Чингиз Абдуллаев - Фактор страха
Он остановил машину, не доезжая до дома, расплатился с водителем и смотрел вслед отъезжающей машине, пока она не свернула на соседнюю улицу. И лишь после этого пошел к дому, где жила Сиренко. Дронго знал, что она получила благодарность от руководства за операцию по освобождению заложников в апреле этого года. Знал, что она неплохо стреляет, что она настоящий профессионал. И он не мог, не хотел верить в ее виновность.
Поверить означало не просто расписаться в собственной недальновидности, но и пересмотреть многие версии, появившиеся в ходе расследования. Размышляя, Дронго не заметил, как подошел к дому. Это была типовая девятиэтажка, грязноватая, с потрескавшейся местами штукатуркой, с выбитым на третьем этаже стеклом, где наверняка собирались делать ремонт. В общем, обычный дом в одном из отдаленных районов Москвы. Кажется, Романенко сказал, что квартира на последнем этаже. Дронго огляделся и вошел в подъезд. Здесь не было даже кодового замка на двери. Вернее, когда-то был, но его вырвали вместе с мясом. Везде грязь, на полу окурки, остро пахнет мочой. Видимо, сюда частенько захаживали бомжи.
Лифт не работал, и Дронго пришлось подниматься пешком. Время приближалось к одиннадцати. На шестом этаже в одной из квартир веселье было в самом разгаре: шум, музыка, громкие голоса. На восьмом Дронго едва не налетел на мальчика с собакой, которая тут же облаяла Дронго, порываясь броситься на него. Мальчик с трудом ее удержал.
Почему-то с четвероногими у Дронго не получалось контакта.
На девятом этаже стояла тишина. Дронго прислушался. Ни звука. Нет, где-то тихо работал телевизор. До приезда Романенко оставалось плюс-минус минут пятнадцать. Если, конечно, Всеволода Борисовича не задержат какие-нибудь непредвиденные обстоятельства.
Дронго позвонил, напряженно прислушиваясь. За дверью послышались быстрые шаги, кто-то посмотрел в глазок. И он услышал взволнованный голос хозяйки.
– Сейчас. Сейчас открою. Не ожидала вас так поздно...
Да, действительно поздно. Дронго с горечью усмехнулся. Много лет назад он был в Минске и случайно познакомился там с двумя молодыми женщинами. Тоже в позднее время, чем-то они привлекли его внимание. Одна, в темной кожаной куртке, была постройнее, другая, в кожаном плаще, пополнее. Почему-то они ему понравились. Позже он понял почему. У обеих были удивительные глаза. В них Дронго прочел силу и слабость, решимость и сомнения. Они были без комплексов и легко пошли на знакомство, хотя не искали его. В них была некая цельность, которую Дронго так ценил в людях.
Они проговорили несколько часов. Дронго тогда только оправился от ранения. Минск ему понравился. Большие проспекты, прекрасные люди, казалось, излучавшие доброту. Возможно, в самом характере белорусов была заложена эта доброжелательность, эта легкость в общении. Ничто не ожесточило этих людей: ни многочисленные войны, ни колоссальные потери во время Великой Отечественной, ни Чернобыль, нанесший Белоруссии страшный удар. Здесь всегда было неуютно экстремистам всех мастей, а убедить белорусов отречься от своего прошлого вообще не представлялось возможным. Они были консервативны в хорошем смысле этого слова, не хотели менять свой уклад жизни и отстаивали свое право на счастье. Дронго и до этого бывал в Белоруссии, но именно в тот приезд, летом девяносто первого, по-настоящему полюбил этот прекрасный город, восставший из руин, и его жителей.
Утром Дронго должен был улететь. Женщины проводили его до гостиницы, и только тут Дронго с удивлением узнал, что его новые знакомые – офицеры милиции. Они долго и тепло прощались. А на рассвете он поехал в аэропорт... Воспоминания молнией пронеслись в голове, пока Галина открывала дверь. Предстоял нелегкий разговор.
Она жила достаточно скромно, как и любой честный офицер милиции, рассчитывающий только на зарплату. Женщина была явно смущена столь поздним визитом. Она едва успела привести себя в порядок, надеть темные брюки и темную блузку и причесаться. У нее были светлые, коротко остриженные волосы, темные глаза, тонкий нос и маленький рот. В свои тридцать четыре она успела около одиннадцати лет проработать в уголовном розыске, пройдя путь от младшего лейтенанта до майора. Причем звание майора получила досрочно.
– Что-нибудь случилось? – встревоженно спросила она. В глубине души ей хотелось поверить в невозможное, но она знала, что мечте ее не суждено сбыться. У него была любимая женщина где-то за рубежом.
– Пока ничего не могу сказать, – честно ответил Дронго, проходя к столу и тяжело опускаясь на стул.
