Елена Михалкова - Охота на крылатого льва

Мать невесело усмехнулась.

– Это тебе так казалось. А жена твоя, судя по всему, другого мнения.

– А вот вы с отцом… – завел Олег привычно.

– Уйти мне надо было от твоего отца, – ровно сказала Лариса Витальевна.

Олег поперхнулся чаем.

– Лет двадцать бы назад, – невозмутимо продолжала мать, – когда он болеть еще не начал. Жила б тогда свою жизнь, а не чужую.

– Мам, ты что… – обалдел Олег. – Как это… Нет, погоди! А как же семья?!

– Семья нужна женщине в юности, а мужчине – в старости, – отчеканила мать. – Баба ребенка родит, до ума доведет – и дальше бы ей жить и жить в свое удовольствие. Для этого муж под боком не нужен, оно и у одной прекрасно получается. А у мужиков все наоборот. Он в юности нагуляется, для себя наживется, а как ему за сорок, так рядом хочется бабу теплую, уютную. Зачем? Чтобы с ним по врачам ходила, котлетки диетические стряпала и рубашки старому козлу гладила. Ласки ему хочется, родной души. А все от беспомощности его!

Мать вдруг отшвырнула пачку сигарет.

– Баба после сорока только на ноги встала, огляделась, у нее глаза загорелись – батюшки мои, сколько ж всего интересного вокруг! А мужик с геморроем и простатой познакомился, перепугался, головку в плечи вжал и ждет – какие ему еще сюрпризы выпадут. Страшно ему. Сукиному сыну! – с чувством добавила она.

Олег застыл с открытым ртом.

– А как же брак? – наконец выдавил он. – Жена должна…

– «Должна, должна»! – передразнила мать. – Останешься без жены, каждый день сможешь это талдычить.

Олег ошарашенно взглянул на нее. Как это – без жены? Нет, в теории он знал, что семьи распадаются. Но это могло случиться с кем угодно, кроме них. Если Вика из брака своих родителей вынесла бессознательный страх перед разводом, то Олег из брака своих – что разводов вовсе не существует.

До разговора с матерью он твердо стоял на земле. Но с каждой минутой в нем все сильнее крепло ощущение, будто его посадили в корзину воздушного шара и тот неумолимо поднимается вверх. Там, в небе, он будет совершенно беспомощен.

– У нас двое детей! – сделал он слабую попытку привязать шар к колышкам.

– То-то она сейчас с ними! – издевательски восхитилась мать. – Носы их сопливые вытирает, брюки гладит, уроки учит. А?

Олег молчал. Мать была права. Двое детей не удержали Вику от того, чтобы уехать одной отдыхать. Вряд ли они удержат ее, если она вздумает отдохнуть от них насовсем.

Он поднял с пола пачку, вытащил оттуда тонкую дамскую сигарету и закурил, не вполне осознавая, что делает.

Некоторое время они сидели молча. Олег курил, мать смотрела в окно.

– Испортила я жизнь и себе, и отцу твоему, – вдруг очень спокойно сказала она. – Пару разочков бы ему по мордасам съездить, один раз вещички собрать – и присмирел бы он. А я все притворялась перед кем-то. Идеальную супругу разыгрывала. Так разыгралась, что сама себя в этом убедила. Всепрощающей быть – оно ведь удобно, Олежек. Как будто у тебя корона на макушке.

Мать вскинула голову и стала в самом деле похожа на королеву в изгнании. Тяжелый взгляд, царственная осанка…

Олег впервые подумал о том, что в браке мать была несчастна. Королевы никогда не бывают счастливыми.

Он тяжело поднялся, молча поцеловал ее в гладкий пробор и вышел.

На этом удары судьбы не закончились. Вернувшись домой, Олег застал Ольгу Семеновну, их соседку, чихающей как простуженный кашалот. Пришлось отправить милейшую старушку домой, позвонить на работу и попросить неделю отпуска.

– Перекантуемся, пацаны, – пообещал Олег сыновьям. – Весело поживем, ага?

Он свято верил в то, что говорит.

Сложности начались в первый же день. Все эти годы домашнее хозяйство было на Вике. Олега изредка привлекали к сугубо мужским делам вроде замены треснувшего плафона или починки крана.

Все прочие заботы, связанные с домом, представлялись ему не то чтобы необременительными – даже не заслуживающими размышлений о них. В доме его родителей хозяйством занималась только мать. Олег к этому не имел никакого отношения. Женившись, он передал Вике эстафетную палочку по обслуживанию самца хомо сапиенса, крупного, восьмидесятикилограммового. Потом появились еще два мальчика, но для Олега это ничего не изменило.

Первый сюрприз ему преподнес собственный старший сын, отказавшись есть сваренную папой кашу с мотивировкой «она с комочками». Олег трижды переваривал треклятую манку, но в конце концов рявкнул на Кольку и велел лопать что дают.

