Наталья Александрова - Месть через три поколения
— Кажется, хозяин дома, — проговорил Шеф, останавливая машину и глуша мотор. — Вон печка топится. Надеюсь, мы не опоздали? Только странно, почему собака не лает. Казалось бы, приехала незнакомая машина, уважающая себя собака должна подать голос.
— Может, и нет давно никакой собаки, — предположила Инга. — Может, конура осталась с давних времен, а сама собака давно сдохла или сбежала от плохого хозяина.
— Нет, ты не права, — серьезно ответил Шеф. — Хозяин он, может, и плохой, но о собаке заботится. Конура у него лучше собственного дома, и корм в миске свежий.
Действительно, Инга увидела в металлической миске горку собачьего корма, еще не совсем размокшего под дождем.
Шеф выбрался из машины, захлопнул дверцу и пошел по полузаросшей тропинке.
Немного не дойдя до домика, он резко остановился.
— Вот и разгадка!
Инга сделала еще несколько шагов и тоже увидела.
На мокрой глинистой земле среди пожухлой травы валялась мертвая собака. Не просто мертвая — обезглавленная. Голова с вываленным красным языком лежала чуть в стороне, крупные белые клыки угрожающе скалились.
Ингу замутило. Она подняла глаза на Шефа и проговорила заплетающимся языком:
— Мы снова опоздали. Это он… это его почерк…
— Подожди с выводами, — хриплым незнакомым голосом отозвался Шеф. — Пойдем в дом.
Дверь, кое-как обшитая рваным дерматином, была неплотно прикрыта.
— Эй, есть кто дома? — окликнул Шеф, прежде чем войти.
Никто не отозвался.
Тогда Шеф сунул руку за пазуху, и в ней появился плоский черный пистолет. И сам Шеф мгновенно преобразился — в его движениях появилась опасная грация крупного хищника, осторожная и скупая красота прирожденного охотника. Он переглянулся с Ингой, знаками велел ей держаться позади и только после этого резко распахнул дверь.
Пахнуло жилым теплом, густым запахом еды, топящейся печи и еще чем-то удивительно знакомым и неприятным.
Шеф проскользнул в дом, тут же метнулся в сторону, чтобы не маячить в дверном проеме. Инга шагнула за ним.
Из темноты на нее кто-то смотрел, пристально и удивленно. Глаза тускло отсвечивали в свете осенних сумерек.
— Кто здесь? — проговорила Инга севшим от страха голосом.
Никто не ответил.
Она машинально пошарила рукой по стене, нашла кнопку выключателя и нажала.
— Стой! — крикнул Шеф и метнулся, чтобы остановить ее, но не успел.
Под низким дощатым потолком вспыхнула тусклая лампочка без абажура, едва осветившая убогое жилище. Большую его часть занимала не успевшая остыть дровяная плита.
Еще в комнате был стол, накрытый дешевой клеенкой в крупных цветах. За столом лицом к вошедшим сидел молодой, плохо выбритый мужчина с опухшим лицом. Инга узнала его — это был Сергей Данциг, которого она совсем недавно видела у Валерия. В глазах Сергея застыло выражение изумления и страха — такое же выражение она видела в мертвых глазах Воскобойникова, а потом в глазах антиквара Вестготтена…
В том, что Сергей мертв, сомнений не было никаких.
Об этом говорили его широко открытые, навеки испуганные глаза, и мертвенный цвет лица, и руки, безвольно распластанные на столе…
Инга поймала себя на том, что внимательно и испуганно смотрит на эти руки — она невольно вспомнила отрубленные кисти Вестготтена.
На этот раз кисти были на месте.
В тот самый момент, когда она нашарила выключатель, загорелась не только лампочка под потолком.
Одновременно раздался какой-то механический звук, и Инга увидела, как на столе перед мертвецом что-то зашевелилось.
Приглядевшись, она поняла, что это игрушечный бегемот с выпуклыми глазами. Бегемот медленно двинулся по столу, смешно переставляя короткие толстенькие ножки и приоткрывая широкую пасть.
Зазвучал жизнерадостный мотивчик, и высокий ненатуральный голос запел:
Меня вчера укусил гиппопотам,Когда я вечером в джунгли залез,И вот я здесь, а нога моя там.Гиппопотам ушел обратно в лес…
Инга и Шеф переглянулись и с двух сторон обошли стол.
Теперь они видели Сергея Данцига в профиль, видели его всего, с головы до ног.
Впрочем, ног-то как раз у него и не было. Инга заметила какую-то неправильность в сидящей фигуре и успела отвести глаза, прежде чем поняла, что с этим Данцигом не так.
