Татьяна Моспан - Партия в преферанс
Еще бы не разрешить, если весь институт имел в среднем полтора рабочих часа в неделю. Отсутствие Першина вообще мог бы никто и не заметить, но Николай решил подстраховаться.
А дальше… Дальнейшие действия виделись ему достаточно смутно. Прежде всего необходимо было отыскать человека, который бы рассказал ему о том, что же произошло тогда в Ежовке.
Эта задача только на первый взгляд казалась простой. Бабушка Маня давно померла, лет десять назад в результате несчастного случая погиб дядька Федя. Настя, горластая, веселая, которой, казалось, сносу не будет, ненадолго пережила мужа. Простудилась зимой, подхватила воспаление легких и умолкла навсегда.
Мать, помнил Колька, сильно переживала похороны родных. С её слов знал, что дочери Насти и Феди, заколотив дом в Родоманове, разъехались кто куда. Валя, старшая, кажется, в Вязьме живет, а младшая, Аннушка, ещё дальше упорхнула. Так что никаких родственников в тех краях у Николая больше не осталось.
Была ещё мамина подруга тетя Люба, Любовь Ивановна Пчелкина. Если кто и мог что-то интересное рассказать Николаю, то это она. Только вот где её искать? Последний раз она приезжала к ним в гости года за полтора до маминой смерти. У неё была ещё дочь Вера, вспомнил он, худощавая угловатая особа. Она тоже пару раз приезжала вместе с матерью в Москву. Николай помнил, что он чувствовал себя очень неловко и скованно в её обществе. Кажется, она работала учительницей в Гагарине.
Ну да! Николай в возбуждении заходил по комнате. Пчелкины из Родоманова в Гагарин переехали. Тетя Люба несколько раз звонила матери оттуда. В принципе, город Гагарин не Москва, человека там найти можно.
Раздавшийся телефонный звонок ударил по нервам.
Николай осторожно приблизился к аппарату. Он не ждал сейчас никаких звонков.
— Алло, — скованно сказал он.
— Мне нужен Першин Николай Федорович, — строго сказал незнакомый женский голос.
— Это я, — с удивлением ответил Николай.
— С вами говорит дочь Любови Ивановны Пчелкиной. Меня зовут Вера. Маме очень плохо, она в больнице. — Голос дрогнул. — Она… хотела бы видеть вас. Говорит, что это очень важно. Вы сможете приехать?
Николай, слушая далекую Веру, не мог прийти в себя от изумления. Такого не бывает! С ним никогда не случалось подобных совпадений.
— Алло, вы слышите меня? Мама беспокоится. Она… она очень плоха.
— Да, да, я приеду. Вера, не волнуйтесь, я обязательно приеду!
Часть II
Игра втемную
Глава 7
— …У тебя деньги на похороны есть?
Голос по телефону был грубый и до того громкий, что Доронькин отстранил трубку от уха.
— Еще раз спрашиваю, у тебя деньги на достойные похороны есть?
— Ну зачем так, — просительно начал Славик, — мы же договорились, что последний срок…
Его перебили:
— Учти, больше напоминать не будем, этот срок действительно последний. Не расплатишься — пеняй на себя. Будешь лежать в своей квартире, пока соседи по запаху ментовку не наведут. Понял?!
— Я расплачусь, как и обещал, — выдавил из себя Славик, но по ту сторону уже повесили трубку.
Доронькин вскочил и забегал по комнате.
— Ну, влип, ну, влип! — запричитал он. — Идиот, связался с уголовниками на свою голову, теперь жди, когда пристрелят, как собаку и бросят подыхать в собственной квартире.
Дела Славика последнее время шли неважно. А точнее: совсем плохо шли дела. А он уже привык к привольной жизни, деньги, не считая, тратить привык. Кабаки, телки, поездки за границу…
Правда, специально на баб ничего не тратил, никогда не дарил подарков, даже недорогих. Еще чего! Ему нравилось посещать с очередной пассией модные тусовки, выставки. После этого, естественно, вел подругу обедать.
Сейчас, бегая по квартире, вдруг вспомнил один вечер в ресторане, где за вход брали по сто пятьдесят долларов с носа.
— Тусовая вечерина, — закатывая глаза, щебетала в восторге накрашенная куколка.
Ну-у, мудак! Сейчас бы эти денежки не помешали. Нового русского решил из себя корчить, кретин недоделанный!
Деньги текли сквозь пальцы. Куда что девалось, понять не мог, ему вечно не хватало на жизнь. На две недельки пару раза в год катал в Баден-Баден…
Он мечтательно закрыл глаза. Эх, что теперь вспоминать! На курорте делал нужные знакомства, поддерживал старые связи. Легко жил и думал, что так будет всегда.
