Дик Фрэнсис - Перелом

Этти и Джордж не видели смысла в том, что ветеринарный врач уехал, не усыпив Индиго. Они потребовали объяснений.

— Э-э-э... — сказал я. — Он не взял с собой снотворного. Совершенно случайно забыл положить в сумку.

— Ага, — сказали они в один голос, вполне удовлетворенные, и Этти принялась рассказывать, что тренировка прошла крайне успешно и что Счастливчик Линдсей проскакал пять фарлонгов прибавленным галопом и выглядел после этого свежим как огурчик.

— Я посадила вашего проклятого Алекса на Резвое Копыто и велела ему спокойно проезжать лошадь, а он не соизволил мне подчиниться. Он пустил жеребца галопом, оставил Ланкета далеко позади — «жучки» так и вцепились в свои бинокли.

— До чего глуп, — согласился я. — Придется с ним поговорить.

— Он не упустит ни одного случая, чтобы огрызнуться или настоять на своем, — пожаловалась Этти. — Когда вас нет, он просто невыносим. — Она набрала полную грудь воздуха и, чуть поколебавшись, выпалила:

— Мне кажется, вам надо посоветовать мистеру Гриффону выгнать его из конюшен.

— Когда в следующий раз буду в больнице, обязательно с ним посоветуюсь, — ответил я. — Кого вы дадите Алессандро на вторую проездку?

— Пуллитцера, — ответила она без колебаний. — По крайней мере, если он опять не послушается, это не будет иметь значения.

— Когда вернетесь, передайте ему, чтобы зашел в контору.

— А вы разве не с нами? — Я покачал головой. — Мне бы хотелось услышать ваше мнение о Гороховом Пудинге. Если мы заявим его на приз Линкольна, надо будет не позже следующей недели провести испытания. Не забудьте: скачки начинаются в субботу через три недели.

— Завтра проездим его галопом и посмотрим, готов ли он для испытаний, — предложил я, и Этти неохотно согласилась.

Я смотрел на ее тонкую удаляющуюся фигурку и думал, что, пожалуй, чувствовал бы себя крайне польщенным, если бы не знал, почему она со мной советуется. В манеже Этти не было равных, но в полевых условиях она сразу терялась. Хотя в глубине души она прекрасно знала, что разбирается в лошадях куда лучше меня, но у нее срабатывал инстинкт самосохранения, и она перекладывала окончательное решение на мои плечи.

Дейнси вернулся на своем «Лендровере», когда началась вечерняя проездка. Мы протянули провода питания рентгеновского аппарата через окно конторы и воткнули вилку в розетку для калорифера. Чтобы добраться до денника Индиго, пришлось соединить четыре удлинителя. Дейнси сделал несколько снимков, убрал аппарат и, как бы вспомнив, сделал лошади укол, избавляя ее от дальнейших мучений.

— Для полиции вам потребуются свидетельские показания, — сказал он, пожимая мне руку и быстро перемаргивая.

— Нет... Я пока что не собираюсь обращаться в полицию. — Дейнси попытался запротестовать, но я перебил его:

— Поверьте, на это есть причины. Я не могу вам всего рассказать... но я не лгу.

— Вам виднее. — Дейнси искоса посмотрел на денник Лунного Камня и вопросительно поднял брови.

— Не знаю, — ответил я. — А вы как полагаете? — Он задумался на несколько секунд, что говорило о серьезности его отношения к делу, и только потом ответил:

— Перелом коленного сустава требует очень сильного удара. Зачем, если можно с легкостью сломать путовую кость, как у Индиго?

— Значит, несчастье с Лунным Камнем натолкнуло кого-то на мысль? — спросил я.

— Скорее всего. — Дейнси ухмыльнулся. — Смотрите, чтобы у вас не началась эпидемия.

— Всенепременно, — в тон ему ответил я, зная, что с этой минуты мне действительно необходимо быть настороже.

Алессандро и виду не подал, что Этти передала ему мою просьбу зайти в контору. Он направился прямо к поджидавшему автомобилю, и я увидел его совершенно случайно, ибо в этот момент смотрел на манеж.

Я открыл окно и крикнул:

— Алессандро, зайдите ко мне... — Он продолжал идти, делая вид, что не слышит, и поэтому я добавил:

— ...чтобы поговорить о вашем участии в предстоящих скачках.

Он остановился как вкопанный, с занесенной для шага ногой, и, поменяв направление, медленно подошел к окну.

— Зайдите в комнату владельцев, — сказал я. — Туда, где вы отдыхали на диване... — Я закрыл окно, улыбнулся Маргарет печальной умиротворенной улыбкой, которую она могла трактовать как ей вздумается, и удалился подальше от любопытных ушей.

Алессандро нехотя вошел в комнату владельцев, понимая, что деться ему некуда. Я, однако, решил играть честно.

