Я рисую ангелов - Анна Викторовна Томенчук
Сэм вежливо кивнул.
– Приглашаю вас на ужин. Что насчет завтра? Мы с Тео любим субботние вечера. Подготовим что-нибудь особенное. И познакомимся поближе. Кристианна работает со мной несколько лет, но так и не рассказала, кто стал тем счастливчиком, с которым она пошла под венец. Я искренне рад за вас. Она редкий алмаз.
Крис зарделась. Алексон вежливо кивнул:
– Мы с удовольствием приедем. К тому же о Теодоре Рихтер в нашем городе ходят легенды, а я до сих пор с ней не знаком.
Мужчины обменялись рукопожатиями, Кристианна следила за этим из-под полуопущенных ресниц. Убедившись, что все хорошо, она снова взяла Муна под руку и решительным шагом направилась в крыло администрации. Оба молчали. Сэм думал о том, что отхапать себе такого мужа – это редкая удача, о том, что, возможно, это сделано специально и все ее слова о любви и страсти в постели – игра. Но Мун был в форме и рядом с Алексоном смотрелся ровесником, если не моложе. От Магдера шла непонятная энергия. Та энергия, которую хотелось запечатлеть. Он почему-то представлялся художнику в виде языческого бога, который хранит закон. Беспристрастный, отчужденный бог, он не понимает, что такое эмоция, но безошибочно определяет чью-то вину, стоит на грубой каменной лестнице, высеченной в скале, держит в руках весы. На нем темно-синяя тога, а черные глаза отливают синевой. Темные волосы длиннее, чем в реальности, лежат на плечах. Но даже тога не скрывает дыру там, где должно располагаться сердце. Сэм довольно улыбнулся. Нужно успеть это нарисовать.
Договор они подписали за несколько минут. Самуэль привык не читать документы, которые ему подавала Кристианна, зная, что она десять тысяч раз все проверила. И даже если сейчас она действовала в интересах мужа, это всего лишь деньги. Деньги – ерунда.
– Интересно, здесь есть камеры? – чуть слышно спросил Сэм.
– Что?
– Ты заслуживаешь отменного наказания, мерзавка. И получишь его прямо сейчас.
Серо-зеленые глаза художника остановились на белой двери с табличкой «Техническая». Он подошел к двери, дернул ручку. Она поддалась. Внутри оказалось небольшое помещение с проводами, столом и рядом шкафов. Никаких камер он не заметил, а оснований думать, что в ЦДХ сделают скрытое видеонаблюдение в чулане, не было.
– Сэм, что ты затеял? – так же шепотом спросила Кристианна, уже дрожа от предвкушения.
Он втащил ее в комнату, запер дверь, огляделся, выбрал мягкий длинный провод и поманил ее к себе.
– Наказать тебя, разумеется. Могла и раньше сказать, кто твой муж. А теперь иди сюда. И ни слова!
* * *
17:43
Старый Треверберг
Няня покормила Софию, уложила ее спать и ушла, оставив Сэма и Теодору с младенцем на руках. Самуэль, для которого София была четвертым официальным ребенком и он даже сам не знал каким по счету вне брака, с детьми сидеть не любил. Он не понимал, что с ними делать, как общаться. Вот процесс их создания – другое дело. Здесь Самуэль был мастером. Самым настоящим, с регалиями и достижениями (детей же можно считать достижениями, как-никак?). Художник часто говорил, что именно любовь к женскому телу помогала ему так долго сохранять молодость и силу тела собственного. Но детей он все равно не любил.
Сэм сидел в мастерской, когда дом оглушил звонок в дверь. Тео была в спальне с Софией, и беспокоить ее художник не хотел, поэтому спустился на первый этаж, увидел в видеофоне двоих незнакомых мужчин и значок полицейского и, тяжело вздохнув, нажал на кнопку открытия дверей.
– Я офицер Тресс, это Говард Логан, мы из полиции, – заявил темноволосый и темноглазый мужчина лет тридцати пяти-сорока. – Не застали вас на работе и позволили себе наглость заявиться сюда.
– Проходите. Виски, коньяк, кофе, чай, вода?
– Кофе, пожалуйста. Черный, без сахара. Нам обоим. Спасибо.
Офицеры прошли в дом. Оба в кожаных куртках, спокойные и немного отрешенные. У художника в этот момент они ассоциировались со всадниками Апокалипсиса. За тем лишь исключением, что если от них и шел холод, то не могильный. Сэм не мог похвастаться хорошими отношениями с полицией. В молодости он много бедокурил, а сейчас стабильно нарывался на хранителей дорожного движения. Штрафов присылали столько, что он перестал считать. К счастью, последние несколько лет всей его бухгалтерией (и даже штрафами) занималась Кристианна. Мун отправился на кухню, гадая, уснула ли Теодора. Он не хотел, чтобы она видела в доме полицейских. Тресс и Логан последовали за ним.
Полицейские расположились за кухонным островом, находившимся в центре просторного помещения. Сэм ненавидел ограниченные пространства и поэтому везде, где можно было избавиться от стен, он от них избавлялся. Художник включил кофеварку и обернулся к гостям, положив руки на столешницу.
– Кофе будет через минуту. Чем обязан?
– Нам нужна ваша консультация как художника, – начал Логан, доставая из портфеля бумагу, – но сначала мы хотели бы подписать соглашение о конфиденциальности, так как дело предстоит щепетильное.
Мун усмехнулся.
– Дело Рафаэля, конечно же. Гоните ваш документ, подпишу. Я же не журналист, чтобы гнаться за сенсациями. А картины долго пишутся. К моменту, когда я что-то смогу презентовать, вы уже поймаете этого ублюдка.
Кофемашина оповестила художника о том, что кофе готов, он разлил ароматный напиток по чашечкам и передал их полицейским. Налил себе в чашку побольше и добавил туда молока. Говард Логан положил документ перед Сэмом, тот подписал, не вчитываясь, вызвав саркастическую улыбку у криминалиста.
– А если бы здесь было признание в этом преступлении?
Художник побледнел. Предположение офицера было и странным, и неожиданным. По спине пробежал холодок.
– То вы посадили бы невиновного.
Никто не засмеялся. Логан внимательно проверил подписи на документе, спрятал его в портфель и умолк, позволяя офицеру Трессу вести беседу. Артур Муну казался демоном, который говорит меньше, чем знает. У него была непривычная для офицера полиции слишком тонкая внешность, которая подходила бы скорее деятелю культуры или доктору, но глаза выдавали полицейского с головой: взгляд был прямым и холодным. Логан еще слишком молод, чтобы делать какие-то выводы, но в глазах уже столько всего, что хватит на десять картин. Художнику всегда нравилось наблюдать за лицами людей. Он не относил себя к портретистам, но на многих картинах изображал то, что видел на протяжении жизни, помещая людей в тот или иной сюжет.
– Вы знакомы с миссис Броу, мистер Мун?
– Аделаида Броу сотрудничает с Центральным домом художников, она консультирует молодых по
