Патрик Квентин - Подозрительные обстоятельства
— Ники, милый, какое счастье вернуться домой! Как все? Подожди, увидишь платье. Это мечта! Тысячи мужчин Нью-Йорка сойдут с ума! И такое простое.
По пути в багажное отделение ей пришлось раздавать автографы.
— Ники, я столько думала о нашем представлении… Прости, дорогой, как звали твою парижскую девочку? Моника? Очень милое имя. Я исполню песенку «Любовь к маленькой Монике»… Да, я же сказала, что много думала, и теперь уверена, что Билли прав: наша Прелесть слишком рвется вперед. Придется ее попридержать. Не только ради представления, но и ради нее самой. Мы ведь не хотим, чтобы она выглядела смешной, верно? Что, милый? Ах, это твоя ручка, прости меня…
Вещи начали грузить в машину.
— Двадцать семь пакетов, — сказала мать. — Подарки, дорогой. Небольшие подарки домочадцам.
— Анни, — раздался голос позади нас.
Мы обернулись. Это был Ронни, похожий на ворона, сидящего на бюсте Эдгара По в «Паласе»[1]. Мать за свою карьеру наездившая и налетавшая тысячи миль, всегда радовалась, если среди встречающих вдруг оказывались люди, которых она не ожидала увидеть. Она по-детски засмеялась и бросилась к Ронни.
— Ронни, как чудесно! Со всеми вещами мы в одну машину не влезем. Ты можешь забрать остальное и поехать следом. Для тебя, дорогой, тоже есть подарок, но прошу, наберись терпения.
— «Это судьба», — думал я, глядя на Ронни и сходя с ума от беспокойства.
Ронни с шофером стали помогать укладывать пакеты. Когда погрузка закончилась, мы сели в «мерседес», но не успели тронуться с места, как Ронни застонал.
— Анни, — мрачно сказал он, — ох, Анни…
— Что случилось? — забеспокоилась мать.
— Несчастье, Анни. Настоящее несчастье. Сильвия…
Недаром накануне, после его звонка, я почувствовал неладное. У матери тоже был явно встревоженный вид.
— Сильвия? — повторила она. — Что Сильвия?
— Контракт на роль Нинон… Он подписан…
— Ну? — подстегнула мать.
— Мне казалось, это все. Она получила что хотела, и я думал, что больше мне ничто не грозит. Но, Анни, она преследует меня. Постоянно приезжает ко мне домой на своем «ягуаре». Днем. А по вечерам занимает для меня столик в «Каире». Я ожидал от нее что-либо в этом роде. Ожидал. Но, Анни, без тебя я погибший человек! А вчера вечером…
— Да? — быстро спросила мать. Ронни снова застонал.
— Мы были в «Каире». Выступала Ирфа Китт. Интимная обстановка. Сильвия в платье с обнаженными плечами, волосы распущены… В середине выступления она вдруг берет меня за руку: «Ронни, дорогой, неужели это правда? Мы действительно вместе? Как глупо, что мы расставались друг с другом». И поняв, что я на пределе и готов взорваться, добавила: «Кстати, сегодня днем я заходила к Полу Денкеру. Ты ведь знаешь, он не адвокат, а только мой поверенный, но я подумала, что могу показать ему контракт. Дорогой, по его мнению, он великолепен. И, представь, узнав о наших с тобой чудесных отношениях, Пол сказал, что неплохо бы заключить и другие контракты. Скажем, на съемки двух фильмов в год в течение пяти лет, немного денег и, конечно, проценты…»
Ронни вновь застонал.
— Это было последней каплей. Тем, чего мне не хватало для полного счастья. То мое секретное дело закончилось два дня назад. Теперь она могла бы обратиться в любую газету, и это ничего бы ей не дало. Неожиданно я почувствовал себя свободным. Вот уже двое суток, как кончилась ее власть надо мной! Это был лучший момент в моей жизни. Я наклонился над столиком — благодарение богу, Ирфа-Китт пела достаточно громко — и рявкнул: «Ладно, ты сыграешь роль Нинон дё Ланкло. Из-за тебя картина обречёна на провал, ее будут ругать на всех континентах. Но знай: ничего больше ты от меня не получишь. После того, как ты сыграешь в этом фильме, я позабочусь, чтобы ты нигде и никогда больше не выступала, даже в своем родном Бирменгеме!»
Ронни наклонился к матери.
— О, Анни, ты бы посмотрела на нее! Вся ее натура вылезла наружу. Змея!.. «А как насчет твоего дела, дорогой?» — прошипела она. «Ты опоздала, милая. Дело уже сделано и все в порядке». Тогда она прошипела снова: «А как насчет твоей любимой Анни Руд?» Я ответил: «А что ты можешь сделать Анни Руд сейчас, когда расследование закрыто?» И тогда, тогда…
Ронни выдержал паузу.
— Тогда, Анни… О, Анни, она улыбнулась и поправила свои рыжие кудри! «Мой дорогой, — сказала она, — я думаю, мы все в этом немного замешаны, и уверена, что будет и пятилетний контракт, и многое другое. Состоится и самая шикарная свадьба в Голливуде: Рональд Лайт и Сильвия Ла-Мани…» Я оторопел, а она тем временем достала из запислой книжки вот это…
Дрожащей рукой Ронни полез в карман, извлек листок бумаги и развернул его.
