Александр Бушков - Сокровище антиквара
С немым вопросом во взоре Смолин показал через плечо большим пальцем — туда, где меж высоченными старыми буфетами таилась не сразу и заметная узенькая дверца.
Вероника поджала губки:
— В вертикали. Пока что…
— Никого?
— Никого.
— Тогда я пошел… — сказал Смолин.
Бочком-бочком протиснулся меж добротно отреставрированными буфетами, без стука распахнул дверь и оказался в обширном кабинете. Как всегда у антикваров водится, здесь было в сто раз интереснее, чем в торговом зале, куда далеко не все выставляют. Витрина со знаками и наградами Третьего рейха (каковые на виду держать законом запрещено), куча икон, серебро, интересные картины, а если вон в том шкафу в углу покопаться, то и холоднячок кое-какой отыщется…
Завидев Смолина, Врубель взмыл из-за стола, раскинул руки и издал приветственный рев, после чего рухнул назад в кресло, заметно пошатываясь. В хорошей кондиции пребывал, сразу видно: бумаги сдвинуты кучей на правую сторону стола, а перед хозяином почти опорожненная бутылка коньяка, надо полагать, не первая сегодня и уж определенно не последняя. Закуска, естественно, скуднейшая, как оно обычно и бывает.
— Васька пришел! — возопил Врубель. — Уважаю Ваську! На весь этот долбаный город нас двое серьезных антикваров, я да ты, да мы с тобой…
— Уж это точно, Врубель, — серьезно сказал Смолин, присаживаясь. — Все остальные супротив нас, что плотник супротив столяра, если не сказать хуже…
— Выпьешь?
— С удовольствием, — сказал Смолин. — Я без машины сегодня, настроение поганое, отчего ж не выпить…
Схватив пузатую антикварную стопку, Врубель щедро наплескал в нее коньяку по самые края. Одним махом опрокинув содержимое в рот, Смолин присмотрелся, выбрал на блюдце нетронутый ломтик ветчины и быстренько его сжевал. Он умышленно приперся сюда пешком — знал, что Врубель в загуле, а значит, добрую половину мозгов (если не больше) отключил напрочь. И пьяные с ним посиделки для пользы дела послужат…
Врубель брякнул на стол увесистый нагрудный знак:
— Что скажешь?
Серебро явное, скорее литой, чем чеканный, дубовые листья, немаленький венок, череп, кинжал, пронзающий клубок змей… За борьбу с партизанами, Третий рейх — но что касаемо подлинности…
— А вот хрен его знает, Врубель, — сказал Смолин именно то, что думал. — Ничего с ним не понятно. С одной стороны, исполнение поганейшее, с другой, во всех серьезных каталогах уточняется, что под конец войны блямбы эти делались именно что в паскуднейшем исполнении… Был у меня такой однажды. И тот, кто мне его продавал, за подлинность не ручался, и я, продавая потом, ничего не гарантировал… Хрен его маму знает.
— Вот и я так думаю, — глубокомысленно заключил Врубель. — Ну что там? Парнишку своего отмазал?
— Да вроде.
— Мусора, падлы… Хорошо, что меня не было, а то бы тоже под раздачу попал…
— Повезло тебе, — сказал Смолин с видом крайнего простодушия. — Ваше благородие, госпожа удача…
— А я вообще везучий… — Врубель вдруг надолго замер в странной позе, словно мучительно припоминал что-то, потом дернулся, расплылся в загадочной улыбке, воздел указательный палец. — Забыл совсем еще одну штуку тебе показать… Вещь уникальная, возьмешь, не прогадаешь!
Пошатываясь, он поднялся на ноги, сделал два шага в угол, присел на корточки и сдернул порыжевший брезент с чего-то длинного. Выпрямился, держа в руке изрядной длины кремневое ружье, продемонстрировал его Смолину. Смолин взял его, осмотрел: точно, кремневка, увесистая такая бандура.
— Вторая половина восемнадцатого! — гордо возвестил Врубель. — Германия, там написано, клеймы стоят… Только тебе — за сто пятьдесят штук. Бери, наварить можно нешуточно…
Смолин разглядывал штуковину с непроницаемым лицом. Ничего не скажешь, сделано качественно: темное дерево приклада и ложи определенно имеет несовременный вид, лаком не сверкает, боже упаси, коричневая краска, полное впечатление, выцвела и пошоркалась за двести пятьдесят лет. Металл отличнейшим образом заделан под старину: тут вам и вроде бы следы коррозии, тщательно убранной осторожной чисткой, курок и полка никак не выглядят изготовленными на конвейере, ручной работой старинного кузнеца могут показаться. Клейма и надписи в меру застарены…
И все же это было полное и законченное фуфло. Ружьишки эти — и многое другое, огнестрел и холодняк — давненько уж мастерили в Испании, качественно оформляя под старину. Правда, как честные люди (хотя дело тут наверняка не в честности, а в нежелании напороться на строгие европейские законы касаемо торговли подделками под видом подлинников) изготовители эти мушкеты за антикварные и не выдавали, продавали, как искусные копии, о чем и в прилагаемых сертификатах писали. И стоили эти вещички соответственно — несоразмерно с той ценой, которую заломил Врубель. Короче говоря, нечто вроде бутафорского холодняка, которым «Каравелла» набита.