Потом они опоздали в школу.

После школы они опоздали на тренировки.

Вика перед отъездом битком забила морозилку едой. Если бы Олег вспомнил об этом, его жизнь стала бы значительно проще. Но кто-то там, наверху, не желал облегчать существование Олега Маткевича, и он потратил два часа на то, чтобы приготовить ноющим голодным мальчишкам пиццу.

Пицца в итоге отправилась в мусорное ведро. Ужинали отварной картошкой.

Следующие несколько суток превратились для Олега в непрекращающуюся борьбу с пучиной быта. Быт побеждал с разгромным счетом. Он засасывал Олега, переваривал и выплевывал. Собственные дети представлялись Олегу фабрикой по производству мусора, а трижды в день – аннигиляторами пищи. Махнув рукой на все, он закупил пять килограммов пельменей и четыре коробки замороженных блинов, после чего проблема с ужинами и обедами была временно решена.

Но внутри толкнулся нехороший червячок. Червячок напомнил, что Вика никогда не покупает полуфабрикаты.

Прокатившись один раз на маршрутке с обоими сыновьями, Олег проклял муниципальный транспорт и пересел на машину. Они перестали опаздывать на тренировки.

Но червячок толкнулся второй раз: у Вики машины не было.

Во вторник Колька подрался с мальчиком из параллельного класса. Олега вызвала классная руководительница. Он провел в школе три самых бессмысленных часа в своей жизни и вышел оттуда, лелея террористические замыслы о подрыве этого славного учебного заведения.

Школа-еда-кружки-уборка-уроки. Олег не мог понять, как Вика ухитряется все это успевать да еще и работать.

Еще он хотел бы знать, как жена избегает рукоприкладства. Олег любил своих детей. Но это не мешало ему страстно желать отлупить их строго раз в четыре часа.

Ему вспомнилось, как Вика просила подарить кофеварку. На ее месте Олег просил бы самогонный аппарат. Никакого терпения не хватит воспитывать этих двух обалдуев, думал он, а тут выпил – и нервишки не так шалят.

Червячок незаметно превратился в змею. Змея кусала и шипела. Змея роняла ядовитые капли: «А помнишшшшь? Помнишшшшшь? Помнишшшь, ты обидел ее?» Олег помнил, и от этого становилось совсем тошно.

К четвергу у него закончились все вопросы, кроме одного: почему его жена выбрала для поездки такую близкую страну. Сам он с удовольствием смылся бы на Луну, если бы было на кого оставить детей.

А в пятницу Вика не прилетела.

Телефон сообщил, что аппарат абонента выключен или временно недоступен.

Абонент был недоступен и в субботу.

И в воскресенье.

В понедельник, в девять часов утра Олег Маткевич входил в квартиру частного сыщика Макара Илюшина.

Глава 7

– Алес, спускайся! – повторил Бенито.

«Мамочки родные! – жалобно пискнула Викина Плакса. – Отдай им все, пока не поздно, и умоляй, чтобы не убивали!» Внутренний скептик напряженно молчал.

Из темноты наверху медленно, как всплывающий со дна омута покойник, проявилась фигура. Сердце у Вики застучало так, словно пыталось разбить клетку ребер, вырваться на волю и улететь. Куда угодно, только подальше отсюда! Что это за ужасный человек, похожий на призрака?

Но какая-то часть Вики внезапно активизировалась, и, как ни удивительно, это была та самая женщина, которой принадлежал голубой блокнот: беззаботная мечтательница, легкая душа, больше всего любящая петь и путешествовать. Там, где Плакса готова была отдать все, не предприняв даже слабой попытки защититься, Путешественница собиралась вступить в драку и прикидывала, есть ли на ее стороне хоть какое-нибудь преимущество.

Вика быстро обшарила взглядом пространство. Сумка? От нее никакой пользы! Стол? Блюдце? Кресло?

Кресло!

Она метнулась к груде сваленной мебели и вцепилась в гнутую ножку, изо всех сил дергая ее в попытках оторвать. Будет чем биться!

Ей это почти удалось, когда человек на лестнице заговорил.

Услышав голос, Вика резко обернулась. На лице ее было написано такое изумление, что Бенито расхохотался в голос. Злой это был смех, издевательский, но сейчас Вика была рада и такому.

– Бона сэра, – проговорила девушка в пижаме, стоявшая на лестнице.

Смех оборвался.

– Алес, сейчас не ночь! – устало, как показалось Вике, сказал Бенито.

Девушка не ответила. Она спускалась, осторожно переставляя ноги, как если бы перед ней были не ступеньки, а вода. Она словно погружалась в их залу с ее полумраком: осторожно, боязливо.