— Теперь я знаю, как она пронюхала о сделке. Теперь знаю.
— Но что это? — вырвалось у меня.
— Диетическая книга была только предлогом, чтобы подняться наверх и заглянуть в комнату Нормы. Она все перерыла и нашла это в столе. Я не нашел, полиция не нашла. Никто не нашел, кроме нее.
— Что она нашла? Да не томи же, ради бога! Ронни положил руку на колено матери.
— Анни, Норма не сумела дозвониться до мисс Лерой. Тогда она начала писать ей письмо. Когда ты вошла в комнату, она, вероятно, услышала шаги и спрятала письмо в ящик. Прочти его. Это фотокопия. Подлинник Сильвия положила в сейф Пола Денкера.
Он протянул листок Матери.
— Мама, читай вслух, — взмолился я. Мать надела очки и начала читать: «Дорогая Летти!
Возможно, тебе будет трудно в это поверить, поскольку ты и не подозреваешь, что скрывается под личиной моего несчастного мужа и престарелой швейцарской актрисы по имени Анни Руд. Но ты должна сделать все, чтобы раскрыть миру истинный облик этих чудовищ. Мой муж не только годами обманывал правительство, что я могу доказать в любое время, но и вступил в преступную сделку с телевидением, которая сулит ему миллионы без всяких налогов. Что касается пресловутой Анни Руд, она из кожи вон лезет, чтабы вырвать из моих рук роль Нинон де Ланкло, а заодно и моего мужа. Но даже это не самое страшное. Я знаю ее еще по Парижу, знаю такое, отчего у тебя кровь застынет в жилах. Больше того. Она знает, что мне это известно, знает, что я могу сообщить об этом тебе. О, Летти, сейчас она у нас дома, и они отключили телефон. Я в ужасе. Она безжалостна. В любую минуту она может войти сюда. Вот я уже слышу ее шаги в коридоре…»
Мать медленно сняла очки.
— Вот, — сказал Ронни, — видимо, она успела написать это перед твоим приходом.
У меня было такое чувство, будто я проваливаюсь в бездну. Только что я верил, что мать не могла этого сделать, потому что не нуждалась в роли Нинон. Но теперь! «…Это не самое страшное. Я знаю ее еще по Парижу, знаю такое, отчего у тебя кровь застынет в жилах…»
— Анни, — Ронни смотрел на мать глазами, в которых читались надежда и любовь. — Я уверен: все здесь ложь насчет тебя, но подумай, что случится, если это попадет в газеты? Анни, я пропал. Мне не остается ничего иного, как подписать с Сильвией пятилетний контракт. Это будет конец моей корпорации. Но… но… другое требование… О, Анни, ты можешь спасти меня. Понимаешь? Стань моей женой. И немедля же!
Никогда в жизни я не видел у матери такого ужасного выражения лица. Но оно быстро исчезло. Однако мать казалась испуганной и враз постаревшей.
— О, Ронни. — Она тяжело вздохнула. — Бедный, бедный Ронни. Это все моя вина… Если бы я не вмешивалась, если бы не пыталась помочь Норме…
— Но, Анни, ты же любишь меня. Я знаю. И знаю, что ты не хочешь связывать себя браком. Но, дорогая, сейчас все зашло так далеко, что нельзя считаться ни с какими принципами. Речь идет о жизни. Моей и твоей. Мы можем тотчас же уехать в Мексику. Ники нас отвезет. Я знаю, что вы заняты своим предстоящим выступлением, но нужен только один день, каких-то двадцать четыре часа…
— Ронни, пожалуйста, — перебила мать. — Ты не должен думать, что я не люблю тебя. Я обожаю тебя и готова в любую минуту выйти за тебя замуж. По крайней мере, я хотела бы… Но… О, дорогой, восемнадцать лет я надеялась и молилась, чтобы это не выплыло наружу. — Она с отчаянием посмотрела на меня, повернувшись к Ронни спиной. — Ты должен знать. Норма пишет об одной вещи, которую она хотела сообщить Летти Лерой. Норма была единственным в мире человеком, кто знал… Я не могу выйти за тебя замуж, Ронни, потому что я уже замужем.
— Замужем? — захлебнулся я.
— Замужем?! — воскликнул Ронни. Мать сжала мою руку.
— Не за твоим отцом, Ники. Это было после его смерти, перед тем, как я приехала в Штаты… Тайный брак, сумасшедший, безрассудный.
— Но кто же он? — вскричал Ронни. — Во имя всех святых, скажи, кто он?
Это был ужасный момент, но мать снова овладела собой.
— Дорогие мои, вам я признаюсь, но вы должны поклясться, что ни одна душа в мире не узнает ни слова. Не столько ради меня, сколько ради него. Я не могу назвать его имени. Если я это сделаю, то никогда не прощу себе. В своей стране он — видная фигура. Незадолго до того, как я приехала сюда в Америку, там разразился кризис. По политическим мотивам его снова женили, насильно. И очень быстро, времени для развода не было.