— Не успели, — выдохнул Шеф, потирая затылок, — Снова он нас опередил.
Игрушечный бегемот вперевалку шагал по столу под нудно-жизнерадостную песню. Инга следила за ним, не отводя глаз, чтобы не глянуть ненароком под стол.
Меня вчера укусил гиппопотам,Когда я вечером в джунгли залез…
— Это тот старик, — неожиданно догадалась Инга. — Старик-юродивый, у которого вы спросили дорогу. Это он убийца. Точно он, больше здесь нет никого!
— Наверняка, — кивнул Шеф. — Только, конечно, никакой он не старик. Просто виртуоз перевоплощения.
— Да вы от него вообще без ума, — чуть не закричала Инга, потому что снова расслышала в голосе Шефа чуть ли не восхищение.
— Перестань, я просто стараюсь его понять. Большая ошибка — недооценить противника. Лучше уж переоценить, тогда будешь готов к любым неожиданностям. Да, и вот еще что: разве я не говорил тебе, что в незнакомой и потенциально опасной комнате нельзя включать свет? Ты можешь так включить взрывное устройство.
— Пока я включила только этого дурацкого бегемота, — Инга с ненавистью взглянула на игрушку.
Бегемот бодро маршировал к краю стола.
И вот я здесь, а нога моя там.Гиппопотам ушел обратно в лес.
На этих словах бегемот подошел к самому краю и, перевалившись через него, грохнулся на пол.
Инга вздохнула с облегчением: она была уверена, что теперь он замолчит.
Но не тут-то было. С пола снова донеслось:
Меня вчера укусил гиппопотам…
— Да что же это такое! — Инга пнула ногой ненавистную игрушку, чтобы прекратить наконец дурацкую песню. Бегемот улетел под стол и там замолк.
Инга перевела дыхание и потеряла на мгновение бдительность, потому что взглянула туда, под стол.
Ноги у мертвеца были отрезаны по колено. То есть не отрезаны, а отрублены. Под стулом валялись кровавые ошметки, самих обрубков не было. Увидев куски белой кости, выглядывающие из обрезанных штанин, Инга почувствовала, что низкий потолок дома надвигается на нее, печка едет в одну сторону, а стол в другую, что воротник куртки давит, как будто шею сжимают чужие цепкие руки. Из последних сил она рванула на улицу глотнуть свежего воздуха. Не помогло — под ноги подкатилась отрубленная голова собаки.
Инга успела еще шарахнуться от двери в сторону, и там ее вывернуло прямо на глинистую землю.
— Черт, — пробормотала она, отплевываясь. — Черт, черт, черт!
И упала на колени, ноги не держали.
Хотелось лечь прямо на пожухлую траву и не вставать больше. Инга призвала все свое мужество, чтобы этого не сделать. За что ей все это?
Ноги закоченели. Она кое-как встала, отряхнула грязь с джинсов.
— Водички хочешь? — Шеф от дверей протягивал бутылку.
Инга была благодарна ему, что не суетился рядом, когда ей было плохо. Что же, это правильно, каждый должен преодолевать свою слабость в одиночку.
Она выпила воды, стало легче.
— Я тут все осмотрел на предмет путеводной нити, — начал Шеф. — Думаю, методы у нашего убийцы прежние, должен оставить нам какое-то указание, где отрубленные ноги искать. Да хватит уже, — Шеф слегка поморщился, видя, что Ингу передернуло, — возьми себя в руки.
— Долго это будет продолжаться? — вздохнула она.
— В человеческом теле частей много, — Шеф пожал плечами.
— Так и будем их собирать? Может, пора уже в полицию обратиться? Ведь он сколько народу поубивал.
— Официально это третий труп, — хмыкнул Шеф, — и что-то мне подсказывает, что его не скоро найдут. Этот парень не из тех, к кому соседи просто так в гости заходят, ты же понимаешь. Разве что кто собаку мертвую углядит. И даже если я сообщу куда следует, приедут менты местные из поселка, заведут дело. Стараться особо не станут, кому этот пьяница нужен-то?
— А если конечности всплывут? — Инга поежилась, как будто на нее повеяло могильным холодом.
— Обязательно всплывут, — кивнул Шеф, — это и к гадалке не ходи. Этот тип свою партию ведет упорно.
— Но что он хочет доказать? — простонала Инга.
«И для чего он впутывает меня?» — мысленно добавила она.
— Подумаем, — пробормотал Шеф, — поразмыслю на досуге. Есть кое-какие зацепки. Ладно, пойдем отсюда, а то еще кто-нибудь машину заметит.
Во дворе он сокрушенно покачал головой, глядя на мертвое тело собаки.
— Животное-то за что? Чем ему собака не угодила?