– Я принесу вам кофе, – она направилась к кухне.
– У нас мало времени, – удержал он ее за руку, – садитесь, Галина. Мне нужно с вами поговорить.
Она удивленно взглянула на него, села напротив.
– Мы знакомы всего полтора месяца, – начал Дронго, – но я уже успел оценить по достоинству и ваше мужество, и ваши деловые качества. Поэтому расскажу все, как есть, без обиняков. Вы, офицер милиции, прошли не одно испытание. Буду с вами откровенен. Скажите, кому вы рассказали о поездке Труфилова в Берлин?
– Что? Как вы могли такое... – она осеклась, взглянула на Дронго, потом тихо спросила: – Почему вы решили, что это я выдала Труфилова?
– Вы же знаете, что его сегодня утром убили.
– Знаю, – кивнула Галина, – но при чем тут я? О визите Труфилова в Берлин знали сотрудники группы Романенко. Знали в ФСБ, откуда прислали двух офицеров сопровождения. Почему вы считаете, что это именно я выдала Труфилова? Вам не кажется, что ваши подозрения оскорбительны?
– Да, вы правы, – печально ответил Дронго. – Но неужели я приехал бы просто так?
– У вас есть какие-нибудь факты? – зло, с некоторым надрывом спросила она.
– Есть, – ответил Дронго. Он видел, что она нервничает, но не мог поверить в ее предательство. Не хотел верить.
Она прикусила губу и смотрела на него со все возрастающим напряжением.
– У нас нет времени на разговоры, – произнес Дронго.
– Мы с Всеволодом Борисовичем решили проверить всех сотрудников группы, а для этого он рассказал каждому, в том числе и вам, что Рашит Ахметов готов дать показания. Причем время допроса Ахметова всем указал разное. Адвокат Ахметова – Давид Самуилович Бергман – появился в тюрьме в указанный вам час и стал требовать, чтобы его пропустили к подзащитному, поскольку допросы в столь позднее время запрещены. Хотелось бы думать, что это совпадение. Два совпадения в один день. Вы можете меня в этом убедить?
Она смотрела куда-то сквозь него, словно находилась в прострации. И Дронго растерялся.
– Галина, – он коснулся ее руки, – не бойтесь, скажите мне правду. Может быть, вы случайно проговорились кому-то. Вы меня слышите, Галя?
– Значит, это был обман. Рашит Ахметов не давал никаких показаний.
– Это была проверка, пришлось пойти на крайние меры.
– Проверка, – эхом отозвалась она.
– Галина! – воскликнул Дронго. – У нас всего несколько минут. Вспомните, кому вы сказали про Труфилова и Ахметова. Умоляю вас!
Она посмотрела на него, и такая боль была в этом взгляде, что Дронго содрогнулся. Потом решительно заявила:
– Я виновата. Я одна во всем виновата.
– Успокойтесь, вспомните, кому вы говорили о Труфилове. Это очень важно.
– Я во всем виновата, – упрямо повторила Галина, глядя на него почти с ненавистью, – я рассказала о Дмитрии Труфилове. Я сообщила о согласии Рашита Ахметова давать показания. Я во всем виновата и готова ответить по закону.
– Вы с ума сошли, – разозлился Дронго, – нечего терзаться и строить из себя героиню. Кому вы рассказали о Труфилове и Ахметове? Вспомните!
– Не могу, я совершила предательство и готова держать ответ.
Она порывисто поднялась и вышла в соседнюю комнату.
– Куда вы? – Дронго тоже вскочил.
– Я переодеваюсь, – крикнула она.
Он был в полном недоумении. Если она сказала правду, значит, он совершенно не разбирается в людях, а потому никудышный эксперт. Женщины такого характера и такой судьбы не способны на предательство. Но факты упрямая вещь, а они говорят не в пользу Галины. Он взглянул на часы. С минуты на минуту здесь появится Романенко. Почему она с такой легкостью признала вину и в то же время впала в прострацию? В этот момент Галя вышла из спальни в своей обычной одежде: строгой юбке ниже колен, темной блузке и кожаной куртке. Дронго шагнул было к ней, но она выхватила пистолет.
– Не подходите! – В глазах у нее стояли слезы. – Достаточно того, что вы мне наговорили. Я предательница. Это по моей вине погиб Дмитрий Труфилов. Я его подставила. Слышите? Я. А сейчас посторонитесь, дайте мне уйти!
– Нет! – Никогда еще Дронго не чувствовал себя таким беззащитным. Лучшую мишень трудно было найти. Она направила пистолет прямо ему в лицо.
– Убирайтесь! Иначе я выстрелю, – крикнула она.
– Вы не будете стрелять. Вы расскажете мне, как было дело. – Он говорил мягко, стараясь ее успокоить и в то же время лихорадочно размышляя.
