Наталья Александрова - Заколдованная шкатулка
Вы равнодушные, сказала бы мать, вы думаете только о себе, вы не интересуетесь ничем, кроме собственного блага, кроме собственных меркантильных, сиюминутных интересов и не верите ни во что. У вас нет идеалов, нет высоких порывов.
И так далее, пока Надежда наконец не завелась бы и не ответила матери в таком же духе. В общем, ничего хорошего из таких разговоров не выходило.
В тот раз Надежда была во всеоружии, выказала осведомленность и спустила дело на тормозах. И даже не проболталась матери, что разбилась банка черничного варенья. Стоп! Банка разбилась в тот день, когда Катя попала под машину. И в тот же вечер Надежда услышала по телевизору про убийство в ресторане. Значит, это было двенадцатого декабря.
Тут Надежда заметила, что Катя смотрит на нее с удивлением. Неужели она в задумчивости разговаривает вслух?
— Ну ладно, я, пожалуй, пойду, у меня скоро муж с работы вернется, нужно обед готовить, — смутилась она. — А ты отдыхай…
— Не знаю, как вас и благодарить!..
— Зато я знаю. За квартирой приглядывай. Так тут вроде бы порядок, но можешь пыль вытереть, цветы полить. Конечно, когда будешь себя получше чувствовать.
— Спасибо вам. — Голос у Кати дрогнул.
— Если что — звони! — Надежда записала номер своего мобильного и подсунула под телефон. — Только через мужа ничего не передавай, он не в курсе…
Из здания больницы вышел мужчина. Мужчина этот был удивительно незаметный, не бросающийся в глаза. Не было у него ни родинок, ни шрамов, ни чего-то еще, что в милицейском протоколе называют особыми приметами. Хотя именно сама его незаметность была какой-то особенной. Этот незаметный мужчина сел за руль такого же незаметного темно-синего седана с забрызганными грязью номерами, но прежде чем включить зажигание, достал из кармана свой трофей — мобильный телефон Кати Малининой.
Мобильный телефон — большая удача. Для современного человека — это и записная книжка, и деловой ежедневник, и задушевный дневник, хранящий все сердечные тайны хозяина. Но в первую очередь все же — записная книжка, в которой можно не только найти телефоны всех друзей и знакомых, но и определить, кому из них владелец телефона звонил особенно часто.
Проглядев журнал Катиных звонков, неприметный мужчина убедился, что чаще всего Катя звонила некоему Шурику. Правда, две недели назад эти звонки резко прекратились, что само по себе наводило на размышления, но этому могло быть несколько вполне правдоподобных объяснений.
Так или иначе, неприметный мужчина набрал телефон Шурика. Ответили ему не сразу.
Виктория вышла из ванной в коротком розовом халатике, голова была завернута в полотенце. По лицу девушки Шурик сразу понял, что его ждут неприятности. Мысленно чертыхнулся — до чего же он устал от ее бесконечных требований, придирок, споров и пререканий. За всю свою жизнь столько скандалов не имел, сколько успела устроить ему Виктория за неполные две недели!
— Ты оглох, что ли? — проскрипела Вика неприязненным голосом. — Я тебя звала, звала, но ты до меня не снизошел… Ну как же! Кто я такая, чтобы обращать на меня внимание?..
— А в чем дело? — робко осведомился Шурик и тут же понял, что допустил большую ошибку.
На слова Виктории ни в коем случае не нужно было отвечать, нужно было сделать вид, что он их не расслышал — действительно оглох или занят какими-то своими необыкновенно важными мыслями.
Вот еще интересно: вроде бы Виктория собиралась стать профессиональной певицей и даже в ресторане вечерами пела. Шурик к ней в ресторан не ходил — она сказала, что у него слишком неказистый вид и он будет портить ей реноме. Так и сказала: реноме! Откуда только таких слов нахваталась… В общем, Шурик не знал, как Виктория поет, но когда она ругалась, голос у нее делался ужасным — скрипел, как несмазанная электрическая пила. Впрочем, тут же одернул себя Шурик, ему это и неинтересно вовсе.
— В чем дело?! — выкрикнула Вика таким громким и таким трагическим голосом, будто стояла на сцене Большого театра и хотела, чтобы ее слова услышали в каждом углу зала, от первого ряда партера до самого последнего стула на галерке.
Вот что громкий у нее голос, это точно, завывает, как пожарная сирена.
— Ты еще спрашиваешь, в чем дело? — повторила она, добавив в голос горечи. — Дело в том, что я, как последняя дура, поверила тебе… Все мои подруги в один голос говорили, что ни одному мужчине верить нельзя, ни одному, даже в самом крайнем случае, но я, видно, и правда дура… Я поверила тебе, поверила в твои чувства! Нет, доверчивость — это мой самый главный недостаток!
