Дик Френсис - Расследование
– Это... это великолепно, – пробормотал я запинаясь.
– Результат не гарантирую.
Глава 7
В пятницу утром после первой выводки лошадей по моей лестнице загромыхали шаги Тони. Он взял от меня чашку с кофе и налил туда на палец виски. Выпил пылающую жидкость и поежился.
– Господи, – сказал Тони. – Какой холод!
– Теперь ты померзни, а я погреюсь, – ответил я.
– Лжец! – дружелюбно проворчал он. – Наверное, тебе непривычно жить без скачек.
– Да.
Он раскинулся в зеленом кресле.
– Поппи опять тошнит по утрам. Скорее бы кончилась эта ее чертова беременность. Поппи почти все время хворает.
– Бедняжка.
– Да... Так или иначе мы сегодня не идем на эти танцы. Она говорит, что это свыше ее сил...
– Танцы?
– Скаковой фонд устраивает вечер с танцами. У тебя же на каминной полке лежат билеты. Забыл?
– Ах да. Совсем забыл. Мы же собирались идти вместе.
– Да, но теперь тебе придется отправиться без нас.
– Я никуда не иду!
– Я так и подумал. – Он глубоко вздохнул и сделал большой глоток. – Где ты пропадал вчера?
– Навещал людей, которые совершенно не хотели со мной общаться.
– Какие результаты?
– В общем-то никаких. – Я рассказал ему коротко о Ньютоннардсе и Оукли, а также о часовом разговоре с Энди Трингом.
Поскольку дорога из Бирмингема проходила мимо его деревушки, я вспомнил о нем. Впрочем, первым импульсом было прогнать эти мысли подальше. Что и говорить, визит в дом стюарда, только что лишившего тебя лицензии, – несколько нестандартное поведение для дисквалифицированного жокея. Если бы я не был сильно огорчен его поведением, то просто проехал бы мимо.
Мое появление никак не обрадовало Тринга. Поскольку он открыл дверь своего старого особняка сам, то был лишен возможности сказаться отсутствующим.
– Келли?! Что вы тут делаете?
– Пришел к вам за объяснениями.
– Мне вам нечего сказать.
– Ошибаетесь.
Он нахмурился. Только врожденная воспитанность помешала ему захлопнуть дверь перед моим носом и уйти.
– Ну входите. Только ненадолго.
– Большое спасибо, – сказал я без тени иронии и прошел за ним в ближайшую комнату, где было много книг, письменный стол, три глубоких кресла и цветной телевизор.
– Ну, – произнес он, закрыв дверь, но не предлагая мне кресло. – Зачем пожаловали?
Тринг был на четыре года старше меня и примерно одного роста и веса. Почти такой же подтянутый, как в годы своей скаковой карьеры, почти тот самый Энди Тринг, с которым мы запросто общались в раздевалке. Только тогдашняя его открытость теперь исчезла, поотстала, когда он двинулся по тропинке, что вела от жокея-любителя к Представителю Власти.
– Энди! – воскликнул я. – Ну неужели вы искренне верите, что та скачка была фиксирована?
– Вас за нее дисквалифицировали, – холодно ответил он.
– Признан виновным и виновен не одно и то же.
– В данном случае я не согласен.
– Значит, вы глупы, – сказал я, забыв вежливость. – И перепуганы до потери вашего жалкого сознаньица.
– Хватит, Келли! Я не обязан выслушивать от вас такое. – Он распахнул дверь и выжидающе застыл около нее, надеясь, что я уйду. Я остался. Поскольку он не был намерен выпихивать меня силком, ему пришлось терпеть мое общество еще некоторое время. Злобно посмотрев на меня, он закрыл дверь.
– Извините, – сказал я уже другим тоном. – Пожалуйста, извините. Раз уж мы вместе скакали по крайней мере лет пять, мне показалось... что вы не поверите с такой легкостью, что я нарочно отдал скачку. Я всегда стараюсь выиграть, если на то есть хотя бы малейшая возможность.
Тринг молчал. Он-то знал, что я не заваливаю скачек. Тот, кто сам когда-то скакал, прекрасно знает, кто из жокеев ездит честно, а кто нет, и несмотря на то, что сказал на расследовании Чарли Уэст, я вовсе не был в этом деле артистом, потому что никогда не упражнялся в высоком искусстве проигрыша.
– Но ведь были же эти деньги, – наконец сказал он. В его голосе слышались недоверие и разочарование.
– Это не мои деньги. Их принес с собой в мою квартиру Оукли и там сфотографировал. Все эти так называемые улики, как, впрочем, и само расследование, – самая настоящая подделка. Фальшивая монета.
Он окинул меня долгим недоверчивым взглядом. Потом сказал:
– Я все равно уже ничего не могу сделать.
– Чего вы боитесь?
