Екатерина Островская - Заповедник, где обитает смерть
Алексей прочитал три строчки текста и не поверил своим глазам: «Поздравляем Вампира с аккуратной работой. Ваш новый объект – Спрут. Не сомневаемся в вашем профессионализме. Удачи!»
Волошин открыл счет Филатова и не поверил глазам: только что пришло новое поступление – девяносто тысяч! Как это возможно, чтобы трус Ванька, не умеющий стрелять, стал убийцей?
В полдень к коттеджу подъехал автомобиль. Алексей в окно увидел выходящего из «БМВ» Филатова. Иван не стал загонять машину в гараж или задерживаться во дворе, а направился к дому. Волошин встретил его на крыльце, здороваться не стал, да и приятель его молча проследовал мимо с хмурым лицом. Иван вошел в дом, поставил на пол спортивную сумку, снял дубленку и только после этого открыл рот:
– У нас поесть найдется? А то я за последнее время оголодал малость.
Он и в самом деле осунулся, к тому же был небрит, но, как ни странно, спокоен. Алексей не спрашивал ни о чем, хотя с трудом сдерживал злость, а не любопытство. Но Иван только казался равнодушным; сев за стол, он вдруг закрыл лицо руками и произнес совсем тихо:
– Я боюсь.
Это не было новостью: Филатов трясся от страха уже две недели. Но сейчас, видимо, настал момент, когда уже не осталось сил ни на истерики, ни на борьбу со страхом. В такие минуты люди без сопротивления принимают свою судьбу, какой бы несправедливой она ни казалась.
– Нам не уцелеть, – прошептал он. – Мы погибнем, я знаю.
Это взбесило Волошина, хотя еще совсем недавно и он старался не думать о завтрашнем дне, считая, что ничего от них самих не зависит. Но сейчас надо думать не только за себя, но и за друга.
– Что-то случилось? – спросил Алексей, скрывая, что ему кое-что известно.
– Ничего, – посмотрел в сторону Филатов. – Я никого не убивал. Был в Москве, хотел договориться, но парень оказался благороднее нас – покончил с собой. Повесился. Пожалуй, это лучший выход…
– Прекрати, – перебил его Волошин. – Мы сейчас с тобой как две лягушки из китайской сказки, которые упали в кувшин с молоком. «Конец», – подумала одна и утонула. А вторая била лапами, чтобы удержаться на поверхности. Так долго боролась за свою жизнь, что взбила масло, оттолкнулась и выпрыгнула.
– Сказка начнется, если мы уцелеем.
На этой оптимистической ноте разговор не закончился. Волошин в очередной раз напомнил другу об идее воспринимать все происходящее как компьютерную игру, сидеть дома, забыть про оружие и руководить действиями врагов, стравливая их.
– Главное – не высовываться, ждать, когда все перестреляют друг друга.
– Я понял, – согласился Филатов, – выходит, что божественная заповедь запрещает убивать, но способствовать убийству не возбраняется.
Алексей, конечно, так не думал, но не стал отрицать или спорить – он промолчал, потому что настоящего ответа не знал вовсе.
Может быть, знал его дед-священник. Но деда давно уже нет на свете, а слова его Волошин помнил плохо. Он и самого деда не помнил, а когда напрягал память, то возникала смутная картинка: он, трехлетний, сидит на коленях мощного старика с длинной седой бородой. Борода жесткая, и пахнет от нее травами. Отцу стоило огромных усилий поступить в военное училище, поповских детей принимать не хотели. А в училище его заставил идти именно дед. Алексею, уже как семейное предание, рассказывали, что когда во время Отечественной войны Сталин освободил из заключения всех священнослужителей и вновь открыл храмы, то дед, оказавшись на свободе, пошел записываться в добровольцы, чтобы отправиться на фронт. Его не взяли. Военком, оглянувшись на закрытую дверь своего кабинета, сказал шепотом: «Вас, батюшка, не для того освободили. Ступайте в храм и молите Бога о нашей победе. Я и сам готов перед иконами лоб расшибить, но услышит ли меня Бог».
– Господь всемогущ и всеведущ: шепот грешника Он услышит так же, как крик праведника, – прозвучал ответ.
Дед получил приход в небольшом городке, где сам восстанавливал разрушенную церквушку. Люди пошли туда, потому что тогда только в вере можно было найти силу и утешение. Но все равно много позже говорил своему сыну: он всю жизнь жалеет, что не был на фронте.
Рассказывать об этом Филатову не было смысла. Не говорить же ему, что сейчас нет войны, и если требуется защищать Родину, то только от таких, как они сами, – алчных и равнодушных. А поймет ли это Иван – еще неизвестно. Скорее всего, нет. Слова утешения – плохая защита от страха.
На самом деле Волошин и сам не знал, что предпринять – разговоры о стратегии и тактике он вел только для утешения друга и собственного успокоения.