— Можете принять участие в скачках учеников в Кэттерике через четыре недели. Но при условии, что вы не начнете хвастаться перед другими учениками.

— Я желаю победить на Архангеле, — категорически заявил он.

— Иногда мне кажется, что вы — человек крайне умный и со временем из вас может получиться неплохой жокей, — сказал я и, прежде чем он успел напыжиться от гордости, добавил:

— А иногда, например сегодня, вы ведете себя настолько глупо и проявляете так мало здравого смысла, столь необходимого жокею, что ваше честолюбие выглядит просто смешным.

Мускулы его худенького тельца напряглись, глаза засверкали. Слушал он меня очень внимательно, и я не преминул этим воспользоваться.

— Лошадей в наших конюшнях держат для того, чтобы они побеждали на скачках. Лошади никогда не придут первыми, если нарушить им режим тренировки. Если вам велят проезжать Резвое Копыто без бросков, а вы скачете на нем галопом, превышая его возможности, вы утомляете лошадь, а значит, время на ее тренировку увеличивается. Вы не победите ни в одних скачках, если лошади окажутся неподготовленными, а значит, тренировать лошадей с учетом их сил — в ваших интересах. Таким образом, непослушание тренеру — это глупость. Вы меня поняли?

Черные глаза Алессандро стали еще чернее и утонули в глазных впадинах. Он не ответил.

— А теперь — о вашей навязчивой идее насчет Архангела. Я позволю вам проездить его на Пустоши лишь после того, как буду полностью уверен в ваших способностях, особенно в вашей способности относиться к лошадям с полной ответственностью. Доверю я вам Архангела или нет, зависит больше от вас, чем от меня. Но учтите, я оказываю вам любезность, позволяя участвовать в пробегах на скорость, пусть и не на самых известных рысаках. По крайней мере, я даю вам шанс проверить себя и потягаться с профессионалами. Вы должны знать свои силы, чтобы не ударить в грязь лицом на призовых скачках в Ньюбери или Кемптоне.

Алессандро не отрывал от меня взгляда.

— Что же касается Индиго, — резко продолжил я, едва сдерживая свой гнев, — может быть, старик и был для вас бесполезен, но если вы станете причиной гибели других лошадей, это означает, что на них вы уже никогда не сможете побеждать.

Он с большим трудом открыл рот.

— Я не был причиной... гибели Индиго. Я вынул из кармана жестянку и протянул ему. Он медленно снял крышку, поджал губы и прочитал записку.

— Я не хотел... Я не просил его убивать Индиго. — Самодовольная улыбка исчезла. Алессандро все еще держался вызывающе, но уже начал оправдываться. — Отец очень обозлился, когда узнал, что Движение сбросил меня с седла.

— Значит, вы просили, чтобы он убил Движение?

— Нет, не просил, — страстно заявил он. — Вы же сами сказали: какой смысл убивать скакуна, если на нем можно взять приз?

— Но убить старого беззащитного Индиго только потому, что вы свалились с лошади, на которой сами настояли...

Впервые он опустил глаза и уставился на ковер. Пожалуй, где-то в глубине души он не был горд своим поведением.

— Вы ему не сказали, — угадал я. — Вы не сказали, что сами настояли на том, чтобы вам дали Движение.

— Мне приказала мисс Крэйг, — упрямо ответил он.

— Только не тогда, когда он вас сбросил. Алессандро посмотрел на меня, и я готов был поклясться, что вид у него просто несчастный.

— Я не говорил отцу, что вылетел из седла.

— А кто ему сказал?

— Карло. Шофер.

— Вы могли объяснить, что я не хотел причинять вам вреда.

Несчастное выражение на его лице превратилось в отчаянное.

— Вы видели моего отца, — сказал он. — Иногда ему ничего нельзя объяснить, в особенности когда он сердится. Он сделает для меня все, что я попрошу, но что-то ему объяснить я не могу.

Алессандро ушел, а я остался сидеть, не зная, что подумать.

Он не мог объясниться со своим отцом.

Энсо сделает для Алессандро все, что тот попросит... сметет на его пути любые препятствия, невзирая на трудности, и не остановится, пока Алессандро не пресытится, но поговорить по душам они не в состоянии.

А я... я лгал, изворачивался и шел по лезвию бритвы, чтобы спасти скаковые конюшни моего отца. Но поговорить в ним? Нет, этого я тоже не мог.

Глава 8

— Вы знаете, — небрежно сказала Маргарет, поднимая взгляд от пишущей машинки, — что Алессандро живет в придорожной гостинице «Форбэри Инн»?

Нет, не знаю, — ответил я. — Но это неудивительно, если учесть, что он приезжает к нам на «Мерседесе» с личным шофером.