальства было для нее непреложным законом. А может, потому, что я все время не спускал глаз с этого рычажка…
– Все, Алексей Петрович, вы свободны, – сказала в микрофон Маргарита Николаевна, и парень с Зоей принялись освобождать его от проводков. – Как всегда, вы можете бесплатно пообедать в нашем кафе…
– Спасибо! – Я был доволен сегодняшним днем, как школьник, получивший сразу несколько пятерок. – Мы тоже пойдем. Уверен: у нас получится замечательный выпуск программы.
– Кстати, вы тоже можете у нас перекусить, – повернулась в мою сторону Бережная. – У нас все очень дешево…
– Спасибо, – поблагодарил я, уже мысленно составляя план дальнейших действий. Заключался он в том, чтобы проследить за этим Алексеем Петровичем до самого его дома…
Не то чтобы я не доверял результатам экспериментов, проводимых в лаборатории, просто хотелось перепроверить все самому. Этому меня научила работа в качестве репортера, то бишь корреспондента, в газете «Московский репортер».
А все-таки жаль, что ее закрыли…
Кафе, а точнее, столовая в Институте неврологии, и правда, была дешевой. На сумму, которую я потратил за первое, второе и третье, плюс какой-то симпатичный салатик, посыпанный орешками, где-нибудь в центре можно было купить только сморщенный высохший пирожок.
Алексей Петрович был сама вежливость. Он заказал себе ушицы, картофельное пюре с парой «ежиков» и чай, обошедшиеся ему в восемьдесят с чем-то рублей, что было более чем по-божески. Сказав «благодарю вас», он с доброй улыбкой продефилировал к свободному столику и уселся, доброжелательно разглядывая присутствующих.
Мы со Степой тоже отоварились едой и присели за столик, с которого открывался обзор всего кафе-столовой.
– Смотри-ка, и дешево, и вкусно, – произнес Степа длинную (для него) фразу. Что означало, по крайней мере, верх восхищения. Я удивленно поднял брови, но промолчал. Степа был прав: помимо того, что обед стоил дешево, так еще и блюда были очень даже ничего.
– А ты зачем попросил, чтобы того мужика не раскодировали обратно? – спросил вдруг Степа.
– Хочу немного последить за ним, – не сразу ответил я.
– Зачем? Ты не веришь в эти эксперименты, что я снимал?
– Ну, во-первых, эти эксперименты снимали мы, – ответил я, разглядывая Степу, тщательно пережевывавшего пищу. – Во-вторых, хочу убедиться, что этот их метод отключения зла и стимулирования добра действует…
– Думаешь, то, что они нам сегодня показали, полная фигня?
– Я не знаю. Просто хочу убедиться. И… давай есть молча… Что-то ты сегодня разговорился не в меру. Может, на тебя приборы эти так подействовали?
Когда Алексей Петрович вышел из института, оказалось, что пришел он на «своих двоих». Это упрощало задачу слежки. Я сказал Степе и Сан Санычу, чтобы они на редакционном «Рено» дули на базу, а сам потопал за «нераскодированным», как выразился Степа, мужиком.
Алексей Петрович, очевидно, никуда не торопился. Он преспокойненько пошел по направлению к остановке метро «Университет», не пропуская взглядом ни одну хорошенькую девушку, которые с приходом весны поскидывали с себя толстые тяжелые покровы и теперь выглядели изящными и прехорошенькими.
Настроение его, судя по всему, было превосходным…
Так мы дошли до станции метро, спустились к подземке и сели в один вагон. Народу было полно, поэтому, чтобы не терять Алексея Петровича из виду, я примостился прямо за его спиной, упершись взглядом в его затылок.
Через пару остановок, когда пассажиров стало еще больше, Алексей Петрович вдруг вскрикнул:
– Эй, ты! Поосторожнее!
– Простите, – услышал я женский голос откуда-то сбоку.
– Мало того что мне на ногу наступила, так еще норовишь мне локтем по морде заехать, – продолжал возмущаться Алексей Петрович.
– Ну я же извинилась, – сказала женщина.
– Извинилась она, – проворчал Алексей Петрович. – Держаться надо крепче…
– Я держусь, – извиняющимся тоном произнесла женщина.
– Держится она, – проворчал Алексей Петрович. – Крепче, значит, надо держаться…
– Мужик, ты че бузишь, как баба какая, – услышал я новый мужской голос. – Перед тобой же извинились.
– А мне что с того? – огрызнулся Алексей Петрович, который, по сути, должен был принять извинения женщины и успокоиться, ведь у него была нравственная установка на добро…
– Ну ты же видишь, сколько народу, – примирительно произнес тот же новый мужской голос. – И всем надо ехать, не только тебе.
– А ты мне не «тыкай», – с нотками злобы произнес Алексей Петрович, и я увидел, как его затылок напрягся. – Я вместе с тобой свиней не пас.
