Надломленный мозг - Валерий Александрович Пушной

Медленно подручные положили пистолеты возле себя. Коршун снова сказал в ухо Тимуру:

— Вторые экземпляры — тоже! — Он требовал со знанием дела.

— Вторые стволы! — повторил Сихонов.

Неохотно задрав штанины, подручные вытащили вторые пистолеты и аккуратно положили рядом с первыми. Можно было попытаться не подчиниться требованиям Коршуна, а выставить собственные условия, но в этом случае непредсказуемость подельника не давала никаких гарантий Сихонову. Коршун, отчаявшись, просто чиркнет ножом ему по горлу, и все. А что произойдет после этого, Тимур уже не будет знать. Впрочем, догадаться можно было. Коршун всегда был шустер, как веник. По большому счету, Сихонов не предполагал, что после взрыва на АЗС Коршун останется живым. Уверен был, что от того останутся одни обгорелые подошвы, однако этого не случилось. Даже царапины не получил, не говоря уже об ожогах. Умен. И теперь опять пытается выжить. Но как раз этого ему нельзя позволить.

— Ножички — на землю! — сказал Коршун Тимуру, сильнее вдавливая нож в гортань.

Казалось, что лезвие надрезало хрящи гортани. Тимуру было трудно говорить, он захрипел. Коршун чуть ослабил нажим ножа, и Сихонов сипло посоветовал:

— Ты осторожнее. Не переусердствуй.

Рука Коршуна с ножом задрожала, он повторил:

— Ножички, я говорю!

— Положить! — распорядился подручным Тимур.

Достав ножи, поглядывая зло на Коршуна, подручные положили их у ног. В другом положении Сихонов одним поворотом мощного плеча раздавил бы Коршуна, как козявку. Но сейчас любое его неосторожное движение могло привести к непоправимым последствиям.

— Пусть отойдут на пять шагов! — сказал Коршун.

— Да! — кровенея лицом, выдохнул Сихонов.

Попятившись от оружия, подручные отсчитали в уме шаги. Смотрели на Коршуна как на смертника, каждый из них думал, что никуда тот не денется. Ждали момента, когда смогут кинуться к оружию и разорвать парня на куски. Не сомневались, что такой момент скоро наступит. Сихонов тоже был уверен в этом. Просто всему свое время. Коршун пытается продлить себе жизнь, цепляется за нее, но Тимур уже видел, как тело парня бьется в конвульсиях на земле и как он захлебывается собственной кровью. Сжимая пальцы в кулаки, Сихонов не чувствовал рук. Они висели как плети. Его мощные руки, которыми он способен был переломить хребет любому. Но этими руками он не мог пошевелить сейчас, потому что нож у его горла оказывался сильнее.

— Пусть отвернутся мордами в другую сторону! — проговорил Коршун, и в ухе у Тимура зазвенело от его голоса.

— Да! — снова выдохнул Сихонов.

Вперевалку подручные повернулись спинами.

— А теперь мы с тобой медленно пошли вправо, к углу дома! — сказал Коршун. — И давай без придури — нож очень острый, войдет, как в масло!

Тихо они двинулись вправо. От всякого резкого движения нож в руке Коршуна, висевшего на плечах Тимура, дергался и резал кожу на горле Сихонова, выдавливая капли теплой крови. Пока они двигались к углу дома, подручные дергались и поворачивали головы. И Коршуну приходилось окорачивать их:

— Стоять, козлы, иначе ему крышка! Харями не крутить!

Подельники замерли, а Тимур и Коршун скрылись за углом. Но в ту секунду, когда Тимур и Коршун скрылись за углом, подручные бросились к своему оружию. И в ту же секунду Коршун резко нажал на нож и провел им по горлу Тимура. Схватившись руками за разрезанное горло, захрипев, захлебываясь собственной кровью, Сихонов рухнул на землю. Забился в конвульсиях. Выбежавшие из-за угла дома подручные не увидели Коршуна. Его след простыл. Метнулись туда-сюда, спотыкаясь на обломках дома, но Коршун исчез, как будто его не было. Разъяренные, вернулись к телу Сихонова. Тот лежал в луже крови. Красивый новый костюм покрылся ее пятнами. Подручные ничего не сказали друг другу, даже не переглянулись между собой. Затравленно кинули взглядами вокруг и тихо скрылись. Утро отступало перед натиском ясного летнего дня.

4

После побега от Сихонова Инга с ребенком не пошла домой — боялась, что там ее быстро найдут. Устав от бесконечного бега, опустилась на скамейку возле подъезда какого-то дома, прижав к себе плачущего ребенка. Надо было поменять памперсы и пеленки, но у нее ничего не было, да и сил больше не было. Она покачивала младенца и тихонько вздрагивала, уткнувшись носом в пеленки. Так прошла ночь, и из-за горизонта стал пробиваться серый рассвет. Наваливался сон. Но она настойчиво отгоняла его. Поднимала лицо, трясла головой и напрягала зрение, пытаясь вырвать сознание из тумана сонливости. Не заметила, как во дворе появился дворник. Лишь услыхала шум метлы по асфальту и бряканье металлического совка. Сжалась. Ребенок снова заплакал. Достала грудь. И в этот миг сбоку раздался женский голос:

— Ты чего в такую рань с ребенком на скамейке в одном халате и тапках сидишь?

Повернув голову, Инга увидала смуглую молодую женщину в робе дворника с метлой и совком в руках. Она говорила с небольшим акцентом, ее широкие брови и добрые глаза в сером рассвете особенно выделялись на хорошем лице.

— Больше негде, — тихо отозвалась Инга, вздохнув.

— И ты что же, всю ночь здесь просидела? — удивилась женщина.

— Больше негде, — снова прошептала Инга и снова вздохнула.

— Как же так? У тебя же маленький ребенок.

— Да.

— И пойти не к кому?

— Сейчас я ничего не знаю.

Положив в траву за скамейкой совок и метлу, женщина решительно сказала:

— Пошли.

Не спрашивая ни о чем, Инга поднялась и пошла за нею чуть прихрамывая. Та привела ее в соседний дом, в двухкомнатную квартиру на первом этаже. Одна комната была занята мужчинами, во второй стояли две кровати и шкаф. Правая кровать застелена. Инга почему-то сразу решила, что это кровать дворничихи. На кровати слева, оторвав голову от подушки на шум в дверях, прикрываясь одеялом, проснулась молодая девушка. Введя Ингу в комнату, женщина сказала девушке:

— Поднимайся, бока отлежишь! — Показала на Ингу. — Покорми ее и с ребенком помоги, пока я не приберусь во дворах.

Мир не без добрых людей — все-таки их больше, чем тех, кто считает, что человеком руководит ненависть и зависть. Отдохнув и придя в себя после бессонной ночи, Инга решила, куда ей пойти. Вечером собралась, поблагодарила приютивших ее женщин и намерилась выходить, но женщина остановила:

— Погоди же ты. Куда на ночь глядя? Пешком по городу в таком виде? Сейчас тебя отвезут. Скажи, в какую сторону ехать? — Она вышла в другую комнату и скоро вернулась с мужчиной той же национальности, что сама, сказала: — Он отвезет.

Старенькие «Жигули» подвезли Ингу к дому, на который она указала. Мужчина проводил до подъезда.