Наталья Александрова - Приворотный амулет Казановы
Полина тут же опомнилась – что за бред? Ведь это – Евгений, ее мужчина, ее половинка, ее счастье! Она не мыслит без него дальнейшей жизни!
Очевидно, такие мысли приходят в голову от стресса. Еще бы, в такую попасть передрягу!
А вот Николай всегда признавал ее самостоятельность, подумала она, не глядел на нее свысока, хоть был старше и умнее. Тем не менее он не вел себя с ней так, как будто она маленькая девочка. Хоть и муж. Бывший муж.
Сон все не шел. Она встала, босиком подошла к полке с книгами, чтобы что-то почитать на ночь. Книги у Ильи Борисовича были специфические – или кулинарные, или по психиатрии. Среди них случайно попалась какая-то старинная книжка – еще с дореволюционной орфографией, да к тому же и без обложки и даже без начала.
Полина от любопытства прочла первую строчку:
…Весной 1749 года в свите венецианского генерал-предикатора я прибыл на Корфу…
Ей стало интересно, она взяла книгу в постель и снова начала читать:
…Весной 1749 года в свите венецианского генерал-предикатора я прибыл на Корфу. Как и везде, где мне случалось бывать, первым делом я узнал, где собираются играть знатные господа. В первый же вечер я попал в дом одного местного купца, где составилась славная компания. Играли в фараон, и мне на удивление везло. Напротив меня сидел некий офицер, к которому фортуна была крайне нелюбезна: он проигрывал игру за игрой и вскоре вынужден был играть в долг.
– Ничего удивительного, – проговорил вполголоса мой сосед, молодой дворянин из Падуи, – это кавалер Строцци, которому сопутствует необыкновенный успех у прекрасного пола. А известно, что редко кому везет и в картах и с женщинами. Вы, должно быть, исключение, любезный Казанова.
Я с любопытством взглянул на кавалера Строцци.
Это был мужчина лет тридцати пяти, с длинным носом и унылым лицом. Маленькие глазки его смотрели в разные стороны, одно плечо казалось выше другого. К тому же держался он не как положено человеку хорошего воспитания.
– Вы, должно быть, шутите, милорд, – так же тихо ответил я соседу. – С такой неказистой внешностью и дурными манерами он может иметь успех разве что у кухарок или прачек, да и то если хорошо заплатит им за услуги!
– А вот и нет, – мой сосед усмехнулся. – К всеобщему удивлению, кавалер Строцци одну за другой соблазняет самых красивых и недоступных женщин. Если вы не верите, дорогой Казанова, предлагаю вам биться об заклад. Выберите самую привлекательную даму в здешнем обществе, и посмотрим, кто быстрее сможет добиться ее благосклонности: вы или Строцци. Я готов поставить на его победу вот этот перстень, – и падуанец показал мне прекрасный перстень старинной работы с большим изумрудом в форме ясписа. – Этот перстень – фамильный, – добавил он. – Мой прадед привез его из Константинополя.
– Я принимаю ваш вызов! – воскликнул я и выставил против перстня недурную золотую табакерку, которую подарила мне одна красавица в Генуе.
Табакерка эта была мне дорога как память, но я ничуть не боялся лишиться ее: слава кавалера Строцци казалась мне сильно преувеличенной, и я не сомневался, что одержу легкую победу.
– Кого же из здешних дам вы хотите назначить предметом спора? – спросил падуанец.
– Я мог бы предоставить вам право выбора, но, пожалуй, не стану этого делать. Как вы знаете, я совсем недавно прибыл на этот остров, но уже слышал о несравненной красоте и добродетели Моны Лауры, жены купца Арчимбольди. Пусть же Мона Лаура будет нашим прекрасным призом!
– Отличный выбор! Тем более что муж Моны Лауры на прошлой неделе уехал по торговым делам на Корсику, так что у вас не будет препятствий.
На следующее утро после разговора с падуанским дворянином я пришел к ранней обедне в церковь Святого Иеронима, где обыкновенно собираются самые достойные и набожные дамы острова. Мону Лауру я узнал тотчас же: она и вправду сияла среди прочих дам, как бриллиант сверкает среди простых камней. Глаза ее блестели, как две звезды, но она не смотрела по сторонам, как прочие кумушки, а не сводила глаз с алтаря, губы же ее шептали слова молитвы.
Это меня ничуть не расстроило: я знаю, что самые набожные дамы становятся самыми пылкими любовницами. Протиснувшись как можно ближе к Моне Лауре, я незаметно вложил в ее прекрасную ручку заранее заготовленную записку, в которой в самых пылких выражениях объяснялся в любви и просил ее о свидании этим же вечером.