Самое смешное: Врубель, вполне может оказаться, не пытался сейчас Смолина вульгарно кинуть, а искренне полагал, что и впрямь имеет дело с раритетом. Очень может быть. Не силен наш Врубель в старом оружии, как и во многом другом, зато самомнения выше крыши, крутым знатоком себя полагает. Сколько уж раз впаривали ему подобное фуфло за приличные деньги… И как давным-давно известно, ему просто бесполезно объяснять истинное положение дел: ни за что не поверит, будет твердить, что вещь старая, уникальная, и хают ее исключительно ради того, чтобы цены сбить…
Поэтому Смолин, чтобы не ввязываться в совершенно бесплодную дискуссию, старательно изобразил на лице самое горестное сожаление, покачал головой:
— В ближайший месяц не потяну. С деньгами засада, все вбухал в товар, а прихода никакого…
— Ну ладно, — Врубель уложил «раритет» на место, прикрыл его брезентом и вернулся к столу. — Я тебе чего звонил? Есть серьезная идея, Вася. Давай по одной…
Он расплескал по стопкам, взял свою, но, вот удивительно, не торопился осушать. Сидел и разглядывал Смолина с видом таинственным и важным. Вообще-то в трезвом виде несостоявшийся художник выглядел крайне импозантно: красивая шевелюра с редкой проседью, аккуратно подстриженная бородка, всегда в костюмчике и при галстучке — законченная творческая личность, пробы негде ставить. Увы, впадая в очередной запой, Врубель импозантность терял — растрепанный, бородка всклокочена, несмотря на костюмчик-галстук, вид законченного ханыги…
— Есть идея, — значительно повторил Врубель, наконец-то закинув в рот коньяк. — Новая общественная организация. Шантарская гильдия антикваров… ну, может, и не гильдия, как-то это не по-русски… союз там, объединение…
— Банда, — охотно подсказал Смолин.
А Врубель вскинулся с нешуточной обидой:
— Вася, не дури! Я серьезно. У всех есть союзы: писателей, журналистов, архитекторов, художников… Будет союз антикваров. В первую очередь потому, что так будет легче отбиваться от всяких придурков типа этого майора… Взносы, утвержденный устав, статус, почетные члены, и все такое…
— Значки нагрудные, — серьезно сказал Смолин.
— Тоже можно. Но это дело десятое. Главное, будет серьезная и авторитетная общественная организация… в Москве уже что-то подобное имеется, и не только там… Сам подумай, когда тебя труднее сожрать: когда ты сам по себе, или ты член солидного союза, который членов в обиду не дает? Да что там далеко ходить — взять хорошего адвоката на постоянную зарплату, пусть в случае чего глотки рвет… Как в сказке: прутья по одному и дитё сломает, а целый веник хрен одолеешь… Мне эта идея давненько в голову пришла, да руки не доходили…
Смолин помалкивал. Строго говоря, идея эта еще года три назад первому пришла в голову ему самому — абсолютно так, как Врубель сейчас излагал, и адвокат на жалованье предусматривался, и многое другое. Действительно, скопом, как известно из народной мудрости, и батьку бить легче.
Он даже предпринял в то время кое-какие телодвижения, пытаясь собрать народ в некое подобие профсоюза, гильдии… но усилия предпринимал откровенно вялые, да и народ антикварный отнесся к идее с прохладцей. Все до одного говорили, что задумка отличная, что назрело, накипело, давно пора… Вот только как-то незаметно всякие разговоры сходили на нет, не говоря уж о конкретных шагах. Специфика ремесла, знаете ли. Всякий российский антиквар — индивидуалист по природе, это вам не забугорье, где норовят сбиться в гильдии абсолютно все, от собачьих парикмахеров и официантов, до уличных торговцев мороженым и проституток. На словах весь шантарский антикварный бомонд был «за», на деле же всякий (и Смолин в том числе, что греха таить) полагал, что обойдется и так. Жареный петух в темечко все же не клюет убойно, бизнес не рушится, а потому жалко убивать время на всевозможные гильдии…
— Никакого ущерба, зато сплошные выгоды, тебе не кажется? — продолжал Врубель воодушевленно. — Я, между прочим, устав уже набросал начерно, вот, держи… — он извлек из ящика стола файлик с несколькими аккуратно распечатанными на принтере листочками убористого текста, сунул Смолину. — Вот, посмотри потом внимательно.
