Николай Леонов - Агония

Корнеев содержит гостиницу два года. Примерно тогда он и в Москве появился, тихо приехал, с уголовниками не вязался. Видимо, деньги у него были, он Анной Шульц прикрылся и купил гостиницу ее покойного мужа. Не торопился он, приживался, оглядывался, надо думать, где-то сейф приглядел. Тут ему работник по металлу и понадобился. Зачем? Батистова и Сурмина он принял, будет теперь с ними разбираться. Нужна связь - как установить? Гостиница... Кто входит в гостиницу без приглашения?

Жилец отпадает, они его не примут. Электромонтер... водопроводчик... Можно, но посещение разовое, с человека глаз не спустят, как придет, так и уйдет. За едой они, конечно, сами ходят. Что еще? Прачка? Кто-то им стирает, ни Анна, ни Дарья простыни, полотенца да наволочки не осилят. Прачка.

На этом месте и прервал субинспектора Костя Воронцов. Когда Мелентьев начальника за дверь выставил, долго не мог успокоиться, мысли в порядок привести... "Мальчик-то взрослым стал, приметил, что я не в порядке, нервничаю. Вернется со свиданки, доложу, он обидится, что молчал целый день. Ладно, с Костей мы разберемся, - решил Мелентьев, - сейчас главное найти ход в гостиницу".

Константин Николаевич Воронцов, выйдя из кабинета, задумался. Иван Иванович сегодня на себя не походил. Наверно, он за Сурмина беспокоится, решил Воронцов, спускаясь по лестнице. На улице, под лучами заходящего солнца, заботы эти как бы побледнели, а вскоре и совсем растаяли. Он торопился на свидание, где ждала его первая любовь.

Костя родился в Москве, но не переставал удивляться этому загадочному, все время меняющемуся городу. Сегодня он шел по улице и любил ее всю, с обшарпанными домами, новостройкой, дребезжащим по бульварному кольцу трамваем, выползающим с Петровки автобусом, мороженщицей под часами и папиросниками, которые кинулись, завидев его, в подворотню. Мальчишки испуг только изображали, они-то знали, что Воронцов мужик мировой.

Он, чувствуя, что за ним наблюдают, сделал лицо строгое, "не заметил" высовывающиеся из подворотни чумазые мордашки, прошел на бульвар и услышал за спиной свист и гвалт высыпавшей на площадь ребятни. Лето, сейчас для них лафа, тепло, чуть прикрылся - и одет, народу на улице много, голодным не останешься. Нет у ребят проблем, пусть у взрослых голова болит.

"С беспризорностью пока справиться не можем, - думал Костя, поймав на лету и надкусывая клейкий липовый лист. - Крупская докладывала на президиуме Государственного ученого совета... Гривенник с колоды карт, копейку с каждой бутылки пива отчисляют на борьбу с беспризорностью. Ни людей, ни денег не хватает. Пока не хватает, - Костя засмотрелся на молодую пару. Отец держал на руке малыша, жена опиралась на руку мужа. - Все люди как люди: с детьми, с женами, а я, дурак, - с пистолетом", - кокетничал перед собой Костя, глянул на часы и пошел медленнее. До условленного часа оставалось еще порядочно, а заветная афишная тумба - за углом. На тумбе афиши менялись редко. Костя знал, что сейчас увидит поблекшие лица Савицкого и Максакова, которые и "вокал и сатирики" в ресторане "Арбатский подвал", где ежедневно цыганский хор под управлением А. X. Христофоровой. Неизвестные Косте Эржен и Удальцов исполняют комическую чечетку. Вот взглянуть бы, что за штука чечетка комическая. А в "Форуме" - сверхбоевик "Дом ненависти" и в главной роли - мировая артистка Пирль Уайт. Вот имечко себе отхватила, а не знает, что "мировая" на нормальном языке совсем даже не то, что она думает.

По тому, как сердце забилось, Костя понял: время. Главное, чтобы пришла. Пусть мучает и невесть что из себя изображает - только увидеть, за руку взять, как бы невзначай губами волос коснуться, запах колдовской ощутить. Он уже знал: французские духи "Коти", три рубля грамм. С ума сойти! Он дошел до угла, не завернул, отмерил пятьдесят шагов в обратную сторону, подошел к тумбе. Афиши сменили, к чему бы это? Теперь не придет. Он тупо смотрел на бумажные незнакомые лица. Какие-то Пат и Паташон. Костя тронул пальцем заскорузлую от клея бумагу, хотел сосредоточиться, прочитать, что же тут написано... глаза ему закрыли прохладные ладони. Он прижал эти ладони к лицу и неожиданно для себя поцеловал, осторожно поцеловал, боялся спугнуть. Так бы и стоял Костя, будто нет на этой улице ни единой души... Сердце замирает, сейчас разорвется...

- Здравствуй, - сказал он, снова целуя ладони, повернулся, словно не живой.

Даша похлопала Костю по щеке.

- Здравствуй. Отдай, самой нужны, - и спрятала руки за спину. - Где это ты руки целовать научился?