– Хватит повторять, что я чего-то боюсь! – раздраженно воскликнул он. – Просто я ничего не могу изменить, даже если вы действительно ни в чем не виноваты.
– Я-то не виноват, но вы... Может, вам кажется, что вы в порядке, но со стороны создается впечатление, что вы напуганы. Но, может, вы просто стесняетесь своих старших коллег? Тогда все понятно. Школьник в компании наставников. Страшно сделать то, что вызовет их праведный гнев.
– Келли! – воскликнул он, как человек, который ушиб больное место.
Но я решил быть жестоким до конца.
– Вы не мужчина, а недоразумение. – С этими словами я шагнул к двери. Он не сделал попытки открыть ее мне. Вместо этого он махнул рукой, призывая меня остановиться. Вид у него был рассерженный, что я вполне мог понять.
– Это нечестно. Лишь потому, что я не могу вам помочь...
– Вы могли мне помочь. На заседании Дисциплинарного комитета.
– Вы же не понимаете...
– Отлично я все понимаю. Вам было проще поверить в мою виновность, чем сообщить о ваших сомнениях лорду Гоуэри.
– Не так просто, как вам кажется.
– Я вам признателен за это, – сказал я с иронией.
– Я не хочу сказать... – Он помотал головой. – Я хочу сказать, что все на деле куда сложней. Когда Гоуэри попросил меня присутствовать на расследовании, я решил, что все это чистая формальность, что скачка была честной и вы сами удивлены ее исходом. Полковник Миджли говорил мне, что смешно даже затевать расследование. Я и не предполагал, что буду причастен к вашей дисквалификации.
– Вы, кажется, сказали, что лорд Гоуэри попросил вас присутствовать на заседании?
– Ну да. Это вполне в порядке вещей. Стюарды на таких расследованиях не выбираются по жребию.
– Существует какая-то очередность?
– Нет. Стюард, ведающий дисциплинарными вопросами, приглашает двух коллег-стюардов вместе с ним для разбора случившегося. И оказался я там потому, что не хотел отказывать лорду Гоуэри... – Он замолчал.
– Ну и что дальше? – не отпускал я его. – Почему вы не хотели отказывать Гоуэри?
– Видите ли... – Он заколебался, а потом медленно проговорил: – Я скажу вам, Келли, все честно... Извините меня. Я знаю, что вы никогда не отдавали скачек, но... У нас особые отношения с лордом Гоуэри, и я не могу идти против него.
Я еле подавил взрыв возмущения. Взгляд Энди Тринга был устремлен внутрь себя, и то, что он там увидел, ему очень не нравилось.
– Он владеет участком земли к северу от Манчестера, там, где расположен наш главный керамический завод. – Свое богатство семейство Трингов сколотило не на тонком фарфоре... а на дешевых фаянсовых чашках. Продукция Трингов безбожно билась посудомойками в школах и больницах от Ватерлоо до Гонконга, и эти черепки в помойках по всему свету превращались в золотой дождь для Энди. Он продолжал: – Там многое было переоборудовано, и земли подскочили в цене – теперь наш участок стоит примерно четверть миллиона. А срок нашей аренды истекает через три года. Мы ведем переговоры о ее возобновлении, но прежний контракт был сроком на девяносто девять лет, а теперь никто не заключит с нами соглашения на такой долгий период. В любом случае арендная плата сильно возрастет, но, если Гоуэри передумает и пожелает продать свою землю, мы не сможем ничего поделать. Мы владеем только зданиями. Если он не захочет продлить аренду, мы потеряем фабрику. А наши блюдца и чашки стоят так дешево только потому, что у них низкая себестоимость. Если нам придется строить или арендовать новую фабрику, наша конкурентоспособность заметно понизится, а с ней и доходы. Гоуэри единолично будет решать, продлевать аренду или нет и на каких условиях. Сами понимаете, Келли, дело не в том, что я его боюсь... На карту поставлено слишком многое, а он из тех, кто долго помнит обиды...
Тринг замолчал и мрачно уставился на меня. Я ответил ему столь же мрачным взглядом. Мы смотрели в лицо угрюмой реальности.
– Ну что ж, – сказал я наконец. – У вас есть свои резоны. Вы не можете мне помочь. И не могли с самого начала. Я рад, что вы мне все объяснили. – Я криво улыбнулся ему. Еще один тупик, последний, за этот впустую потраченный день.
– Извините, Келли...
– Да-да, – сказал я. – Разумеется.
* * *Тони закончил свой усиленный алкоголем завтрак и сказал:
– Значит, в поведении Тринга на расследовании не было ничего темного.
– Это зависит от того, что понимать под словом «темный». Но в общем-то теперь все яснее ясного.
– Что же делать?
– Послать все к чертям! – отчаянно бросил я.