Почувствовав в руке мою записку, Мона Лаура удивленно огляделась по сторонам. Я встретил ее взгляд смиренно и вместе с тем пылко. Дама покраснела, лицо ее выразило недовольство, однако я взглянул на нее столь скромно и жалобно, что она решилась прочесть записку. Она поднесла ее к глазам, прочла – и гнев исказил ее прекрасное лицо. Скомкав записку, она швырнула ее на пол и возмущенно отвернулась от меня.
Такое поведение прекрасной дамы ничуть не обескуражило меня: многие поначалу держатся недотрогами. Важно, что я сообщил ей о своих чувствах, больше даже не самой запиской, а своим пылким взглядом.
Едва дождавшись вечера, я закутался в черный плащ и украдкой приблизился к дому купца Арчимбольди.
Уже стемнело, в воздухе струились волшебные ароматы южной ночи, сердце мое билось от волнения в предвкушении свидания с прекрасной Лаурой. Подойдя к самому дому, я огляделся по сторонам и ловко вскарабкался на балкон. Как мне удалось выведать тем же днем у смазливой разговорчивой служанки, на этот балкон выходила комната Моны Лауры.
Ловко перебравшись через решетку, я тронул оконную раму – и радость переполнила мое сердце: окно не было закрыто! Несомненно, прелестница оставила его открытым, потому что ждала меня!
Я отворил окно и проскользнул в темную комнату. В глубине ее, в алькове, таилась кровать под резным балдахином, и в этой кровати мне почудилось какое-то движение… не может быть!
Я шагнул вперед, и тут же все стихло, затем из кровати донесся испуганный возглас, и передо мною возникла Мона Лаура. Красота ее была едва прикрыта полупрозрачной накидкой, на лице отпечаталось волнение и ужас.
– Вы с ума сошли, сударь! – прошептала она, сжимая руки на груди. – Как посмели вы проникнуть в покои порядочной замужней женщины?
– Меня привела сюда любовь, – ответил я со всем пылом молодости. – Я не в силах был противиться этому чувству!
– Сейчас же покиньте мой дом! Слышите, вы, ужасный человек? Если вы не лжете и хоть самую малость любите меня – уйдите отсюда сию минуту!
– Не могу! – ответил я, тесня ее к кровати, и попытался обнять Мону Лауру.
Я вообразил, что, поскольку она не поднимает шума, не зовет слуг и изъясняется шепотом – значит, гнев ее притворный, и у меня есть надежда на взаимность. Но она оттолкнула меня со всей возможной яростью и зашипела, как дикая кошка:
– Убирайтесь отсюда немедленно, или я заколю вас этим кинжалом!
И правда, в руке у нее оказался острый кинжал испанской стали, коим она размахивала с самым решительным видом. Мне показалось, однако, что и теперь она более разыгрывает гнев, нежели действительно гневается на меня. Я ловко перехватил ее руку, так что кинжал упал на пол, и повлек ее к постели. Красавица упиралась изо всех сил, но силы наши были неравны, и цель моя была уже близка. Тут она жалобно вскрикнула (стараясь тем не менее не слишком шуметь):
– Любовь моя, помоги мне! Ты видишь, что творит этот безжалостный разбойник?
Слова ее удивили меня до крайности. К кому она обращается? Ужели кроме нас двоих в этой комнате есть еще кто-то? Ужели меня опередил более счастливый соперник? Так вот почему она не поднимает шум, не зовет слуг!
Поскольку мы были уже близко к кровати, я повернулся в ту сторону, и от моего взгляда не укрылась фигура, кое-как прикрытая одеялом. В изножье кровати одеяло немного сбилось, и из-под него высунулась волосатая мужская нога. Полный бешенства, я сдернул одеяло, чтобы увидеть своего соперника…
Взгляду моему представилось жалкое зрелище: хилая фигура с впалой грудью и обвислым животом, унылая физиономия и маленькие перепуганные глазки кавалера Строцци. Сей достойный кавалер смотрел на меня в ужасе и пытался натянуть одеяло на свои жалкие телеса.
– Вам довольно моего позора? – в гневе воскликнула Мона Лаура. – Теперь вы знаете мою тайну, мой грех. Я изменила своему благородному мужу – но в извинение себе могу сказать только, что мой избранник так хорош собой, так благороден и великодушен, что и ангел небесный не устоял бы перед его обаянием! А теперь, когда вы все видели и все знаете – немедленно покиньте мой дом, и я молю бога только об одном – чтобы вам достало чести и порядочности сохранить в тайне то, что вы увидели!