Славик тоскливо уставился в окно.
На этих бандюков его вывел старый знакомый со смешной фамилией Фингалов. Не будь такая нужда в деньгах, сроду бы с такими головорезами не связался. Но налички, как всегда, не хватало. А тут ещё иномарку почти новую взял, черт бы её побрал! Простой «жигуль» его уже не устраивал, на белой «Ауди» покатать захотелось.
С иномарки все и началось. «Ауди» предложил тот же Фингалов.
— Почти новая, бери не задумывайся.
— С финансами туго, — стал отказываться Славик, а у самого уже глаза загорелись. О такой машине можно только мечтать!
Старенькую «Вольво» он продал недавно по дешевке и уже подумывал о новой иномарке. «Ауди» шестой модели (А-6) — автомобиль дорогой, новый от двадцати пяти до тридцати тысяч баксов стоит. Он собирался подобрать что-нибудь попроще.
А Фингалов не отставал, ещё цену сбавил.
— Слушай, меньше не могу. Двадцать просил, за пятнадцать уступаю. Продать быстро надо. А дешевле только даром. Неприлично тебе, бизнесмену, на «жигуленке» ездить. Клиенты не поймут.
Вот тут он был прав. На больную мозоль наступил. Встречают-то по одежке, Доронькин это по себе знает. Иногда пыль в глаза пустить не помешает. Вывеска при его бизнесе — первое дело.
Фингалов, видя, что лед тронулся, сказал:
— Тут дельце одно наклевывается, если берешь машину, могу поспособствовать…
Речь шла о реализации большой партии ювелирных украшений. Приятель предложил Славику выступить посредником.
— А сам что же? — недоверчиво спросил Доронькин. Его смущали и сравнительно небольшая цена за иномарку, и предложенное «дельце». — Благотворительностью, насколько я помню, ты не занимаешься.
— Чудак-человек, почему я свою А-6 почти вдвое дешевле продаю, неужели думаешь, у прожженого дельца Фингалова денег нет? — Он пожал плечами. Отбываю за океан, так что, сам понимаешь… Вернусь, возьму новую машину, а этой чего зря в гараже ржаветь? Да и украсть могут. Деньги должны работать на человека.
И Славик решился. Выгреб все загашники, чтобы расплатиться за машину и, думая по-быстрому заработать, сдуру вляпался в историю с золотишком. Когда опомнился, было поздно, он оказался связанным по рукам и ногам.
Изделия из драгметаллов были явно ворованными прямо с завода, на них даже бирки сохранились. У Доронькина имелся покупатель на такие штучки, видавший виды старикашка, с которым уже не раз обделывал темные делишки, потому он и поддался на уговоры Фингалова.
Но когда на этот раз Славик обратился к нему, тот замахал руками и ногами.
— Ты что, охренел, парень, уголовку на меня навести хочешь? — шипел он, трясясь от злости и пугливо оглядываясь по сторонам
— Раньше брал.
— Мало ли что раньше было, — вырвалось у старика. — Теперь другие времена. Да и не было ничего, — спохватился он. — А будешь много болтать… — Он многозначительно поднял глаза вверх: — И на тебя статья найдется, понял?
— Уж как не понять.
Старикан проводил гостя до порога.
— Идите, молодой человек, идите. У меня уже такой возраст, что пора и о душе подумать. — Он наклонился к Славику и сказал: — Мы с тобой не знакомы, ты ко мне не приходил.
Стальная дверь громко хлопнула, и Славик остался стоять на лестничной площадке.
«Как же, — со злостью подумал он, — будет эта старая акула о душе думать! Прихватили небось крепко старого мудака за задницу, он и запаниковал».
Доронькин попробовал сунуться ещё к одному оптовику, но тот с ним даже разговаривать не стал.
— Голуба, этими побрякушками все завалено. Потолочную цену просишь, я сам меньше получу. И какой мне смысл? Не в свое дело влез, давно, видать, золотишком не занимался, сейчас рынок… — Оптовик зацокал языком. — Плохой, совсем плохой. Игра не стоит свеч. А то и статью подцепить можно. Учти такой момент: срок амнистии, объявленный к 55-летию Победы, закончился. Теперь когда ещё поблажка нашему брату выйдет…
И Славик испугался. Выходить на других оптовиков не решился. Береженого Бог бережет.
Он попробовал связаться с продавцом и отыграть назад. Из этого ничего не получилось.
— Не крути вола, — оборвал его «продавец». — Так дела не делаются. Была договоренность, значит, все, заметано. Товар у тебя, а что ты с ним будешь делать, меня не чешет. Нам деньги нужны. Еще есть время. Вывод делай сам.
— Не идет по той цене, — начал жаловаться Доронькин, но его слушать не стали.