«Опять завелась! — уныло думал Шурик, тупо глядя перед собой. — Ни дня не проходит без скандала… Да что там дня, пожалуй, что и часа. Она бесконечно канючит, требует, вопит, беснуется… И за что такое наказание?»
Тут Шурик горько вздохнул — он давно уже понял за что.
— Ты клялся, что создашь мне человеческие условия! — вещала Виктория. — Где они, эти условия? Эта квартира? Да любой свинарник гораздо уютнее и комфортнее ее!..
«Ты бы и сама могла хоть что-то сделать, чтобы квартира стала хоть чуточку уютнее! — раздраженно подумал Шурик. — Хоть бы пол подмела, что ли, пыль вытерла! Занавески поправила, тряпки свои не разбрасывала где ни попадя!»
Слова Виктории ввинчивались в его голову, как ржавые шурупы. Казалось, еще немного — и голова не выдержит, расколется на несколько кусков…
— Да с чего ты так завелась? — проговорил он, не выдержав, хотя хорошо помнил, что в таком состоянии ей ни в коем случае нельзя отвечать, лучше помалкивать.
Каждое его слово только подольет масла в огонь, и скандал разгорится с новой силой.
— С чего?! А с того, что из этого чертова душа вода льется только тогда, когда мне это не нужно! Я намылилась — и тут он заглох! Я звала тебя на помощь, но ты сделал вид, что не слышишь меня! Как можно строить отношения с таким черствым, равнодушным человеком? Я достойна лучшего! Когда ты предложил мне жить вместе, ты обещал, что создашь достойные меня условия, а вместо этого я вынуждена ютиться в этом свинарнике! Да что свинарник, ни одна свинья не захотела бы жить в таких условиях!
Шурик прекрасно помнил, что не от него, а именно от Виктории исходило предложение поселиться вместе. Он долго упирался, отнекивался под всякими благовидными поводами, понимая, что мать ни за что не позволит ему привести в дом какую-то девицу, но Вика приложила все силы, чтобы уговорить его. Тогда она говорила, что ее не смущают никакие трудности, повторяла, что с милым рай и в шалаше, и ему пришлось снять эту квартирку…
Денег у него было мало, и само собой, квартира им досталась плохонькая, что называется, бюджетная. Но Шурик молча терпел все неудобства, а вот Вика через два дня после новоселья начала возмущаться и устраивать скандалы.
Теперь, задним умом, Шурик понимал, что все ее уговоры, все ее красивые слова имели одну-единственную подлинную причину: Вике хотелось насолить своей заклятой подружке Кате. А когда цель была достигнута, Шурик утратил для нее всякую привлекательность.
Есть такие бабы — ну не могут они спокойно смотреть на то, что есть у подруги, обязательно нужно это отобрать! Больше не было никаких причин. Виктория в пылу ссоры буквально на третий день высказала Шурику все, что она думает о нем, о его внешности, уме и прочих достоинствах. А потом повторяла это так часто, что Шурик перестал даже обижаться.
С трехкомнатной квартирой в центре у Вики тоже вышел полный облом. Если и были у нее туманные надежды на то, что рано или поздно она туда сумеет пролезть, то все они пошли прахом. Мамаша Шурика заняла круговую оборону, заявив твердо и решительно, что пока она жива, никакая девица не то что не будет там жить, а даже в дверь не войдет, на порог не ступит. Ужас как орала Вика, сообразив, что злополучная квартира таки накрылась медным тазом. Шурик наслушался таких слов, которых раньше и не знал.
Вообще она оказалась склочной серой девкой, с которой и поговорить-то было не о чем. Иное дело Катя…
Вспомнив о Кате, Шурик еще раз тяжко вздохнул — за последние две недели эти вздохи вошли у него в привычку.
Вот с кем ему было хорошо! Вот у кого прекрасный, легкий характер! Катя всегда была в меру весела, жизнерадостна и всем довольна. Катя никогда не пилила его, никогда не устраивала ему беспричинных скандалов — даже в тот раз, когда застала их с Викторией. Она просто развернулась и ушла… То есть это они ушли. А Катя осталась и вслед им не кричала обидных слов, и вещами не бросалась…
Шурик снова тяжело вздохнул, и Вика подозрительно взглянула на него.
— Что ты вздыхаешь? — проскрипела она. — Что ты все вздыхаешь? Это мне впору вздыхать — и не только вздыхать, а горько рыдать! В каких ужасных условиях проходит моя жизнь!
В этот момент в кармане у Шурика зазвонил мобильный. Он тихо обрадовался — можно сказать Виктории, что это важный звонок, и скрыться от нее… Шурик скосил глаза на дисплей — и обомлел: звонила Катя. Словно почувствовала, что он думает о ней.