Костя не ответил, улыбнулся смущенно. Словами тут ничего не объяснишь. Даша взяла его под руку, раньше Костя стеснялся, теперь привык, даже удовольствие получал.

- Ты молодец, Даша, сегодня почти вовремя.

- На минуту раньше пришла. Ты из меня солдата воспитаешь.

- Каждый культурный человек должен быть точным, - Костя немного пришел в себя, даже глаза поднял. - Ты не голодная?

Дашу умилял этот вопрос, который Костя задавал каждый раз обязательно.

- Спасибо, - церемонно ответила Даша, - буржуи накормили меня.

Она придумала для Кости байку, что работает прислугой в доме нэпмана.

Костя признался, что работает в милиции, но об уголовном розыске, тем более о должности своей умолчал. Не от недоверия, а от скромности - считал, похвальбой покажется.

Даша знала, где и кем работает Константин Николаевич Воронцов, но о службе никогда не расспрашивала. Он ценил ее за скромность особенно, забывая при этом о врожденном женском любопытстве. Лишь благодаря этому любопытству они и познакомились.

Однажды, еще до встречи Паненки с Корнеем, она с двумя мальчиками выходила из "Эрмитажа". Неожиданно мальчики переглянулись, подхватили ее и быстро назад, в тень. Притаились.

- Воронцов?

- Он. Подлюга. Слыхал, на этой неделе в Сокольниках в него в упор пальнули и промазали.

- Везучий, черт.

- О чем разговор, ребята? - спросила тогда Паненка.

И тут показали ей парня, скромно одетого, ничем не примечательного.

- Запомни его. Паненка, и остерегайся. Только с виду он прост, серьезный мальчонка, стреляет с обеих рук. Работает Воронцов Константин Николаевич в угро начальником.

Больше года прошло. Даша как-то из гостиницы от скуки убежала, решила по Тверской пройтись. Остановилась у витрины и почувствовала, что рассматривает кто-то ее. Дело привычное, могла уйти и не глянуть. Так нет, черт попутал. Узнала сразу, будто вчера видела: "Значит, не прост, курносый, и с двух рук стреляешь?" А он стоит, уставился, будто фотографирует.

- Скажите, как пройти к "Метрополю"? - спросила Даша, нарочно выбирая слова с "р": знала, нравится мужчинам, как она картавит славно.

Возможно, специально в Костю уголовники промахивались, берегли для Даши. Она его влет подстрелила. Костя стоял для окружающих, но Даша знала, он у ее ног валяется. Такое и раньше случалось, она оставляла тело и уходила. Но даже бывалая Паненка не видела, чтобы в восемь вечера посреди Тверской начальник уголовного розыска, вооруженный наверняка, на коленях стоял. "Я тебе покажу, как с двух рук стреляют! Небо с овчинку покажется. А ну, курносый, марш за мной!" И Костя пошел.

Даша познакомилась с Костей из озорства и любопытства. Разных мужчин она видела, но сотрудника уголовного розыска, да еще начальника, в ее коллекции не было. С Тверской Даша сразу свернула в переулок и больше уже никогда на центральных улицах с Воронцовым не гуляла. Совершенно ни к чему, чтобы Паненку вместе с ним видели.

В первый день они погуляли полчаса и разошлись, договорившись встретиться через день. Вместо Кости на свидание явился какой-то хмурый и озабоченный парень, пробормотал, что Константин Николаевич на заседании, и передал записку, мол, просит позвонить завтра. Даша хотела отдать бумажку с телефоном Корнею, пусть распорядится по усмотрению, не отдала. Она решила его сначала своим рабом сделать, а уж потом посмотреть, как приспособить парня. На третьем свидании Костя признался, что работает в милиции, взглянул вопросительно, но, так как Даша никакого интереса не выказала, пояснил, что занимается беспризорниками. О ребятах, живущих на улице, он мог говорить бесконечно. Даша молчала, наливалась злобой, ждала, когда курносый поведет себя как нормальный мужик, тогда она и отыграется. Как именно и за что отыграется, Даша не знала. Она, прошедшая огонь, воду и медные трубы, неожиданно выяснила, что не знает обыкновенной жизни с простыми человеческими заботами. Главное - оказалось, что она не все знает о мужчинах.

Курносый был влюблен, все признаки были налицо. Он смотрел больными, лихорадочно блестевшими глазами, пытался дотронуться до нее без надобности. Если она "случайно" прижималась к нему, вздрагивал, забывал, о чем говорит, и смешно краснел. Однако про любовь не говорил.

"Давай, давай, чего маешься, - торопила его мысленно Даша. - Какой отмычкой воспользуешься?

У тебя день рождения и ты предлагаешь отметить его вдвоем? Ты не можешь без меня жить, я не должна быть мещанкой? Мужчины перестраивают мир, и женщины должны им помогать? Ты устал и одинок? Чего там еще у вас, мужиков, имеется? Деньги? У тебя денег нет, ясно, как божий день. Оружие? Пистолет у тебя в левом внутреннем кармане пиджака, давай, курносый! Ну и скука с тобой!"