Теперь Иван сидит за столом и ест, поглощая пищу с таким азартом, словно впервые за трое суток. Может, и в самом деле голод сильнее страха?
Зимний день пролетел быстро, а вечером пришли новые сообщения о выбывших игроках. Стало ясно, что участников игры осталось чуть более четырнадцати тысяч.
– Скоро дойдет очередь и до меня, – пошутил Волошин, вспомнив, что его номер 9999.
Филатов вздрогнул, потому что уже не понимал шуток. Впрочем, им обоим было не до веселья.
– Надо что-то предпринять, – произнес Иван и повторил как заклинанье: – Надо что-то предпринять!
– Начнем с того, что управление игрой осуществляется через Интернет, – сказал Алексей. – Следовательно, где-то есть закрытый и хорошо защищенный сервер. Если сервер взломать, можно получить допуск ко всей информации: к персональным данным игроков, переписке, счетам…
– К жеребьевке, – подсказал Филатов. – Раньше надо было блох ловить, а не чесаться сейчас! Как вообще ты собираешься взламывать сервер? Ты не хакер, я не хакер.
– Найдем.
– Как? Среди моих знакомых хакеров нет. Все, как назло, приличные люди.
Филатов произнес это и задумался.
– Может, объявление дадим?
Алексей покачал головой:
– Не надо, в моей полудохлой компании трудится весьма талантливый в этом плане паренек… Помнишь песенку про Вологду? Это он ее в моем компьютере вместо оповещения установил.
– Ну и что? – усомнился Иван. – Сервер – не песенка. Думаешь, так легко его взять?
– Попытка не пытка. К тому же Измаил тоже считался неприступным. Что, мы с тобой вдвоем глупее одного Суворова?
– Нет, конечно, – согласился Иван. – Суворов вообще ни фига не понимал в компьютерах.
Филатов развеселился.
– Раньше надо было думать! С самого начало взломать их поганый сервер! Сделать так, чтобы они сами все друг друга перестреляли! Застрелились, утопились и сдохли! Завтра с самого утра вызываем твоего хакера, и я поставлю… то есть мы поставим перед ним задачу… Сейчас вечер закончится… Погоди, я в компьютер загляну на секундочку…
Филатов поспешил в кабинет. Вечер еще дышал и умирать не собирался. Время надо было как-то провести. Волошин растопил камин, подвинул к огню два кресла. В одно опустился сам и стал смотреть на огонь. «Интересно, – подумал он, – а чем сейчас занимается Надя? Вероятно, на каких-нибудь соревнованиях? Днем бежала дистанцию: зачетную или тренировочную. Сейчас в гостинице или на какой-нибудь базе отдыхает, смотрит телевизор…»
Волошин достал из кармана телефон и набрал номер Нади. Телефон не отвечал.
– Иван! – крикнул Волошин. – Отлипни от монитора! Иди к камину греться!
– Я не замерз, – откликнулся Филатов.
– Давай по рюмочке коньячка хряпнем.
Иван прилетел мгновенно и принес начатую бутылку «Хеннесси». Сам наполнил рюмки и плюхнулся в кресло.
– За что пить будем? – спросил он и тут же предложил: – Давай за здоровье твоего хакера. За его профессиональные знания.
Они выпили, а потом сидели какое-то время молча, не зная, что делать дальше.
Потом Иван спросил:
– Помнишь, на нас налоговая с проверкой наехала? Чего-то нарыли. Я предложил дать им взятку, и ты поехал решать вопрос.
– Помню, – ответил Волошин.
– Ну и?
– Решил.
– А сколько дал? Я просто забыл уже.
– Нисколько. Там начальником приятная дама была. Я пригласил ее в ресторан, потом…
– Ну и?
– Я же сказал, что закрыл вопрос. Чего сейчас вспоминать?
– Помнишь, как ты решил заняться продюсированием рекламных роликов?
– Не помню.
– Как? – удивился доверчивый Филатов. – Еще моя Настя… то есть твоя рекламировала шампунь, крем и эти, как их…
– Прокладки. Помню, конечно.
– А помнишь…
Так они и разговаривали, если это можно было назвать разговором, перебрасывались короткими фразами. В какой-то момент Алексей почувствовал, что беседа напоминает отчет о прошедшей жизни. Прошедшей. Уже от одного слова мороз пробежал по спине.
– У тебя с твоей Надей все нормально? – спросил вдруг Филатов.
– В каком смысле? – не понял Алексей.
– Сам знаешь. У меня с моей как-то все не так получается. Вроде спим мы с ней, в смысле, любовью занимаемся, а потом она заявляет, будто со мной только для здоровья. А какого ей здоровья надо: девятнадцать лет девке. Я задыхаюсь, как загнанный конь, а она готова тут же пятнадцать километров бежать с четырьмя огневыми рубежами. Я ее спрашиваю: «Я тебе хоть немного нравлюсь?» А она знаешь что отвечает? Знаешь?